Город лестниц - Роберт Беннетт

Вспыхивают, дрожат, взблескивают отблески на дальних стенах, на резном камне…

– Батюшки мои…

Она осматривается. Зал огромен и чем-то напоминает гигантскую матку: потолок и кровля закругляются и смыкаются в единой точке, образовывая подобие гигантского сталагната. Зал разделен на шесть частей, сходящихся в центре подобно лепесткам и рыльцу невероятно пышной орхидеи. И каждый дюйм стен, потолка и пола покрыт резьбой: тут глифы, сигилы и пиктограммы, изображающие события нездешние и приводящие в благоговейный ужас: вот мужчина извлекает шипастый цветок из черепа и обвивает стебель вокруг языка, а вот три выпотрошенные женщины купаются в горном потоке, и глаза их подобны стеклянным бусинам, а с берега смотрит олень. Вот женщина зашивает надрез у себя под мышкой, а оттуда высовывается пустое лицо мужчины, словно бы она зашивает мужчину внутри себя. В небе кружат четыре ворона, под ними мужчина вонзает копье в землю, и оттуда бьет вода… и так далее и тому подобное: образы великого и тайного смысла, ей недоступного и неведомого.

– Где… – Сигруд хрюкает, откашливается и громко сглатывает. – Где мы?

В центре, у подножия «сталагната», Шара видит кучку рыхлой земли. Откуда ей здесь взяться? Она идет вперед, осторожно ступая по наклонному полу.

Сталагнат оказывается винтовой лестницей, поддерживаемой пятью колоннами: изначально их было шесть, но одну, как она замечает, убрали.

Шесть залов, шесть колонн, шесть Божеств…

Лестница упирается в заваленную землей дыру в потолке – там камни и крошащийся суглинок, словно земля над лестницей просела.

– Конечно, – осеняет ее. – Естественно!

– Что такое? – спрашивает Сигруд.

Шара осматривает первую колонну: она покрыта искусной резьбой, уподобившей камень стволу сосны, по которому ползет язычок пламени. Следующая колонна прямая и строгая, ее испещряет сложный повторяющийся орнамент, в котором угадываются математические формулы. А следующая колонна изваяна так, что напоминает пальмовый ствол, только вместо обрубленных листьев там зубы и ножи, и тысячи сплавленных клинков хищно устремляют вверх свои острия. А следующая имеет вид переплетенных лоз, извитых и старых, и сама колонна чуть изогнута подобно растению. А последняя из пяти колонн напоминает смерч, в котором хаотично закружило бутоны цветов, мех, листья, песок, – чего там только нет…

Шара сжимает кулаки и дрожит, как школьница:

– Вот оно! – радостно кричит она. – Значит, это оно и есть! Самое настоящее! Просто оно все время было внизу!

– Что за оно? – осведомляется Сигруд, на которого архитектурные красоты не произвели вовсе никакого впечатления.

– Ты что, не видишь? Святилище! Все говорили, что колокольня Престола мира уменьшилась после Мига! Но это не так! Потому что – вот оно, основание колокольни!

И она обводит рукой колонны, подпирающие лестницу:

– Эти ступени ведут наверх!

– И что?

– А то! Что колокольня не уменьшилась! Храм просто ушел под землю – вот что! Та убогая глиняная мазанка в парке никогда не была истинным Престолом мира! А ведь все так считают, даже в здесь, в Мирграде! А Престол мира – вот он! Это здесь Божества сходились и разговаривали!

Шара большую часть своей взрослой жизни посвятила изучению истории, поэтому открытие такого масштаба буквально кружит ей голову – ну и что, что это история Континента, сейчас не до патриотизма. Но тут подает свой трезвый голос рассудок: «Странное совпадение, не находишь? Главная святыня Мирграда просто взяла и ушла под землю, и никто об этом не знал восемьдесят лет? А Эрнст Уиклов, единственный изо всех людей, вдруг взял да и пробурил туннель сюда? Никто не прокладывает подземные ходы в неизвестность – нужно знать, куда хочешь выйти. Так что он знал. А если знал – значит, кто-то рассказал ему об этом».

Шара вынимает свечку из канделябра, который держит Сигруд.

– Иди. Расскажи Мулагеш. Быстро! Если новость об этом зале просочится в город, и люди узнают, что Престол все еще существует… и что он в руках сайпурцев… ох, тогда нам светит новое Лето Черных Рек. И да, пусть запустят перехват и возьмут Уиклова. Оповестить все блокпосты, внутри и снаружи города. Мы собрали на него достаточно – хотя бы для допроса, если не для ареста.

– А ты что будешь делать? – интересуется Сигруд.

– Останусь здесь и осмотрю зал.

– Одной свечки тебе достаточно?

– Она, вообще-то, тебе предназначается.

И она отдает ему свечку и показывает на канделябр:

– А вот это отдай мне, пожалуйста. Мне нужнее.

