Кто финансирует развал России? От декабристов до моджахедов - Николай Стариков

27 июня 1838 г. в германском городе Оберндорфе в семье оружейннка родился знаменитый конструктор Петер Пауль Маузер. Именно его пистолет К–96 калибра 7,63 мм, созданный конструктором в 1896 г., наряду со швейцарской винтовкой, а вовсе не булыжник, стал «главным оружием пролетариата». Потом маузер огненным следом пройдет сквозь бури русской Гражданской войны и даже войдет в нашу литературу («Ваше слово, товарищ Маузер!»). Это было новейшее оружие — всего лишь 1 августа 1896 г. состоялось первое представление пистолета специалистам. В Германии он был принят на вооружение конных егерей только в 1908 г. Российская армия начала его получать еще позднее — лишь в период Первой мировой войны. Но «дебют» этого пистолета в российской истории состоялся как раз в декабре 1905 г. Как же боевики смогли получить оружие значительно раньше армии? А разве мы не наблюдали такой же феномен всего лишь 8–10 лет назад? Чеченские боевики получали новейшие системы вооружения, в частности суперсовременные российские снайперские винтовки, раньше нашего собственного спецназа. Что же говорить о зарубежных образцах оружия! В начале XX в. была точно такая же ситуация. А маузер имел одно принципиальное отличие от других пистолетов — пристегивающийся приклад, превращавший его практически в винтовку и повышавший точность стрельбы. В руках боевиков находились и винтовки системы П. Маузера, поэтому подозрительно раннее появление его пистолетов часто ускользает от глаз исследователей. Но и на этом сюрпризы не заканчиваются! Газета «Новое Время» писала 13(26) декабря 1905 г.:

«Сегодня на рассвете сгорела типография Сытина на Валовой улице… В типографии забаррикадировались до 600 дружинников, преимущественно рабочих печатного дела, вооруженных револьверами, бомбами и особого рода скорострелами, называемыми ими пулеметами».

Странным словом <скорострел» названы новейшие английские пулеметы, имевшиеся на вооружении боевиков. В русской армии таких еще не было, отсюда и такая странная терминология. Откуда у простых пресненских рабочих пулеметы? Неужели купили в оружейных магазинах вместе с охотничьими ружьями? К примеру, на вооружении московских городовых были лишь старинные револьверы и сабли. Не мудрено, что за считанные дни большинство их погибло.

Анализируя степень вооруженности противоборствующих сторон, мы увидим, что до зубов вооруженным боевикам могли противостоять только воинские части, имевшие на вооружении винтовки и артиллерию. Однако боевой дух войск московского гарнизона был не очень силен. Умирать от выстрела в спину из темной подворотни никому не хотелось. Именно поэтому окончательное подавление беспорядков произошло с момента появления в Москве (15 декабря 1905 г.) гвардейского Семеновского полка. Семеновцев было не так уж много — всего две тысячи, но боевой дух русской гвардии превосходил дух мятежников. В Москве именно этот полк окончательно решил дело в пользу законной власти…

Но не покидает меня ощущение того, что восставших боевиков кто–то сильно и настойчиво подставлял под удар государственной машины. Вооружил хорошо, дал денег и отправил на убой. Почему возникают такие подозрения? Потому что как это ни странно, но Николаевская железная дорога между Москвой и Петербургом была единственной, на которой не было в тот момент забастовки! Только поэтому удалось так быстро и без проблем перебросить семеновцев. Но как только они попытались продвинуться по другой дороге — Московско–Казанской, как были вынуждены применить силу. Полковник Н. А. Риман, немец, говоривший по–русски с сильным акцентом, для организации перевозок расстрелял без суда и следствия 63 человека. Проявленная им жестокость была обусловлена полученным приказом: «Захватить постепенно станции Перово, Люберцы и Коломну, уничтожить боевые дружины и восстановить железнодорожное сообщение». Четко и конкретно, как на настоящей войне: захватить та–кую–то высоту, выбить противника, обеспечить безопасность движения. Раз приказ военный — значит, и действовать надо по–боевому. Расстрел и правда оказался волшебной мерой — поезда вновь беспрепятственно пошли в Москву. Но почему жена Николаевской дороге не было ни боевиков, ни стачкомов?

Ведь даже задолго до восстания было очевидно, что правительство пошлет в первопрестольную подкрепления. Так неужели невозможно парализовать ту дорогу, по которой повезут войска? Странно это — когда забастовка везде, кроме той части русских железных дорог, где это жизненно необходимо! Нашим смутьянам удавались значительно более масштабные вещи, чем забастовка. Повод–то какой — спасаем жизни московских товарищей! Кто же откажется? В действительности никаких попыток организовать паралич николаевской дороги путем стачки мы не видим.

