Зной - Джесси Келлерман

— Ладно, мне пора к больным.

— Я понимаю.

Доктор покусала губу:

— Те сто пятьдесят мы оставляем себе.

— Что?

— Добавочные сто пятьдесят песо. Администрации штата докладываем, что кремация обошлась нам в триста, но тратим половину этих денег на закупки того, что необходимо больнице. За кремацию вашего друга я получила триста песо. Не помню уже, на что пошли его сто пятьдесят, — именно его. Хотя, постойте, соврала, помню. Я купила на них костыли, которые стоят в коридоре. К нам тогда привезли парнишку с очень неприятным переломом. Брат его подружки избил беднягу лопатой. Я почти уж собралась отправить его в Техакес, к хирургам. А до поры до времени зафиксировала бедренную кость с помощью купленной в хозяйственном магазине фанеры и клейкой ленты. И кость срослась. — В голосе доктора звучало изумление. — Курам на смех.

— Я рада, что эти деньги пошли на благое дело, — сказала Глория.

— Да, пошли.

Доктор направилась к двери.

— Оставайтесь здесь, сколько вам захочется, — сказала она, выходя в коридор.

Это прозвучало как просьба.

КАРЛОС, ВСЕ ЕЩЕ ГОЛЫЙ ПО ПОЯС, СТОЯЛ У «ДОДЖА», сцепив за спиной руки.

— Я заходил внутрь, — сказал он, — но тебя там не было.

— Я разговаривала с доктором.

— И?

— Дай-ка сначала посмотреть.

Карлос показал ей руки. Шезлонга больше не было, цепочку перерезали, однако наручник с тремя болтавшимися на нем звеньями так на запястье и остался.

— Пришел я туда — ну сама скромность, — начал Карлос, — но стоило мне показать все парню, который стоял за прилавком, он как заорет кому-то в глубь магазина: «Иди-ка, глянь!» Ну ладно, однако потом он зазвал в магазин всех, кто разделывал снаружи древесину. Вот тут мне пришлось туго.

Глория засмеялась.

Карлос продолжал:

— Начали они спорить, как лучше избавить меня от шезлонга. Один притащил напильник по металлу. Другой говорит: «Этак он тут три недели проторчит». Еще один гений предложил сжечь цепочку кислотой. В итоге остановились на ножовке. Работали они осторожно, чтобы руку мне не рассадить. Но, впрочем, ножовка оказалось дерьмовой — переломилась. Пришлось мне за нее заплатить.

— Надеюсь, ты с ними хотя бы поспорил.

— Это с тридцатью-то дровосеками? Нет уж, спасибо. Потом один из них принялся рассказывать о своем знакомом, который бежал из тюрьмы и попытался избавиться от кандалов, положив их цепь на рельс железной дороги. Ну и затянуло его под поезд, говорит. В мясной фарш изрубило.

Глория поморщилась.

— Тут все полезли ко мне с вопросами, как я-то в наручнике оказался. «Ты кто, преступник? Что ты натворил?» Я говорю — да это меня береговая охрана задержала. И прицепила к шезлонгу — такое у них принято наказание.

— А станка какого-нибудь, чтобы металл резать, у них там нет?

— И салазковая пила у них есть, и ленточная, но хозяин магазина использовать их не захотел. И я его не виню, потому что без полотна для резки металла он бы их только попортил. А то и руку мне отхватил. В конце концов кому-то пришло в голову воспользоваться топором. Чтобы меня хотя бы от шезлонга избавить. Положили они цепь на большую деревянную колоду — вроде плахи, — и главный их здоровяк перерубил ее. Топор, конечно, пострадал, пришлось мне и за него заплатить.

Карлос нагнулся, вытянул из-под машины шезлонг и топор.

— А рубашку-то ты почему не надел? — спросила Глория.

— Совсем уж собрался, — ответил он, — но подумал, что без нее я тебе понравлюсь сильнее.

Она улыбнулась:

— Замерз же, наверное.

— Уже девяносто градусов, Глория. Впрочем, как скажешь.

Он сдернул с поясницы завязанную на ней рубашку, натянул ее. Чуб его встал торчком — совсем как у Карла. Глория провела по чубу ладонью, пригладив.

— Вот так я провел утро, — сообщил Карлос. — Так что она тебе сказала?

— Кто?

— Доктор.

— Почему ты решил, что доктор — она?

— Догадался. Я человек прогрессивно мыслящий.

— Ну, в общем, да — она. Залезай в машину, и я тебе все расскажу. Нам придется еще раз побеседовать с Teniente.

Глава двадцать седьмая

Они позавтракали курятиной с рисом и бобами в придорожном ресторанчике, который попался им на глаза в пригороде Хоакула. А когда снова сели в машину, Глория пересказала Карлосу то, что узнала от доктора. Услышав о деньгах, Карлос присвистнул.

