Принцессы немецкие – судьбы русские - Инна Соболева

Но вернусь к отношению Александры Федоровны к Пушкину. На следующий день после гибели поэта она пишет своей подруге, графине Бобринской: «Этот только что угасший Гений, трагический конец Гения истинно русского…». Тогда же ее супруг пишет сестре, герцогине Веймарской Марии Павловне: «Здесь нет ничего такого любопытного, о чем бы я мог тебе сообщить. Событием дня является трагическая смерть пресловутого Пушкина, убитого на дуэли…». Итак, для него – пресловутый Пушкин. Для нее – истинно русский Гений. Она, ученица Жуковского, поэзию чувствует и оценивает безошибочно. Правда, в том же письме добавляет: «Бедный Жорж, как он должен был страдать, узнав, что его противник испустил дух»…

А зависть… Уверена, это всего лишь миф, потому что завидовать можно только тому, чего страстно желаешь и не можешь получить. Смыслом жизни для Александры Федоровны была счастливая семья. Больше она ни о чем не мечтала. А Елизавета была лишена и супружеской любви, и счастья материнства. Чему же тут завидовать? Жалеть, сочувствовать – да, можно. Тем более что, если судить по трагически коротким месяцам, которые судьба подарила Елизавете, чтобы она почувствовала себя матерью… Елизавета в полной мере была наделена материнскими чувствами.

Вообще-то матери в семействе Романовых не всегда были безупречны. Екатерина Великая не испытывала нежности к единственному сыну. Мария Федоровна детей муштровала, как солдат. О ее отношении к дочерям я уже писала. Но даже для своего любимца Николая она сумела выбрать воспитателя, который способствовал развитию всего дурного, что было в мальчике, и старательно истреблял все хорошее.

Александра Федоровна была замечательной матерью. С ней было легко, ей можно было доверить любую тайну. На выдумки и озорные проделки была неутомима и, что самое поразительное, умела вовлечь в веселые игры сурового отца своих детей. Особенно все любили придуманную ею увлекательную игру, в которую играть можно было только в Петергофе. Императрица делила детей на две «армии», бросала жребий, у кого из «полководцев» начальником штаба будет сам государь. По его сигналу «армии» сквозь брызги неслись от Самсона вверх по каскаду. На верхней площадке, перед входом во дворец, их ждала матушка. Тем, кто добрался первыми, вручала призы. Родители веселились не меньше детей.

Всего она родила семерых. Потом ей будут ставить кто в вину, кто в заслугу (в зависимости от отношения к Марии Федоровне), что она подражала свекрови, рожая много детей, а то и пыталась превзойти ее. Что касается подражания, думаю, об этом и мысли не было. Просто она была человеком верующим: сколько детей Бог дал, столько и в радость. К тому же по душевному складу она была идеальной матерью семейства. Любовь к детям была для нее естественным продолжением любви к мужу. Предположение же, что она хотела превзойти свекровь, вообще не выдерживает критики. Она была женщиной хрупкой, болезненной, рожала и приходила в себя после родов очень тяжело. Куда уж ей было тягаться с корпулентной, одаренной отменным здоровьем Марией Федоровной!

«Довольно весело всегда иметь в доме маленького ребенка, но я хотела бы все-таки отдохнуть в течение нескольких лет», – писала она императору Александру I в ноябре 1825 года. Она снова была беременна. Ему оставалось жить всего несколько дней. Последний шаг отделял от трона ее Никса…

Отступление о новогодних елках и о любви к театру

Сегодня трудно себе представить, что когда-то в России даже не слышали о новогодних и рождественских елках. Правда, Петр Великий повелел в Новый год украшать дома и кабаки еловыми ветками, позаимствовав этот обычай в Германии.

Но ветки – всего лишь ветки, а настоящей елкой многие поколения наших соотечественников обязаны Александре Федоровне. Это она ввела обычай праздновать Рождество (а потом и Новый год) у нарядно украшенной елочки. До ее приезда в Россию и в первые годы ее жизни в Петербурге императорская семья обычно встречала Новый год в Эрмитажном театре. Вот как, по воспоминаниям бывшего камер-пажа Дарагана, начинался один из праздников: «Вечером 1 января 1819 года для ужина императорской фамилии в этом театральном зале разбивали стеклянную палатку, которой потолок и бока представляли разнообразные узоры из плотно связанных стекляшек. Сквозь эту стеклянную ткань она освещалась снаружи, а внутри от канделябр императорского стола. На сцене за палаткой играла роговая музыка обер-егермейстера Нарышкина. Эта невидимая и необыкновенная музыка, этот стеклянный шатер, который при освещении казался сотканным из бриллиантов и драгоценных камней, невольно переносили в волшебный сказочный мир».