Сигруд заламывает бровь, пожимает плечами и отдает канделябр Шаре. И уходит вверх по земляному туннелю. На ступенях некоторое время пляшут слабые отблески света, а потом затухают. И Шара остается одна в огромном зале.

Свечи шипят и плюются воском. Где-то тихо капает вода – чпок… чпок… кап-кап-кап… А со стен на нее смотрят тысячи каменных глаз.

Она не сразу привыкает к мысли, что это не пещера, а храм, который должен стоять над землей. Вот почему в стенах каждого выпуклого зала зияют огромные дыры – там ведь были гигантские окна, и, хотя она стоит далеко от них, у самой винтовой лестницы, похоже, что все они разбиты, – хотя нет, не все. Одно цело. Значит, вот что случилось со знаменитыми витражами Престола мира… Они разбиты, и осколки их почили в грязище под городом.

Шара оглядывает шесть атриумов: каждый отделан в особом стиле, видимо соответствующем вкусам отдельного Божества, – так же, как и поддерживающие лестницу колонны. Да, вот сигилы Олвос, Таалавраса, Аханас, Вуртьи, Жугова, а вот и…

– Хм.

Да уж. Несмотря на то что Престол мира целиком ушел под землю, целостность он, похоже, не сохранил: стены, пол и потолок одного атриума гладкие и чистые. Никакой резьбы. Словно бы кто-то прошелся с напильником и все это счистил.

И тут Шара видит: кто-то совсем недавно взялся за реставрацию этого пустого зала! Вот, часть пола выложена резными плитами – и они гораздо темнее камня, которым отделаны остальные атрии. Но работа не окончена, кругом разбросаны фрагменты узора: образы, слова, сигилы – недорассказанные истории и недописанные мифы. И очень много пустых мест, над которыми еще не начинали трудиться.

На этих новых темных камнях то и дело повторяется рисунок: человекообразная фигура в центре зала выслушивает просителя. И рядом – знакомая сигила: весы, схематически прорисованные как две черточки на квадратной вилке-ножке.

Руки Колкана. Ждут, чтобы взвешивать и судить…

Шара оглядывается: так и есть, колонны в этом атриуме нет. Исчезла.

Вот так вот можно отредактировать не просто книгу, а историю мира. Диковатое ощущение…

«А ведь раньше здесь все было изузорено, как и в других секциях, – думает Шара. – Держу пари, все исчезло в 1442 году, когда Колкан бесследно пропал из нашего мира». Она смотрит на разложенные в прихотливом порядке пиктограммы. А теперь кто-то взялся вписать недостающие строки в историю…

Шара усмехается: похоже, кое-кто слишком серьезно относится к термину «реставрационизм».

Но ведь это тщетные усилия! Сколько тут еще пустого потолка, пола и стены? На вид, несколько тысяч квадратных футов! И потом, разве им известно, что тут было изначально изображено? И откуда они взяли этот камень?

Шара подбегает и начинает рассматривать плиты пола. Камни сами по себе прекрасны – темные, гладкие, таких она еще не видела. И пиктограммы незнакомые, на них неизвестные события и деяния: Колкан здесь изображен в длинной мантии с капюшоном, вот он делает разрез на обнаженном человеческом теле, и оттуда вырывается чистый белый свет, заливая пологие холмы вокруг.

Может, это камни из другого храма? Она проводит пальцем по изгибам резьбы. Кто-то взял их из сохранившегося храма Колкана и привез сюда. Чтобы отстроить заново принадлежащую Колкану часть Престола мира…

Неужели все это дело рук Эрнста Уиклова?

И тут она видит – впереди что-то шевелится. Шара медленно поднимает взгляд. На стене что-то… дергается?..

Вглядевшись, она понимает, что смотрит на здоровенную пустую раму. Та стоит на полу всего в нескольких ярдах, и ничего, естественно, не дергалось – точнее, это тень от рамы плясала на стене в дрожащем пламени свечек.

Шара осматривает остальные залы – ни в одном нет такой рамы. Видимо, ее сюда притащил тот же человек, что пытался восстановить атриум Колкана, – и, наверное, он же проделал подземный ход, заключил мховоста в магический круг и оставил его сторожить потайную дверь.

Шара идет к раме. Это каменный дверной проем высотой примерно в девять футов. Логично, ведь в довоенные времена, до Мига, континентцы были гораздо выше ростом – сказывалось хорошее питание. Косяки отсутствующей двери изукрашены искуснейшей, поражающей воображение резьбой (впрочем, это типично для артефактов Божественной эпохи): тут и густой мех, который так и хочется погладить, и сухое дерево, и меловой камень, и скворцы. Но резьба не имеет никакого отношения к Колкану, во всяком случае, Шара читала, что Колкан терпеть не мог украшения любого рода…