Кое-что по секрету - Люси Даймонд

и подмигнула Фергюсу. «Мне этого должно хватить на тысячу слов», – полушутя сказал Крэйг, когда они выходили из квартиры. Это была его коронная фраза, общая для всех журналистов. Они всегда искали историю. Первый зуб Фергюса? Колонка. Первые шаги? Колонка. Первые слова, забавные привычки, комические недоразумения – все было напечатано, сохранено в памяти компьютера и выложено в Интернете.

Каждая колонка писалась с любовью, это несомненно, но время от времени Фрэнки тревожило, что в будущем Фергюсу, возможно, не понравится такое детство. Колючий подросток Фергюс, к примеру, может не оценить тот факт, что история его приучения к горшку записана для потомков онлайн, делая его мишенью для насмешек сверстников. А ищущий работу выпускник вуза Фергюс едва ли будет в восторге от перспективы того, что потенциальный работодатель, набрав его имя в строке поиска, прочтет историю о том, как он устроил истерику в магазине, валяясь по полу, или о его краткой одержимости грудями посторонних женщин (он обязательно комментировал увиденное с видом знатока: «У этой тети БОЛЬШИЕ сиськи. БОЛЬШИЕ!»).

Фрэнки периодически рассказывала о своих тревогах Крэйгу. Он признавал, что лучше было бы дать сыну псевдоним, а не использовать его настоящее, довольно необычное имя. «Но это же ничем не хуже того, что выкладывают на Фейсбук другие родители, разве нет? – возражал он. – Все так делают, это жизнь».

Но теперь появилась Джулия и лицемерно подняла свое зеркало морали, чтобы пролить свет на колонку Крэйга и поставить ее под вопрос в интересах Фергюса. И сделала она это более громко и более публично, чем когда бы то ни было пыталась Фрэнки. Может быть, она в чем-то лучше Фрэнки? Не следовало ли ей более настойчиво пытаться добиться того же самого?

– Всем здравствуйте! Добро пожаловать на праздник наших выпускников, – сказала Каймоа, заместительница Мари. – Итак, дети, мы готовы? – спросила она, хлопая в ладоши. Каймоа сидела на маленьком деревянном табурете и сделала вид, будто ее с него сдувает, когда раздался хор веселых детских голосов. – Замечательно! Родители, мы готовы?

– Да! – крикнула Фрэнки вместе с остальными родителями. Крэйг промолчал, он читал что-то в телефоне, недовольно бурча себе под нос. Судя по всему, это была переписка, присланная Ллойдом. Фрэнки толкнула его локтем, не желая, чтобы Фергюс остался без внимания. – Крэйг! – прошипела она.

Дети запели прощальную песню. Их нежные тонкие голоса очаровательно звучали в такт мелодии, и Фрэнки вынула из кармана носовой платок, так как слезы застилали ей глаза. Вы только посмотрите, Фергюс забыл слова, улыбаясь во весь рот им обоим. Оранжевый бумажный колпак был щегольски надвинут на его кудри. После песни детям предстояло получить «аттестаты» и книги на память от персонала, а потом их ждал пикник-ланч с сэндвичами с сыром, хрустящим картофелем и яблоками. Потом они попрощаются с персоналом и навсегда уйдут из детского сада.

Фрэнки всегда плохо справлялась с переменами. В шесть лет она улеглась на пол, рыдая и цепляясь за ковер, когда они с мамой переезжали в другой дом. Ее пришлось буквально тащить через порог. В одиннадцать лет она три недели отказывалась разговаривать с Гэретом, когда мама начала с ним встречаться, настолько ее выбивало из колеи любое изменение в ее жизни. Став взрослой, Фрэнки никак не могла расстаться с ношеной одеждой, если она напоминала ей о счастливых днях, даже если она больше никогда не собиралась ее носить. То же самое относилось к старым альбомам с набросками, любимым (сломанным) карандашам, потускневшим украшениям матери…

Она попыталась сосредоточиться на песне, чтобы по-настоящему проживать этот момент, но мысли разбегались в разные стороны. Фрэнки не любила перемены, но этим летом она сталкивалась с ними снова и снова. Один сюрприз следовал за другим. Перемены продолжали направлять ее по новым дорогам, по которым ей не хотелось идти, и Фрэнки против своей воли оказывалась в ситуациях, которых она хотела бы избежать, выталкивая ее из комфортной уютной жизни и оставляя в сомнениях и неуверенности. Катастрофическая встреча с Мортимерами, сражение с Джулией заставили ее задуматься о том, что с ней будет к тому времени, когда осень окрасит листья деревьев. Когда ее жизнь снова станет нормальной?

Тем временем Робин лежала на диване и смотрела в потолок. Ее жизнь тоже перестала быть нормальной. У нее был выходной, и на этот случай у нее всегда имелся список минимум из десяти дел, требовавших ее внимания. Но в этот раз у нее просто не было сил для уборки, похода в супермаркет или стирки постельного белья. Ей хотелось только лежать, и пусть мир обойдется без нее.

Уйдя из дома два дня назад, Джон так и не дал о себе знать. Похоже, отправился в Эдинбург со своей юной подружкой в поисках новой жизни, полной удовольствий. «Папа уехал в отпуск», – сумела она жизнерадостно сообщить детям за завтраком на следующее утро. На что Сэм нахмурился и спросил: «Без нас?» И Дейзи тут же добавила: «Но это нечестно!» Они оба так сильно обиделись и рассердились, что Робин могла бы посмеяться над их возмущением. Если бы только она не была готова расплакаться.

Предполагалось, что в августе они вчетвером должны были поехать на неделю в Португалию. Билеты на самолет и вилла были давно забронированы. Справится ли к этому времени Джон с кризисом среднего возраста и вернется ли он смиренно домой, чтобы вымолить прощение? Эта мысль тревожила Робин. Но захочется ли ей плескаться вместе с ним в бассейне с лазурной водой после его ошеломляющего, сбивающего с ног предательства? Или она отправится в отпуск с детьми, а четвертое кресло в самолете останется пустым? Робин представила, что ей придется быть веселой и беззаботной, найти виллу, самой вести машину, а потом нести ответственность за все: безопасность, еду, экскурсии, развлечения. Она представила пустые вечера, когда она останется одна после того, как дети лягут спать. Робин будет пить местное розовое вино, сгонять москитов с ног, слушая, как семьи на соседних виллах смеются и развлекаются. Отпуск? В этот момент он больше походил на наказание, чем на неделю наслаждения.

Робин перевернулась, чтобы занять более удобное положение на диване, и попыталась уговорить себя встать и пойти на кухню приготовить ланч. Дух был бодр – и голоден в придачу, – но плоть слаба. Слишком слаба, чтобы встать с дивана, нарезать хлеб, хотя ее желудок жалобно урчал последние двадцать минут. Поголодать казалось более легким решением. Поголодать или дождаться, пока мама придет с работы и что-нибудь ей приготовит. В этом было