Прописные истины - Сергей Темирбулатович Баймухаметов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот ты скажи мне, Шаймерден, — с надрывом и одновременно с настырной ехидцей в голосе говорил Рыжий, — какая между нами разница? Ты человек, и я человек, а разница какая?
— Разница? — переспросил Гора Мяса, которого звали Шаймерден. — Разница дразнится, — повторил он, нарочно затягивая паузу и заранее хитро улыбаясь. — Да никакой разницы нет… Разве что ты весь в одну мою штанину влезешь, да еще обмотаешься! — И он тяжело, но с некоторым кокетством шевельнул слоноподобной ногой.
Мужики захохотали.
— Нет, ты слушай, — настаивал Рыжий, не обращая внимания на смех. — Ведь гнить одинаково будем: что ты, что я. Так мне интересно: чего же ты так упираешься, чего ты с молодых лет так ломаешь себя, а?
— Это я себя ломаю?! Ха-ха! — Шаймерден колыхнулся всем телом. — Это я себя ло-маю? — Он преувеличенно серьезно оглядел себя, уперся взглядом в пузо свое, и мужики вокруг снова захохотали: действительно, как-то смешно было, чтобы эта Гора Мяса ломал себя. Это рыжий мужичонка ломал себя, дерганый весь, испитой. — Ну чего ты все прыгаешь, чего гоношишься? — повернулся к нему Шаймерден. — Всю жизнь прогоношился, а теперь на людей кидаешься. А думаешь, почему ты такой смелый? Знаешь ведь, что я не разозлюсь. Другой бы разозлился, а я — нет. Мне-то что? Давай еще пива, хошь?
— Давай, — согласился Рыжий и, выплеснув остатки из своей кружки прямо на дощатый пол, протянул ее Шаймердену.
— Только помни, — сказал он, — что судьбой все поровну разделено было. Поровну! А ты с молодых лет себе вон какой кус отхватил и сидишь над ним, как цепной кобель. А подумай, может быть, ты его у меня отнял? Мою долю урвал, а? Может такое быть? Тогда видишь, какая разница выходит между нами…
После этих слов Рыжего в разговоре возникла напряженная пауза: все ждали, что скажет на это Шаймерден.
— Ну, ты даешь… — протянул Шаймерден. — Посмотрите на него, а? — обратился он сразу ко всем. — Выходит, я его долю в жизни урвал, а? Вот, говорит, в чем разница… Да разница в том, — он всем телом повернулся к Рыжему, — да разница в том, что я живу и знаю, как я живу, а ты живешь и все жалуешься, все обижаешься на жизнь, — вот в чем вся разница!
— Я жалуюсь?! — взъерепенился Рыжий. — Кто тебе сказал, что я жалуюсь? Ты думаешь, если ты такой, то тебе все завидуют? Да никто тебе не завидовал и завидовать не будет…
— А чего ж тогда цепляешься, все успокоиться не можешь? Стой да пей себе потихоньку.
— Да мне понять хочется! — сорвался вдруг на вымученный, надрывный шепот Рыжий. — Зачем, зачем тебе надо так ломать себя? Чтобы ты понял, что я, — он ткнул себя в грудь пальцем, — я живу как хочу. Пусть плохо, но как хочу. А ты нет, ты не можешь жить как хочешь, ты сызмальства себя связал.
— Ну, это ты брось, — легко прервал его Шаймерден и пристукнул кружкой по столу. — Ты меня жить не учи, ты свою жену учи, понял?
Рыжий ничего не ответил, сгорбился только, припал губами к кружке: пил долго, медленно, потом оторвался от нее, подумал и отошел от столика, взгромоздился на перила. Получилось так, как будто Рыжий покинул поле боя.
Спор, неожиданно обострившийся, угас сам собой. И я в нем так ничего и не понял. Посидел еще немного, поговорил с мужиками о том, о сем, допил пиво и пошел к себе на буровую.
Эрик и Мейрам в тени вагончика играли в подкидного. Я пристроился к ним, налил себе из синего железного чайника холодной заварки.
— Тебе раздавать? — спросил Мейрам.
— Угу. — Я кивнул головой машинально, не глядя на него. Внимание мое привлек человек, появившийся на буровой площадке. Это был Шаймерден. Он медленно, по-хозяйски обходил площадку: попинал ногой в сандалии скаты автомобильного прицепа, осмотрел сложенные штанги, надолго остановился у глиномешалки, подергал, проверил, туго ли натянуты ремни привода. Заметив, что мы смотрим на него, он оставил глиномешалку и пошел прямо к вагончику.
— Здорово, ребятки! — сказал он, присаживаясь на крепкий деревянный ящик из-под запчастей.
— Здрассьте, — вразнобой ответили «ребятки». Мне Шаймерден улыбнулся как старому знакомому, и я улыбнулся ему в ответ: он был огромен, добродушен и спокоен.
— Случилось что? — кивнул он в сторону буровой. — Второй день, замечаю, не работаете.
Вообще-то нам уже изрядно надоело объяснять каждому любопытствующему прохожему, отчего да почему мы простаиваем, но Шаймерден больно уж располагал к себе, и я не удивился, когда Эрик начал подробно рассказывать ему, что муфта сцепления на нашем станке всегда была ни к черту, и вот доработались, теперь надо диски новые ставить, и Иван поехал за ними на базу.
— Где же вы раньше были? — удивился Шаймерден. — Пришли бы к нам в автопарк или к начальству местному сходили: нашли бы, никуда не делись, им же выгодно, чтобы вы побыстрее закончили.
— Нечего баловать! — вмешался Мейрам. — А то наша начальство привыкло уже, что мы сами все достаем. Пусть повертятся немного, Иван там задаст жару…
— Ну, если так, — согласился Шаймерден. — А Иван долго там будет?
— Сегодня утром должен был приехать. Наверно, по делам задержался.
— Ладно, тогда я завтра зайду к вам, — сказал Шаймерден и встал с ящика. Но не уходил. Ждал чего-то. Или хотел что-то еще сказать…
— А зачем тебе Иван? — спросил я. — Может, передать ему что надо?
— Я спросить хотел у него… Да ладно, вы без него все равно ничего не решите.
— Да вы скажите, в чем дело? — спросил Мейрам. — Может, мы чем поможем?
— Я насчет трубы хотел, — сказал Шаймерден. — Вон у вас труба валяется: нужна она вам?
— Это десятидюймовая, что ли? — спросил Эрик.
— Ну да, широкая…
— Черт его знает… — Эрик заколебался, посмотрел на меня.
Трехметровый отрезок трубы, на который показал Шаймерден, был, в общем-то, нам совсем не нужен. Остался с какой-то скважины, вот и возили мы его с собой: не выкидывать же, авось где-нибудь пригодится.
— А зачем она тебе? — спросил я.
— Мост надо сделать перед домом, — объяснил Шаймерден. — Канаву я вырыл, чтобы вода протекала, теперь трубу широкую никак найти не могу. Вот эта как раз туда подошла бы. Иван