Любопытно, что в первый день нового года доступ в Зимний дворец был открыт для всех. Входной билет мог получить каждый, независимо от чинов и званий, правда, при условии, что будет прилично одет. Желающих встретить праздник вместе с царским семейством всегда набиралось множество. Толпа с трудом раздвигалась, чтобы дать императорской фамилии возможность пройти по всем парадным залам под звуки полонеза. В первой паре шли Александр I и Мария Федоровна (ей необходимо было продемонстрировать публике, что она, а не царствующая императрица, – хозяйка в доме); за ними – великий князь Николай Павлович с императрицей Елизаветой Алексеевной, младший брат императора Михаил Павлович с Александрой Федоровной, потом все придворные попарно. Этот церемониальный проход открывал новогодний бал, который длился всю ночь.

С началом нового царствования в праздновании Рождества и Нового года появилось новшество: в сочельник, после всенощной службы в придворной церкви императрица Александра Федоровна устраивала елку. Она всегда старалась придумать что-то новое, чтобы развеселить и порадовать близких. Вообще-то елка была предназначена для своих детей, но она всегда приглашала всю свиту. Разумеется, с детьми. Слухи о веселых праздниках вокруг елки, о подарках, хороводах, маскарадах быстро распространились по столице, а потом и по всей России. Праздничная елка пришлась по душе всем, и очень скоро без нее зимние торжества стали казаться немыслимыми – начинание Александры Федоровны превратилось в народную традицию.

О том, как проходили рождественские и новогодние праздники, которые устраивала Александра Федоровна, вспоминала фрейлина императрицы Мария Петровна Фредерикс: «…Имели каждый свой стол с елкой, убранной разными подарками… Нас всегда собирали сперва во внутренние покои ее величества. Там около закрытых дверей концертного зала или ротонды в Зимнем дворце, в которых обыкновенно происходила елка, боролись и толкались все дети между собой, царские включительно, кто первый попадет в заветный зал. Императрица уходила вперед, чтобы осмотреть еще раз все столы, а у нас так и бились сердца радостью и любопытством ожидания. Вдруг слышался звонок, двери растворялись и мы вбегали с шумом и гамом в освещенный тысячами свечей зал. Императрица сама подводила каждого к назначенному столу и давала подарки. Можно представить, сколько радости, удовольствия и благодарности изливалось в эту минуту… Елку со всеми подарками потом мне привозили домой и я долго потешалась и угощалась с нее, эти подарки состояли из разных вещей, соответственно летам. В детстве мы получали игрушки, в юношестве книги, платья, серебро; позже бриллианты и тому подобное. У меня до сих пор хранится письменный стол с одной из царских елок…».

Письменный стол – не самый оригинальный подарок, хотя определенно, намек на то, что не стоит пренебрегать образованием. Под Рождество 1843 года Александра Федоровна порадовала великую княжну Александру Николаевну весьма оригинальным подарком: привязала к елке, предназначенной для дочери, ее жениха. Сколько смеха, сколько шуток было в тот вечер…

Только радость оказалась недолгой. Вскоре после свадьбы Александра заболела туберкулезом. Она была уже беременна. Родители до последнего дня пытались спасти дочь. Им было доступно все, на что была способна медицина того времени. Но усилия врачей, забота близких, нежность мужа оказались бессильны: Александра умерла, родив мертвого ребенка. Это было первое и самое страшное горе счастливой семьи.

В своем кабинете в Александровском дворце, где умерла дочь, Александра Федоровна устроила молельню в ее память, а дворец навсегда закрылся для балов и других увеселений. На одном из островков, каких немало в Царском Селе, поставили скульптуру: парящую на облаках женщину с младенцем. А еще построили деревянный домик, который задумала незадолго до болезни Александра Николаевна. В семье было принято делать друг другу приятные сюрпризы. Вот и она хотела преподнести такой сюрприз родителям к годовщине свадьбы. Не успела. Они сами выполнили задуманное ею. В доме повесили ее портрет. Под ним – слова, которые она часто повторяла: «Я знаю, что самое большое удовольствие папа состоит в том, чтобы делать удовольствие мама!». Александрина была права: она неплохо знала своего батюшку.