Debating Worlds. Contested Narratives of Global Modernity and World Order - Daniel Deudney

даже человечность, которую политические отношения, проводимые на расстоянии, всегда удавалось затушевать". В результате Индия чаще всего поддерживала резолюции ООН, которые вели "к переговорам между противоборствующими сторонами... а не к конкретным решениям, предлагаемым одной из сторон". Прия Чако теоретизировала этот подход как "политику дружбы", прямое наследие космополитического взгляда на азиатские цивилизационные различия. Она утверждает, что Неру опирался на буддийские и джайнские заповеди, чтобы подчеркнуть важность прямого диалога в преодолении неизбежных различий индивидуальных точек зрения. Из ее изложения становится ясно, что дружеские отношения могут быть актуальны, даже если страна не вовлечена в спор напрямую. В таких случаях путь к миру зависит от того, чтобы не принимать сторону той или иной воюющей стороны, допуская возможность того, что "дружеское" вмешательство может позволить спорящим сторонам найти выход из взаимных разногласий. В целом, политика дружбы - "добровольная эмоциональная привязанность, которая вырастает из признания взаимозависимости и превращается в приверженность общему проекту" - позволяет зародиться "общим ценностям", что в конечном итоге ведет к "возможности морального преобразования мировой политики". Самым значительным усилием в стремлении воплотить эти идеалы на практике стало соглашение о пяти принципах взаимного сосуществования, или Панчшиле, которое Индия и Китай подписали в 1954 году.

Упадок политики дружбы и соответствующей готовности ослабить суверенитет Индии в интересах мира во всем мире начался с конца 1950-х годов. Можно сказать, что он окончательно завершился в 1974 году, когда Индия взорвала "мирное ядерное устройство". Прямой и косвенной причиной такого поворота был Китай. Соглашение Панчшел было для Неру прямым выражением его веры в возможность дружбы для международного мира. Наибольшие шансы на хорошие отношения между Индией и Китаем - наиболее значимые двусторонние отношения в Азии, по его мнению, - будут повышены, если "постепенно сделать так, чтобы другой стране было все труднее и труднее нарушить доверие". Он надеялся, что, сделав "немного более опасным для другой стороны отказ от данных обещаний", Китай будет опасаться репутационных издержек нарушения международных соглашений и со временем начнут ценить важность хороших отношений с Индией. Осознавая существующие риски (а современники критиковали это соглашение), Неру утверждал, что лучше не поддаваться страху. "Конечно, лучше, как с нациями, так и с отдельными людьми, надеяться и ожидать лучшего, но в то же время быть готовым к любым обстоятельствам".

Эта вера закончилась бы военной интервенцией Китая против Индии в 1962 году. Эти действия Китая возродили бы два глубоко укоренившихся тропа индийского цивилизационного дискурса - вторжение иностранной силы и нарушение священной территории - и положили бы конец политике дружбы как международному поведению. В ответ на обвинения в неподготовленности военные расходы возрастут, а необходимость защиты границ Индии будет возведена на высший уровень национальной безопасности. Ни одно правительство не могло рискнуть проявить гибкость в территориальных спорах из-за страха быть обвиненным в отсутствии па-триотизма. В 1974 году Индия проведет подземное ядерное испытание, явив миру доказательства наличия у нее ядерного оружия. Хотя Китай не был непосредственной причиной этого испытания, китайская нуклеаризация в 1964 году привела к интенсивным общественным дебатам в Индии о необходимости последовать этому примеру, что фактически вызвало гонку вооружений в регионе, учитывая вероятную ответную реакцию Пакистана.66 Политика дружбы была перевернута с ног на голову. Поскольку политика страха теперь определяла международные отношения Индии, на смену космополитическо-итанскому наследию цивилизационного мышления пришло индийское видение: ретерриториализованное видение страны как уязвимого геообъекта. Это выразилось в выражении национального суверенитета и собственных интересов, которые становились все более узкими и негибкими.

Отношения Индии с миром формировались на основе сложных пересечений отдельных нарративов. Хотя всеобъемлющий императив поиска уважения и признания со стороны мира как универсальной цивилизации оставался неизменным, соответствующее влияние каждого нарратива менялось. В первые годы независимости космополитическое азиатское мышление сочеталось с имперской геополитикой, определяя поведение Индии. В последующие десятилетия баланс между космополитизмом и внутренне ориентированной и оборонительной системой убеждений Индики будет склоняться в сторону последней, а ретерриториализованное видение Индии как индуистской родины в конечном итоге станет национальным здравым смыслом. В ближайшем "соседстве" с Южной и Юго-Восточной Азией имперская геополитика и Великая Индия, идея Индии как благодатной имперской державы, будут господствовать гораздо дольше. Лишь изредка и на короткое время космополитические убеждения влияют на отношения с соседями Индии. В настоящее время индийский территориальный нарратив еще больше сузился до хиндутвы, мажоритарного взгляда, который низводит религиозные меньшинства и другие цивилизации на задворки внутреннего общества.

 

Глобальная Индия

 

В девятнадцатом и двадцатом веках заморские индейцы в основном проживали на европейских имперских территориях и в доминионах, причем не только в Британской империи, но и в метрополии, а также в африканских и карибских колониях Французской и Португальской империй. Заморских индийцев можно разделить на несколько функциональных категорий, среди которых наиболее многочисленными были подневольные работники и их потомки, а также моряки, паломники, купцы и торговцы, государственные служащие, каторжники и ссыльные, солдаты, служившие в имперской армии.6Не все заморские индийцы оставались за границей постоянно. Существовала регулярная циркуляция мужчин, женщин и семей между Индией и зарубежными странами, что привело к тому, что к концу XIX века следы глобального мира стали заметны и незнакомы даже в "отдаленных" деревнях. С развитием глобальных транспортных технологий и коммуникаций, а также ростом небольшого среднего класса в Индии к концу XIX века, среди заморских жителей стало появляться небольшое количество студентов, а также интеллектуалов и политических активистов, проживающих в титанических убежищах Германии, Франции, Японии и США. Эти последние фигуры стали жизненно важными узлами в глобальных сетях антиколониальных агитаторов с политическими приверженцами от транснационального коммунизма и социализма до исключительных концепций индусского национализма.

 

Амбивалентность по отношению к диаспоре

 

После Первой мировой войны Нью-Дели, можно сказать, контролировал "неофициальную империю" от Аденского залива до Сингапура, огромный регион, в котором индийская рупия была доминирующей валютой, а индийская военная сила поддерживала имперский порядок. Эта власть обострила бы внутриимперскую напряженность, когда вновь окрепшее, но далеко не суверенное правительство Индии потребовало направить чиновников и представителей в доминионы, чтобы самим оценить условия жизни заморских индийцев.

В 1922 году Састри был назначен официальным эмиссаром индийского правительства в Австралии, Новой Зеландии и Канаде для изучения благосостояния индийских иммигрантов. Позже, с 1927 по 1929 год, он станет первым "агентом" индийского правительства в Южной Африке, фактически Верховным комиссаром Индии в автономном доминионе в составе Британской империи. Защита интересов и прав индийцев за рубежом стала достаточно важной, чтобы стать самостоятельной внешней политикой Индии в рамках империи.

Несмотря на все эти искренние усилия по защите зарубежных индийцев,