Арт-терапия – новые горизонты - Коллектив авторов

Создание визуальных образов, как известно, способствует более глубокому осознанию процессов психологической трансформации. Задача арт-терапевта заключается в том, чтобы помочь клиенту выразить его бессознательные переживания, используя те или иные формы творческой работы, связанные с движением, звуками, словом или изобразительным творчеством. В этой статье я опишу, как в изобразительной продукции одной пациентки (я буду называть ее Пиа) по мере посещения группы и осознания ею своего тела образы животных и растений постепенно сменились изображениями различных органов чувств человеческого тела. Появление в ее рисунках этих изображений указывало на то, что она начала принимать и понимать свое тело, и это, в свою очередь, помогло ей удерживать эмоции и способствовало преодолению механизмов расщепления. Я являюсь танцедвигательным терапевтом и провожу работу с выздоравливающими наркоманами (в основном, употреблявшими кокаин и героин) на базе психотерапевтических сообществ Итальянского центра по лечению наркоманов. В своей практике я интуитивно начала использовать такие формы работы, которые предполагают сочетание изобразительной деятельности и движения.

На своем клиническом опыте я убедилась в том, что при работе с наркоманами феномен проективной идентификации приобретает особое значение. В ходе своей предыдущей работы с группами наркоманов я заметила, что в контрпереносе у меня появляются образы двух типов: я представляла себя либо в роли укротительницы львов в цирке (я размахивала хлыстом, заставляя животных подавить свои гнев и враждебность), либо в качестве одной из участниц чайной вечеринки из «Алисы в стране чудес», не обращающей никакого внимания на проносящиеся в голове сумасбродные мысли.

В ходе моей работы с группой из десяти наркоманок между ними то и дело возникали словесные перепалки, и я должна была сдерживать проекции и, в то же время, справляться со своим собственным страхом перед проявлениями в группе чувств гнева, бессилия и отчаяния. Когда я начала работать с новой группой, забота о своем эмоциональном равновесии стала для меня, несомненно, одной из первоочередных задач.

Применяя как директивный, так и недирективный подходы к танцедвигательной терапии, я интуитивно начала предлагать участницам группы воспользоваться объектом, который впоследствии назвала своего рода «котерапевтом» – большим листом бумаги (обычно размером 2х3 м). Я предлагала им этот лист бумаги в качестве постоянно присутствующего в кабинете объекта, не провоцирующего чувство страха. В какой-то мере он отвлекал на себя часть проекций участниц группы. Лист бумаги способствовал развитию их «двигательного языка». В определенные моменты групповой работы лист бумаги становился «экраном» для разнообразных проекций, на котором чувства душевной боли и страха обретали те формы, которые передавали и удерживали примитивные, столь характерные для наркоманов защитные механизмы расщепления и фрагментации.

Я, конечно же, не воспринимаю визуальные образы так, как воспринимают их арт-терапевты, поскольку я таковым не являюсь. Мой собственный опыт связан с использованием тела в качестве основного инструмента выражения эмоций. Теория Бартеньеффа и Лабана (Bartenieff, Laban, 1980), а также представления Кестенберга (Kestenberg, 1975) о двигательном развитии служат для меня основой разделения различных уровней двигательной коммуникации в группе. Для меня также очень значимы работы Винникотта (Winnicott, 1971) о переходных и трансформационных феноменах и объектах. С этой идеей Винникотта тесно связана разработанная Болласом (Bollas, 1987) концепция отношений с матерью (психотерапевтом) как с трансформационным объектом.

Свою работу с выздоравливающими наркоманами на базе психотерапевтических учреждений я провожу с 1987 г. С группой из десяти женщин, в которую входила Пиа, я встречалась один раз в неделю в течение шести месяцев с 1990 по 1991 г., занятия длились по два часа. Средняя продолжительность пребывания наркозависимых в психотерапевтическом учреждении составляет от семи до девяти месяцев.

Прежде чем начать занятия с новой группой, я обычно анализирую опыт своей предыдущей работы, надеясь скорректировать применяемый мною подход. При этом я стараюсь понять, чего больше всего боятся участники группы; как отделить свои чувства от спровоцированных клиентами реакций контрпереноса; как я могу работать с собственными переживаниями, продолжая в то же время оказывать помощь группе.

