Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Вадим Юрьевич Солод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маяковский в автобиографии «Я сам» написал о Великой войне:
Принял взволнованно. Сначала только с декоративной, с шумовой стороны. Плакаты заказные и, конечно, вполне военные. Затем стих — «Война объявлена».
Морду в кровь разбила кофейня,
зверьиным криком багрима:
«отравим кровью игры Рейна!
Громадами ядер на мрамор Рима!»
Или высказывание Велимира Хлебникова о начавшейся мировой катастрофе:
— Где как волосы девицыны
Плещут реки там в Царицыне,
Для неведомой судьбы, для неведомого боя,
Нагибалися дубы нам ненужной тетивою.
В пеший полк 93-й
Я погиб, как гибнут дети.
Тем не менее вчерашние пацифисты оказались в первых рядах сторонников войны до победного конца. Леонид Андреев писал Ивану Шмелёву: «Для меня смысл настоящей войны необыкновенно велик и значителен свыше всякой меры. Это борьба демократии всего мира с цесаризмом и деспотией, представителем каковой является Германия… Разгром Германии будет разгромом всей европейской реакции и началом целого цикла европейских революций». Звучало вполне по-троцкистски.
Владимир Маяковский, как и абсолютное большинство петербургских интеллигентов, встречает известие о начале боевых действий с воодушевлением, с не меньшим энтузиазмом начинает редактировать литературно-критический отдел в патриотической газете «Новь», сотрудничает с издательством «Сегодняшний лубок».
Боишься?!
Трус!
Убьют?!
А так
полсотни лет ещё можешь, раб, расти.
Ложь!
Я знаю,
и в лаве атак
я буду первый
в геройстве,
в храбрости.
О, кто же,
набатом гибнущих годин
званый,
не выйдет брав?
Все!
(Маяковский В. В. Война и мир).
В военном 1914 году он написал несколько статей «Штатская шрапнель. Вравшим кистью», «Как бы Москве не остаться без художников» и «Бегом через вернисажи». Позиция поэта более чем патриотична: Отечество в опасности, его надо защищать!
«Как русскому, мне свято каждое усилие солдата вырвать кусок вражьей земли, но как человек искусства, я должен думать, что, может быть, вся война выдумана только для того, чтоб кто-нибудь написал одно хорошее стихотворение». В статье «Штатская шрапнель. Вравшим кистью» Владимир Маяковский писал: «А ну-ка возьмите вашу самую гордящуюся идею, самую любимую идею вас, ваших Верещагиных, Толстых — не убивай человека, — выйдите с ней на улицу к сегодняшней России, и толпа, великолепная толпа, о камни мостовой истреплет ваши седые бородёнки» (Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: в 13 т. М., 1955. Т. 1. С. 309.).
По его словам, война стала временем, «когда плеяда молодых русских художников — Гончарова, Бур люк, Ларионов, Машков, Лентулов и др. — уже начала воскрешать настоящую русскую живопись, простую красоту дуг, вывесок, древнюю русскую иконопись, безвестных художников, равную и Леонардо и Рафаэлю». Лубок отразил и некоторые поиски новых художественных средств, соответствующих времени, среди которых прежде всего можно выделить лаконизм и выразительность. «Мы должны острить слова, — писал в эти дни Маяковский. — Мы должны требовать речь, экономно и точно представляющую каждое движение. Хотим, чтоб слово в речи то разрывалось, как фугас, то ныло бы, как боль раны, то грохотало б радостно, как победное ура» [1.134].
Немного позднее поэт перешёл в издательство «Парус», созданное Максимом Горьким, которое в революционно-патриотическом экстазе массовыми тиражами выпускало пропагандистские плакаты типа «Царствование Николая последнего», «Кого солдат защищал раньше…» и лубочные открытки, снабженные афористичными подписями типа:
Жгут дома, напёрли копоть,
а самим-то неча лопать…
(это о немецких солдатах, естественно. — Авт.).
Неужели немец рыжий
Будет барином в Париже?
Нет уж, братцы, — клином клин,
Он в Париж, а мы в Берлин…
У Вильгельма Гогенцоллерна
Размалюем рожу колерно.
Наша пика — та же кисть.
Если смажем — ну-ка счисть.
В этих стилизованных под фольклор строчках Владимира Маяковского выразилась традиционная всеобщая уверенность первых месяцев войны в непременной и, что существенно важнее, скорой победе, известная ещё как «к Рождеству управимся!» В статье «Будетляне» поэт писал: «Ещё месяц, год, два ли, но верю: немцы будут растерянно глядеть, как русские флаги полощутся на небе в Берлине, а турецкий султан дождётся дня, когда за жалобно померкшими полумесяцами русский щит заблестит над вратами Константинополя».
В архивах сохранилась бухгалтерская выписка о том, что за каждый лубочный эскиз Владимир Владимирович получал от издателя З. И. Гржебина, который сам когда-то был популярным художником-карикатуристом, по 250 рублей, за рисунок с текстом — 350. За июль 1917 года им получено от издательства 775 рублей. Деньги не весть какие — путиловский рабочий получал в два раза больше, а в Петербурге уже действовала карточная система на основные виды продовольствия, так что особо не разгуляешься.
В числе тысяч заявлений с просьбой о направлении в действующую армию было и его. По данным полиции, в первые дни войны на призывные пункты по всей стране явились 96 % (!) подлежащих обязательному призыву мужчин. Однако 12 ноября 1914 года в столичную призывную комиссию поступает справка Петроградского Охранного отделения о политической неблагонадежности Владимира Маяковского, где упоминаются его предыдущие аресты и содержание в тюрьме по политической статье[53].
В призыве Маяковскому отказано по причине неблагонадёжности, Пастернаку — из-за состояния здоровья (у него плохо срослась нога после старой травмы), Давиду Бурлюку — по той же причине, но тот, несмотря на инвалидность, настаивал на его отправке на передовую.
Однако огромные людские потери на фронте, понесённые в первый военный год (по сведениям из разных источников, действующая армия потеряла убитыми, ранеными и попавшими в плен около 1 350 000 солдат и офицеров), довольно скоро заставили военные власти пересмотреть принципы призывной политики — теперь уже под ружьё пытались поставить всех. В мобилизационных планах стоит задача увеличить численность армии и флота до 6,5–7 миллионов человек.
Чудовищные военные жертвы существенно повлияли и на ура-патриотические настроения интеллигенции — теперь она, как и политические противники самодержавия, выступает против империалистической войны. Такие общественные настроения были отмечены во всех воюющих странах. Военные журналисты писали о невиданном ранее уровне озверения солдат на боевых позициях с обеих сторон, особенно это проявлялось в рукопашных схватках. Многим людям творческих профессий казалось, что в окопах нет места искусству, но в это же время