Проклятый. Серый путь - Алексей Шпик

Снова прикрыв глаза, переношу всю толпу своих секирей и сестру Минато ко входу в гостиницу. Чем ближе я подходил к двери дома, тем отчетливей я чувствовал чью-то боль из-за закрытой двери. На последних метрах, сорвавшись на бег, я влетел в прихожую и сразу за ней в гостиную. На диване, забинтованная и бледная от кровопотери, лежала Удзуме. Незаметно даже для себя оказался рядом с ней и положив ей руку на голову по связи между нами заглянул в последние воспоминания.

Я был прав, помощь непробиваемой вуали десятой секирей пришлась второму отряду очень кстати. Сам штурм шел довольно легко, оставленные Изуми секирей не могли ничего поделать, а одиночных стрелков споро вязали и отрубали (порой в обратной последовательности). Но все изменилось в один момент, когда по главному лифту спустилась группа из семи вооруженных мужчин, открыв огонь по семи разным целям. А дальше простая арифметика, семь целей, шесть концов у вуали, так что седьмую цель десятая просто не смогла закрыть. Себя ей прикрывать банально было нечем. Как итог - три пули в живот и одна в плечо. Стреляли наискосок, но район сердца был закрыт все той же вуалью, которую Удзуме использует как одежду.

- Ничего, сейчас придет Курусе, и все будет хорошо. - Начал я говорить своей секирей, что все ещё находилась в сознании, и сейчас смотрела на меня своими карими глазами, с полопавшимися от боли капиллярами в них. - Яхан, приведи Курусе, да и остальных тоже перенеси. Но сначала целительницу.

Начал я говорить пятьдесят седьмой, как ощутил затухающий огонь жизни в Удзуме. Поздно, даже если Яхан успеет перенести целительницу, то за пару секунд её не исцелить, я уже узнавал у пятьдесят четвертой о втором её таланте. Да ещё в голову пришла пессимистичная мысль, "В истории этого мира прописана смерть Секирей-под-вуалью в начале второго этапа".

К черту, один раз я уже терял семью, и больше переживать подобное не намерен - подумал я, смотря на закрывшиеся глаза Удзуме и слушая затихающее дыхание. Вытянув руку вперед, расположил её над десятой и, набрав побольше воздуха в грудь, приготовился пережить в третий раз все прелести спасания кого-либо из лап костлявой. Снова использовав столь ненавистный мне прием "возьми себе", я перетянул на себя как все раны Удзуме, так и приближающуюся кончину.

Застыв на месте, не в силах пошевелиться, упал на колени, безразличным взглядом остекленевших глаз мазнув по открывшей глаза и начавшей терять свою бледность секирей. Но мне сейчас было не до радости за десятую, поскольку во мне разливался холод смерти, замораживающий чувства и убивающий всякое желание сопротивляться. Когтистые руки костлявой старухи сжимались все сильней, не в силах забрать то, что ей не принадлежит, но и не желая отпускать глупца, попавшего в её сети.

Сзади послышался стук упавшего тазика, который, судя по ощущению жизни, принесла Мия, видимо там были мокрые повязки на лоб и для увлажнения бинтов. С легким хлопком открылась входная дверь, впуская моих секирей, а из ближайшей тени вышла Яхан держащая растерянную Курусе за руку. Но до всего этого мне уже не было дела, как и до вскочившей Удзуме, что, указывая на меня пальцем, что-то кричала остолбеневшей пятьдесят четвертой. Но вот, спустя долгих пять секунд, показавшихся мне вечностью, тиски холода начали разжиматься, уколов напоследок особенно сильно в районе сердца. Перед тем, как потерять сознание, мне в голову пришла бредовая мысль - "А эпическую встречу семьи Сахаси я похоже пропущу, если меня сейчас в чувства не приведут".

Пришел я в себя на диване, где до этого лежала Удзуме. Судя по внутренним ощущениям, провалялся я не долго, минут сорок от силы. Кто-то заботливый уже успел меня накрыть одеялом, причем снова тем же - подумал я с легким смешком . Голова моя покоилась у кого-то на коленях, сверившись с чувством жизни и связью со своими секирей, я сделал вывод, что подушкой сегодня для меня подрабатывает Карасуба. Не открывая при этом глаза и никак не подавая вида, что я пришел в себя. А действо, что разворачивалось рядом, было поистине занимательно, жаль, что я не застал начала.

- Значит, ты утверждаешь, что из-за этого долбанутого проекта "секирей" и моего папаши меня взяли в заложницы? - Наседала на брата Сахаси младшая.

- Д-да, н-но с тобой же все нормально. И если ты знала, кто наш отец, то почему не сказала мне об этом? - пытался отбиться дважды ронин... Пока неудачно.

- А почему ты мне рассказал об этом проекте не в первую нашу встречу, когда ты уже участвовал в нем, судя по присутствующим тут Кахо-тян и Мусуби-тян, а только сейчас? - Бедный Минато, есть у меня подозрение, что у него дома полный матриархат. - Молчишь? Вот и молчи, а с матерью я ещё сама поговорю.

- Кстати, я так поняла, что все эти девушки секирей, так? - Минато лишь молча кивнул, жаль глаза у меня закрыты, наверняка лицо у него сейчас живописное, но через ощущение жизни столь мелкие детали, как мимику лица, рассмотреть довольно трудно.

- Тогда поздравляю тебя братик - ты бабник. - Выдала ему Юкари. Если бы я и так не лежал, то упал бы. А наш "Казанова" замотал головой из стороны в сторону, не в силах вымолвить и слова.

-О-они не мои. Ну, не все. - Наконец совладав с нахлынувшими эмоциями, выдал Минато. Дальше представил своих секирей. Я же все это время чувствовал все более нарастающий ко мне интерес, причем из раздела "плотоядных".

- Значит, этот красавчик свободен? - перебила своего брата Сахаси младшая. Думаю, не надо говорить на кого она указывала? Ответил ей не опешивший ронин, а Карасуба, голос которой сейчас больше напоминал лязг металла.

- Он уже занят и впредь будь осторожней, малышка, я могу и приревновать. - Закончила она уже своим нормальным голосом с легкой хрипотцой, но холодок по спине пробежал именно с последних её слов. Хотя, я подозреваю, не ответь она сейчас так, и остальные секирей не сдержались бы, устроив Сахаси-младшей "веселую" жизнь, правда гарантий, что они и теперь не будут ей пакостить по мелочи, у меня нет, но это лучше чем разборки прямо сейчас.

- Хм, а ты значит его ашикаби? И где ты такого парня нашла, может, поделишься адресом? - решила свести к шутке (пусть и довольно натянутой) Юкари, но вновь промахнулась.

- Я его секирей. - С нечитаемыми интонациями в голосе, ответила ей Карасуба. Интересно, а чего остальные мои пташки молчат? Сканирую их фон, и натыкаюсь на чуть ли не висящую в воздухе апатию и безнадегу. Похоже, тот букет, что я испытывал перед отрубом, краешком и их задел, да ещё и переживают они за меня сильно. От осознания этого факта даже теплее на душе стало. Как же давно за меня никто не переживал.