Но ведь можно было просто устроить диверсию, взорвать рельсы! Справедливости ради скажем, что ЦК эсеров пытается это сделать. И поручает жизненно важное дело… некоей рабочей дружине А. Н. Пе–терсона. Дружинники закладывают динамитные шашки, но когда на следующий день приходят для осуществления взрыва, то попадают в засаду. Более никаких попыток остановить сообщение между Питером и Москвой не делается.

Вот из таких мелочей и складывается полное ощущение, что никто пресненских боевиков к победе вести не собирался. Вспомним, что и решительный адмирал Дубасов появился в Москве по чистой ?слу–чайности» прямо накануне событий, а так же «случайно» эсеры не предотвратили переброску семеновского полка. А единственным вокзалом, который восставшие не захватили, был как раз Николаевский! Командир дружины эсер В. В. Мазурин даже предложил взять его силами своих боевиков. Но, как пишет один исследователь, «не встретил должной поддержки»…

Поначалу в незнакомом городе семеновцы немного стушевались. Не совсем было понятно, до какой степени можно применять силу. Ответом на все вопросы стал телефонный разговор командира семеновцев генерал–майора Г. А. Мина и министра внутренних дел П. Н. Дурново:

«Никаких подкреплений Вам не нужно. Нужна только решительность. Не допускайте, чтобы на улице собирались группы даже в 3–5 человек. Если отказываются разойтись — немедленно стреляйте. Артиллерийским огнём уничтожайте баррикады, дома, фабрики, занятые революционерами…»

Генерал-майор Г. А. Мин, командир Семеновского полка, заплатил за верность долгу своей жизнью

И это говорит та самая власть, которая не могла закрыть несколько газет? Которая демонстрировала беспомощность и благодушие на протяжении всей смуты? С чего же такие изменения? Понятно, что страна на краю пропасти, и дальше миндальничать уже нельзя. Но ведь этого тоже можно не понимать! А власть четко ликвидирует угрозу, на таком уровне ей этого никогда еще делать не удавалось. Обыски и аресты проходят в Петербурге. Всего за два дня — 7 и 8 декабря, к примеру, было произведено 350 обысков! Взяты три динамитные лаборатории, почти 500 бомб, масса оружия. На следующий день — еще 400 обысков и задержаний. Среди многих других отправляется на нары и начальник эсеровской боевой дружины Александро–Невского района Петербурга молодой Александр Федорович Керенский…. Генерал–майор Г. А. Мин, командир

Обратите внимание, власть даже не за–Семеновского полка, заплатил дает себе вопрос: а что скажет мировое за верность долгу своей жизнью сообщество, если в Москве станут артиллерийским огнем разрушать дома и фабрики. Ведь неизвестно еще, к какому количеству жертв приведет такое развитие событий. Это сейчас мы знаем, что число жертв московского восстания было значительным для уличных беспорядков и ничтожным для недели боев с применением пулеметов и артиллерии.

«По данным 47 лечебниц и больниц зарегистрировано 885 раненых, 174 убитых и умерших от ран. Но убитых принимали в больницы только в редких случаях; по общему правилу они лежали в полицейских участках и оттуда увозились тайком. На кладбище похоронено за эти дни 454 человека убитых и умерших от ран. Но много трупов вагонами вывозили за город. Вряд ли ошибка будет велика, если мы предположим, что восстание вырвало из среды московского населения около тысячи душ убитыми и столько же ранеными», — указывает Лев Троцкий.

В декабре 1905 г. стрелять с совершенно спокойной совестью из всех доступных видов оружия в центральных городах собственной империи можно было, только получив недвусмысленный сигнал от представителей иностранных держав, что они этого не заметят! Ведь такой расстрел создавал невиданно хорошую почву для антирусской агитации во всем мире. Мало того, что режим отсталый, мало того, что кровавый, так он еще и безумный! Любое событие можно интерпретировать по–разному. Представьте себе, как можно подать артиллерийский обстрел Красной Пресни!

Но вместо сочувствия боевикам, которого можно было бы ожидать, зарубежные газеты писали в это время совсем другое! Мы же помним, как страстно апеллировали к мировому общественному мнению и народовольцы, н эсеры. Всем им очень хотелось навсегда обрядиться в одежды борцов за прогресс и свободу. И до сих пор получалось. Менее года назад, после Кровавого воскресенья, акцент в сообщениях делался на совершенно других вещах. К примеру, известный оперный певец Леонид Собинов в эти дни находился в Милане и писал в Москву Е. Садовской (письмо №214): «…Если бы ты только прочитала, что за ужасы пишут в итальянских газетах про то, что сейчас делается в Петербурге. Что–то невообразимо ужасное, бесчеловечное, если даже допустить, что все сведения преувеличены в десять раз…».