Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - Евгений Доллман

Керстен называл свой метод, который я частенько с ним обсуждал, «психоневрологическая терапия», и он избавлял человека от всех форм невралгии, желудочных и кардиологических заболеваний, возникших на нервной почве, мигрени, дебилизма и, что не менее важно, от импотенции.

Когда доктор Ко вернулся к себе в Тибет, Керстен унаследовал большую часть его пациентов. Он стал известен всей Европе, и в 1928 году его приняли при дворе королевы Вильгельмины Голландской. Если не обращать внимания на ряд весьма колоритных историй, описанных Керстеном в своих мемуарах, нет сомнения, что его клиентура, как придворного массажиста Оранского дома, включала в себя самых крупных финансистов, аристократов и политиков Европы. Два его немецких пациента, владельцы крупных предприятий, из далеко не альтруистических соображений познакомили его с Генрихом Гиммлером. 10 марта 1939 года Керстен установил, что его новый пациент страдал от нарушений работы симпатической нервной системы, в результате которых у него возникали спазмы сосудов, вызывавшие сильную боль. И он сумел устранить эту боль в течение нескольких минут глубокого массажа.

– Я обращался ко многим немецким специалистам, – сказал ему Гиммлер, – но никто из них не смог помочь мне. Прошу вас, лечите меня и дальше.

И Феликс Керстен помогал ему – так долго и так успешно, что вскоре сделался незаменимым для самого страшного человека Третьего рейха. Гиммлер знал очень много, но не подозревал, что его новый фаворит врач перед тем, как продолжить его лечение, посоветовался с финским послом в Берлине, и тот дал ему добро, мотивируя это тем, что «когда-нибудь эта связь окажется очень полезной».

Так что Керстен продолжал массировать Гиммлера, избавляя его от боли и одновременно облегчая невыносимые муки людей, находящихся в тюрьмах и концлагерях, или спасая их от заключения в Бухенвальде или Аушвице. Это был, пожалуй, единственный случай в истории медицины, который, благодаря доктору Ко, отдавал китайским ароматом. Керстен не только спасал жизнь людей, но и помогал Гиммлеру облегчить душу разговором. Лежа на кушетке, скрючившийся от боли рейхсфюрер СС чувствовал непреодолимое желание избавиться от своих секретов. Восьмисотстраничный дневник, в котором Керстен зафиксировал его откровения, вряд ли когда-нибудь будет полностью опубликован, но он включил отрывки из этого дневника в книгу, о которой я говорил выше. Это один из самых важных источников психологической и исторической информации о Третьем рейхе. Хочу привести здесь самый, пожалуй, интересный отрывок из воспоминаний Керстена:

«Пункт полевого командования, 12 декабря 1942 года.

Я провел сегодня самый интересный день с тех пор, как Гиммлер стал моим пациентом. Он был очень нервным и беспокойным сегодня, и я догадался, что у него что-то на уме. Когда я заговорил с ним, он спросил: «Можете ли вы вылечить человека, страдающего от головных болей, приступов головокружения и бессонницы? Вот, прочитайте. Это секретная папка, в которой содержатся сведения о болезни фюрера». Прочитав отчет, я убедился, что он состоит из двадцати шести страниц. Не было сомнений, что здесь использовалось заключение врачей госпиталя в Па-севалке, в котором лежал потерявший зрение Гитлер. Начиная с этого периода везде отмечается, что молодой солдат Гитлер подвергся газовой атаке. Лечили его плохо, в результате чего возникла опасность временной слепоты. Появились также симптомы заражения сифилисом. Его лечили в Пасевалке и выписали, как полностью выздоровевшего. В 1937 году появились симптомы того, что сифилитическая инфекция продолжает свою разрушительную работу. В начале 1942 года новые симптомы не оставили никаких сомнений в том, что Гитлер страдает от прогрессирующего паралича. Присутствуют все признаки этой болезни, за исключением неподвижности зрачков и бессвязной речи. Я вернул отчет Гиммлеру и сказал, что вряд ли смогу чем-нибудь помочь, поскольку я специалист по мануальной терапии, а не психическим заболеваниям».

Керстен приехал в Рим весной 1940 года в качестве подарка Гиммлера его римским друзьям. Перед прибытием этого чудотворца его смертельный враг Гейдрих через своего прихвостня, полицейского атташе в Риме Каплера, предупредил меня о том, чтобы я был с ним поосторожнее. Это был единственный случай, когда Гейдрих пытался предложить мне сотрудничество. Он велел Каплеру сообщить мне, что, по мнению Центрального бюро государственной безопасности, Феликс Керстен был агентом вражеской разведки и к его предстоящему контакту с руководителями Италии бюро относится с большим недоверием. Я ответил, что Гейдрих должен обсудить это дело со своим шефом Гиммлером и что меня попросили помочь Керстену устроиться в Риме и переводить во время сеансов массажа, которые он проведет для Чиано, Буффарини-Гвиди и других.

Вскоре прибыл и сам доктор, творивший чудеса, пухлый и мягкий, словно Будда, и поселился в апартаментах бывшего короля Альфонса в Гранд-отеле. Я уверен, что монарх из династии Бурбонов никогда не принимал такого количества посетителей. К нему сразу же обратились Чиано и Государственный секретарь внутренних дел Буффарини-Гвиди, чьи нервы были расшатаны постоянным участием в войне между донной Ракеле и Кларой Петаччи, а также стремительными изменениями настроения и решений Муссолини. Керстен, гостиная которого в Гранд-отеле была заполнена дамами из гольф-клуба, очень понравился Чиано. Керстен был неболтлив, и я не узнал, чем болеют все эти дамы. Только в разговоре о Чиано он позволил себе многозначительно улыбнуться и привести несколько ссылок на тибетское учение о любви.

К нему обращались самые разные люди, в том числе герцог Сполето, племянник короля и наследник дома Аоста, и граф Вольпи, венецианский финансист и дипломат. Я предложил Биби, которая к тому времени уже выросла, устроить Керстену экскурсию по Риму, но его гораздо больше заинтересовали витрины кондитерских магазинов, где были выставлены сокровища, уже недоступные в гитлеровской Германии, чем памятники Древнего мира.

Непреходящей страстью Керстена были конфеты и шоколад, и вскоре уже пациенты приносили ему целыми фунтами пралине, надеясь, что до и во время лечения он будет ласков с ними. Он с довольным видом поглощал угощение, пока его жертвы ожидали очередного сеанса пыток. Поскольку визит Керстена был частью немецкого плана по завоеванию расположения Италии, которая все еще оставалась нейтральной, ему категорически запретили в Берлине брать плату от итальянцев. А надо сказать, что Керстен очень любил деньги. Он с грустью признавался мне, что часто жалеет о том, что не уехал из Берлина в 1939 году и не бросился в объятия своих пациентов, состояние которых составляло миллионы долларов. Я тоже часто задавал себе вопрос, почему он не эмигрировал, и приходил к выводу, что им руководило человеколюбие. Но больше всего меня удивляло его горячее желание получить высокий чин в СС. Как финский медицинский советник и бывший личный врач монархов Оранского дома, он не нуждался в новых чинах. Впрочем, Феликс Керстен был ужасно тщеславен. Однажды, когда я приехал, чтобы отвезти его на прием, я обнаружил, что он нацепил на себя фрак, увешанный совершенно невообразимой смесью знаков отличия, начиная с голландских орденов, американских золотых медалей и кончая итальянскими командорскими крестами. Он был очень расстроен, когда я посоветовал ему надеть обычный костюм.