Она отпила воды из бутылки embotellada en México.

— Кем бы ни был человек, давший Фахардо эти деньги, он платил за обман. Стыдно вспомнить, сколько всякой чуши он мне наговорил. И я поверила, потому что была усталой и вконец сбитой с толку. Хотя и это меня не извиняет.

— Ошибки делает каждый.

— Обычно я осторожна, — сказала она и глотнула еще немного воды. — Так вот, я думаю, что…

Карлос прервал ее поцелуем в плечо.

— Это за что же?

— За осторожность, — ответил он.

Глория улыбнулась:

— Возможностей воздействия на Фахардо у нас маловато.

— Мы можем его подкупить, — сказал Карлос.

— Но это и все.

— Не хочешь попробовать украсть кого-нибудь из его детей? — спросил он.

— Будь посерьезнее, хотя бы одну минуту. Этот человек стрелял в нас.

— Не думаю, чтобы он снова решился на это, — сказал Карлос. — Он был пьян. И скорее всего, боится теперь, что мы на него жалобу подадим.

— Можно попробовать.

— Кому? И с какой стати они тебе поверят?

— У нас есть свидетельница.

— Доктор?

— Ну…

— Как он стрелял в нас, доктор не видела, — сказал Карлос. — Все, что она может, — обрисовать его нравственный облик.

— У нее, думаю, и на это духу не хватит. Но если она поймет, что помогла прикрыть…

— Мы и сами-то не понимаем, что прикрывает Фахардо.

— Разве?

— Конечно.

— Мне казалось, мы все уже поняли.

— Ничего мы не поняли. И ничего не знаем наверняка. — Он опустил солнцезащитный козырек, взглянул на себя в зеркальце, провел пальцем по поврежденной брови: — Выглядит уже поприличнее.

— Совсем забыла, — сказала Глория. — Можно вернуться назад, наложить швы.

— Само заживет. Ты хорошо поработала. Хотя… как ты думаешь, шрам останется?

— Возможно.

Карлос помрачнел.

— Вот сукин сын… — Он поближе придвинулся к зеркальцу.

— Карлос?

— М-м?..

— Так что он, по-твоему, скрывает?

— Хм?

— Ты сказал, что мы ничего не знаем наверняка.

— Ну, в общем… нет. Не знаем. Сукин сын…

— Ты лучше не трогай там.

— Только шрама мне и не хватало.

— Карлос, ты слышал, о чем я тебя спросила?

— Насчет…

— Насчет нашей теории.

— Да, — ответил он. — Вот же… да, слышал.

— И что ты о ней думаешь?

Он не ответил.

— Карлос?

— Извини, я сейчас немного занят, — отозвался он. Не без раздражения.

Глория взглянула на него: Карлос снова водил пальцами по ранке.

— Не трогай.

Он поднял козырек, недовольно вздохнул.

— Все заживет, — сказала она.

— Как же…

— Так ответишь ты наконец на мой вопрос?

— М-м? — Карлос повернулся к ней.

— О Фахардо.

— Ну да, — сказал он. — Да. Я обдумал все это.

— И.

— И… — Он пошмыгал носом. — Что, если мы ошибаемся? Прискакали сюда без всякой подготовки. Как ты можешь знать, что Карл — мой отец, — как можешь знать, что он не окопался где-нибудь в Соединенных Штатах? Не затаился в каком-то другом городе?

— Справедливо, — согласилась Глория. — Однако Teniente что-то известно, иначе он не пытался бы запугать нас. Значит, необходимо выяснить, что именно.

— А с другой стороны, что, если он мертв?

Глория повернулась к нему:

— Я думала, мы приехали сюда, основываясь на теории, что он пытается замести следы.

— Приехали, это верно. — Теперь тон Карлоса представлял собой встревоживший ее сплав скептицизма и безразличия.

— И мы все время исходили именно из такого предположения, — сказала она.

— Да, исходили.

— Ты считаешь его неверным?

Он неопределенно помахал ладонью, отвернулся к окну.

— Карлос?

— Не знаю… — произнес он. — Может быть.

— Кто же тогда забрал деньги из банка?

— Он мог забрать их, а потом умереть.

— То есть, по-твоему, он поехал в Мексику, позвонил мне, вернулся в Соединенные Штаты, пошел в банк, забрал деньги, снова поехал в Мексику и только тогда умер? Погиб в дорожной аварии?

— Я не знаю.

— Полная бессмыслица.

— Откуда ты вообще знаешь, что он звонил тебе из Мексики?

— Я…

— Может, он просто хотел пустить тебя по ложному следу. И сейчас находится где-то еще, живой или мертвый.

— Ну хорошо, — согласилась она. — Но тогда с чего нам следует начать поиски?