Мой враг, моя любимая - Вергилия Коулл

Чтобы избавиться от наваждения, Ивар решил на некоторое время забыть дорогу в поселение. Он постоянно твердил себе, что ее отец убил всю его семью, не пожалел даже маленькую сестренку, превратил жизнь его народа в ад. Что в этом парке среди семей с детьми, которые катаются на каруселях, наслаждаются свежим воздухом на скамьях, играют в бадминтон на лужайках, ездят на велосипедах и роликах или бегают, как он сам — среди них нет ни одного лекхе. И никогда не будет. Для лекхе не предусмотрено парков и зон отдыха.

Ивар держал в своих руках один-единственный шанс все изменить. Судьба подкинула ему возможность вендетты, а вместо того, чтобы им воспользоваться, он переполнялся глупыми фантазиями и мечтами и больше всего на свете хотел эгоистично наслаждаться девушкой, забыв о страданиях друзей.

На перекрестке двух аллей примостилась старуха с цветочными букетами в ведрах. Пробегая мимо, Ивар представил, какое лицо было бы у его охотницы, если бы он подарил ей вон те красные розы, и глупо заулыбался. Затем поймал себя на мысли, что совершенно не знает, какие она предпочитает цветы и любит ли их вообще.

Осознав, до чего докатился, Ивар громко выругался, напугав проходившую мимо парочку, и припустил вдвое быстрее обычного, свернув в боковую аллею. Придется сделать еще круга четыре, чтобы вытрясти из башки дурь.

Внезапно наперерез ему выскочили трое. На рукавах ветровок мелькнули красные повязки. Ивар остановился и нахмурился, уже понимая, кого увидит.

— Виктор… — процедил он, вытаскивая из одного уха наушник.

Лекхе невысокого роста, с розовыми ушами и легкой щербинкой между двух передних зубов, оскалился подобием улыбки. Его взгляд медленно просканировал Ивара снизу вверх от белых кроссовок до кончиков волос.

— Привет, Хамелеон. Что-то не слышно тебя и не видно в последнее время. Как там дела в Сопротивлении? Как Мила поживает?

Двое его подручных окружили Ивара и вызывающе хмыкнули. Он сжал кулаки, всерьез подумывая, что получил отличную возможность их почесать и выпустить пар. Но все-таки парк — общественное место, а ему не улыбалось потом объясняться в полиции за драку. Отец и так постоянно твердил об осторожности, а Ивар то и дело невольно забывал о наставлениях.

— Не смей даже имя ее произносить, — прорычал он.

— А что такого? — притворился удивленным Виктор. — Хочу и произношу. Мы с ней были очень близки, как ты помнишь.

Ивар презрительно скривился.

— Я хочу то, о чем мы договаривались, — Виктор перестал паясничать и перешел на деловой тон.

— Мы ни о чем не договаривались.

— О нет, — покачал тот головой, — мы договаривались, что ты раздобудешь для меня жилу или кое-кто в Управлении Безопасности узнает точные координаты твоего партизанского лагеря.

— Это частная земля, — мрачно бросил Ивар.

— Но если станет известно, что там, за забором, — Виктор сделал круглые глаза, — то в Управлении Безопасности найдут способ добыть ордер и нарушить неприкосновенность чужой собственности. А потом, — он начал загибать пальцы, перечисляя, — под суд пойдет владелец участка, затем — один лекхе, который много лет притворялся не-лекхе. Что за это ему будет грозить? Мне кажется, смертная казнь. А ты как думаешь?

Ивар промолчал.

— А еще надо не забыть семью, усыновившую этого лекхе и скрывавшую его от закона. Что будет с ними? По-моему, это государственная измена, не меньше, — Виктор пожал плечами, — значит, тоже смертная казнь.

— Да что ты будешь делать с жилой?! — не выдержал Ивар. — Что ты хочешь изменить?

Тот ухмыльнулся.

— А кто сказал, что я что-то хочу менять? Я — человек маленький, мое дело — помогать соблюдать законы. Мы никогда не сравняемся в правах с обычными людьми, но можем попытаться приблизиться к этому. Раз мне никто не дает в руки особое оружие, я получу его сам. А потом докажу, что смогу делать свое дело в два раза эффективнее. И тогда меня заметят. Может, повысят… — его глаза мечтательно закатились. — И ты не будешь единственным лекхе, у которого есть паспорт.

Ивар фыркнул и покачал головой.

— Никто тебя не повысит. Чтобы бы ты ни делал, хоть наизнанку вывернись, ты для людей — грязное животное. В твоем случае — грязный сторожевой пес, который сторожит тупых овец. Пса не возьмут в дом и не посадят за стол, сколько бы овец он не загнал. Его место — в конуре.

— Странно слышать это от тебя, Хамелеон.

— Не странно. Я, как раз, сижу за тем столом, куда тебя не пустят. Я знаю людей вдоль и поперек.

Лицо Виктора перекосилось от злобы.

— Недолго тебе сидеть осталось, — прошипел он, — я свое слово сказал. Или ты в ближайшее время добываешь для меня жилу, или будете все на электрическом стуле жариться. Как хочешь, хоть перебей весь охотничий клан, но ты расчистишь для меня дорогу. Я все сказал!

Махнув сопровождающим, Виктор окатил напоследок Ивара полным ненависти взглядом, толкнул плечом и прошел мимо.

Ивар скрипнул зубами. Конечно, он не собирался давать в руки «красноповязочника» оружие, но именно это нелепое требование подтолкнуло его очертя голову рвануться в заповедник. Рвануться — и наткнуться на охотницу. Ивар предвкушал, как выпустит Виктору в лоб первую добытую пулю. На кону стояла безопасность близких, а у «красноповязочника» всегда имелось в запасе достаточно подлости, чтобы выполнить угрозу. И в этом заключалась еще одна причина, по которой Ивар должен был воспользоваться шансом и обменять Киру.

Должен был. Но не мог.

Зазвонил телефон. Ивар схватился за аппарат, с удивлением вглядываясь в номер. Он лично подключал его, чтобы у Лекса всегда имелась возможность для экстренной связи. Что-то внутри оборвалось от нехорошего предчувствия. Ивар поднес телефон к уху и услышал виноватое:

— Друг, ты только не сердись… но охотница сбежала.

Так быстро Ивар не бегал, даже когда хотел вымотать себя до беспамятства. В мозгу пульсировала лишь одна мысль: «Где она?» Кажется, он даже твердил это вслух, когда несся по улицам, распугивая прохожих своим безумным видом. Потом мчался куда-то за рулем, успевая попутно совершать звонки.

Байрон и Лекс встречали его на обочине шоссе. Там, где медведь Лекса потерял след охотницы, нашедшей путь от поселения до дороги. Когда Ивар выпрыгнул из машины, у друзей вытянулись лица.