В заповедной глуши - Александр Мартынов

Кончилась песня… Гитара ещё играла, но лениво как-то, а может — задумчиво, и вокруг костра стало почти тихо. Разговор распался на отдельные беседы: так всегда бывало перед тем, как все потихоньку начнут вставать и отправляться спать. И жалко, что песня кончилась — и радостно от уверенности, что и завтра будет день не хуже.

Витька смотрел в огонь. Он не понял, о ком была песня и когда это было — разве что вспомнилось слово «комиссар» — так называли Альку, а значит — был это хороший человек, смелый и честный. Жалко, что погиб, но вот ведь — осталась песня, которую он пел перед смертью, не испугался…Алька привалилась к плечу Витьки — естественно и уверенно, и мальчишка сперва боялся пошевелиться, чтобы она не отстранилась…а потом перестал думать об этом и просто сидел, краем уха слушал негромкие реплики…

— Вот, сегодня нашли…

— Ого.

— И я о чём… Слава третья степень, Красная Звезда, За Отвагу…

— Неизвестный?

— Почему? Медальон хорошо сохранился. Из Сибири откуда-то. Палеев Леонид Викторович, старший сержант, двадцать восемь лет… Уже запрос написали…

— А у нас пусто…

Витька усмехнулся огню. Старший сержант был его однофамильцем. И даже звали его, как отца Витьки, то есть — полный тёзка и однофамилец… Жутковато — и почему-то приятно…

— М?! — Алька вздрогнула и, дёрнувшись, отстранилась.

— Ты чего? — удивился Витька. Девчонка глубоко вздохнула и тихо ответила:

— Мне приснилось, что тебя нет…

— Я есть, — ответил Витька. И повторил — уже для себя скорее: — Я есть.

12

В «законный выходной» Витька заспался.

Валька уже встал, привёл себя в порядок, успел размяться, переделать кое-какие дела по хозяйству дома и в огороде, пройтись по лесу… Было почти одиннадцать, когда Витька начал ворочаться, всё ещё придрёмывая. Валька, посмеиваясь, наблюдал за ним. Он давно заметил за названым братишкой некую безалаберность. Во многих вопросах Витька был умудрённым взрослым, почти пугающе рассудительным и знающим. Но в других — не тянул на те четырнадцать, которые имел. По крайне мере, с точки зрения Вальки. Например, мог не умыться или не почистить зубы, и так несколько дней, если не напомнить — а тогда он огрызался. Или мог вот так дрыхнуть, потом раздражаясь на замечания Вальки и угрюмо сопя на замечания Михала Святославича.

Витька выкопался из-под одеяла, позевал, посмотрел вокруг. Что-то буркнул и опять завалился в постель поверх скомканного одеяла. Потянулся с явным наслаждением и прикрыл глаза.

Валька, сидевший возле окна с книжкой на колене, не выдержал:

— Да приведи ты себя в порядок!

— Мы что, уже в армии? — уточнил Витька. — Не хочу приводить, не хочу вставать. Всё равно делать нечего. Даже телик смотреть неохота.

— Тут пятнадцать тысяч книг, — сердито сказал Валька, ощущая, что начинает злиться и зная, что Витька, ощутив это, в свою очередь начнёт его поддразнивать. — Не библиотека, а клад. Ты бы хоть почитал.

Витька издал неопределённый звук — ироничный и недоумевающий, недовольный и презрительный. Потом вдруг сел и сердито спросил:

— Вот ты читаешь. Читаешь, читаешь… Что там такого интересного? Нет, ты мне объясни, — он заметил, что Валька хочет вернуться к книге, — постой, мне правда интересно. Книжка. Чем она лучше видака?

— Хотя бы тем, что большинство книжек не переделаны в фильмы, — Валька хотел всё-таки начать читать, но неожиданно понял, что Витьке и правда интересно.

— И только? — Валька наморщил лоб. — Вот в фильме. Актёр глазами повёл — и всё ясно… если, конечно, актёр хороший. А в книжке на лист надо расписывать, да и то не у всякого таланта хватит. А что не всё пока переснято — так это дело времени и денег, согласись?

— Положим, — кивнул Валька. — Сам же стихи пишешь — и книг не читаешь, парадокс!

— Это разные вещи, — возразил Витька. Валька подумал и спросил:

— А ты слышал о магии написанного слова?

— Ууууууу… — завыл Витька, откидываясь на постель. Валька разозлился и окончательно захлопнул книгу:

— Ладно. А так тебе понятно? — он встал, подошёл к Вальке, насмешливо взирающему на него с одеяла, и постучал его пальцем по лбу: — Книга развивает воображение. Она заставляет человека мозги напрягать. Фантазию. Представлять. Додумывать. «На милорде был красный камзол,» — сказал Валька с дурацким пафосом, сам смутился, но тут же продолжал: — В кино глянул — и всё, только зафиксировал, как фотоаппарат. А в книжке прочитаешь — и начинаешь думать: какой милорд? Какой камзол? Почему красный? А какой красный, какого оттенка? И представляешь себе. Целую картинку рисуешь из-за одной строчки! Или ты считаешь, что мозги нагружать — только портить?

Витька, в начале этой короткой горячей речи улыбавшийся снизу вверх, сейчас смотрел задумчиво. Он был умным парнем, Валька это знал вообще-то. И почти не удивился, только победно усмехнулся (про себя), когда Витька раздумчиво сказал:

— Да… это ты, пожалуй, верно… Насчёт воображения…

— Пошли? — предложил Валька, кивая в сторону двери. Витька не понял:

— Куда?

— Выберешь себе книжку. Сам. Попытка не пытка, вдруг понравится, а?

— Да ну тебя, — отмахнулся Витька, но тут же признался: — Я… я, Валь, плохо читаю. Ну, не то чтоб не умею, нет, умею, — поспешно поправился он, — но медленно читаю.

— А кто за тобой гонится-то? — искренне удивился Валька. Витька несколько секунд смотрел на него, потом встал:

— Ну пойдём, что ли…

…В кабинете Михала Святославича Витька притих и с робким почтением смотрел на ряды книг на полках. Валька ощутил некое превосходство над другом и широким жестом обвёл плотно стоящие корешки:

— Выбирай… — но тут же понял, что Витька мгновенно заблудится и плюнет на эту затею. — Чего ты вообще хочешь?

— Да я ничего не хочу, — пробормотал Витька, в этот момент ужасно похожий на человека, который в трусах оказался в каком-то высоком собрании и ёжится под устремленными на него удивлённо-возмущёнными взглядами элегантно одетых леди и джентльменов, думая об одном: где тут ближайшая дверь. Смотреть на это было забавно, но Валька запретил себе даже улыбаться и уточнил:

— Ну на какую тему? Тут разные есть. Даже макулатура.

Макулатурой отец называл детективы и боевики, хотя сам их читал. Валька вспомнил это и сморщился. Но Витька этого не заметил. Блуждая глазами по полкам, он подошёл ближе, прочёл на одном из корешков:

— Платон. Диалоги… — с сомнением посмотрел на книжку: — Это что, одни диалоги?

Валька не выдержал — фыркнул. Витька посмотрел обиженно, засопел носом. Отвернулся, наугад снял с другой полки книжку в сером тканом переплёте с вытертым рисунком.