Мой опыт работы с группами наркоманов позволил мне заключить, что для многих из них характерен страх перед собственным телом и движениями или недостаток физической активности, что свидетельствует о глубоком разрыве между разумом и телом. Одну из основных задач своей работы в качестве психотерапевта я вижу в том, чтобы помочь пациентам осознать их тело. Однако я заметила, что многие наркоманы боятся этого. Каким же образом они могут воспринять и почувствовать свое тело и его движения, если у них нет даже элементарного понятия о собственном теле? Как помочь им «соединиться» с ним?

Восприятие рассматривается в качестве базовой психической функции, обеспечивающей трансформацию ощущений в образные представления (Siegal, 1984). Переход Пиа от восприятия собственного тела в животных образах к его восприятию в образах человеческого тела можно считать первым шагом на пути его осознания.

Наиболее трудной для меня реакцией контрпереноса было отрицание чувств беспомощности и бессилия. При работе с группой Пиа мне удалось осознать, что я испытываю ощущение беспомощности, переживаемое также и участницами группы, и справиться с ним. Это, в свою очередь, помогло пациенткам принять свои чувства гнева и покинутости. Хотя я понимала, что мои ощущения бессилия и неадекватности являлись следствием проекций участниц группы, я все же стремилась выйти из этого состояния. Я подумала, что мне следует либо уменьшить размер группы, либо привлечь котерапевта, однако и то, и другое было невозможно. Сейчас, анализируя процесс своей работы с этой группой, я понимаю, что мне удалось найти выход из ситуации путем использования изобразительной деятельности, предоставлявшей группе дополнительные возможности для удерживания эмоций. Изобразительные материалы и образы создавали объектную устойчивость и помогали удерживать проекции.

В своей работе я сочетаю директивный и недирективный подходы. Я применяю различные «разогревающие» приемы в форме современных танцев под рок, диско и этническую музыку, циркулярные танцы, а также различные переходные объекты, такие, как мячи и шарфы, способствующие взаимодействию между участниками группы во время медитаций, направленных на релаксацию и визуализацию, либо простого «пребывания» в тишине. Независимо от формы творческой работы, участникам группы всегда предоставляется выбор: двигаться или не двигаться. Двигательной активности пациентов иногда предшествуют бурные и трудноконтролируемые эмоциональные всплески, заставляющие меня ограничивать их.

Периодически то одна, то другая участница группы подходила ко мне в индивидуальном порядке или даже при всех и говорила, что она не хочет сегодня «ничего чувствовать». Эти слова свидетельствовали как о сильном воздействии танцедвигательной терапии на этого человека, так и том, что я воспринимаюсь им как лицо, которое может спровоцировать чувства боли или радости. И то, и другое чувство участницы группы чаще всего способны были переносить очень непродолжительное время.

Танцедвигательный терапевт помогает людям почувствовать их собственное тело. Я заметила, что тишина и спокойное самосозерцание нередко позволяют человеку исследовать свои телесные ощущения. Первые несколько минут сессии, как правило, отводились на то, чтобы женщины сконцентрировались на ощущениях собственного тела во время ходьбы. В дальнейшем я просила их вспомнить эти ощущения для того, чтобы они могли осознать произошедшие в ходе сессии изменения.

В процессе работы с группой мне нередко приходилось преодолевать сопротивление ее участниц движению. При этом многое зависело от моей способности создавать «удерживающее» пространство. В течение первых двух месяцев работы у участниц группы во время сессий нередко отмечалась сонливость, и мне приходилось то и дело обращать на нее внимание, отмечая, что это может быть проявлением их сопротивления работе или зависимости от меня. Позволяя некоторым из них дремать, я решала целый ряд задач, в частности создавала «бесцельное состояние» (Winnicott, 1971). По моим наблюдениям, когда участницы группы видели, как дремлют другие, или когда они дремали сами, это помогало им осознать общность опыта и способствовало укреплению чувства безопасности, снижению взаимной враждебности и преодолению отрицания и сопротивления.