Последняя ночь на Извилистой реке - Джон Ирвинг

Тут же, на кухне, рядом с кулинарными книгами, в хронологическом порядке стояли разные издания романов Дэнни Эйнджела. В мире не существовало более почетного места для произведений Дэнни, и писатель это знал. Чтобы успокоиться, повар стал разглядывать корешки книг. Но тревожные мысли не оставляли его.

После «Семейной жизни в округе Коос» Дэнни выпустил «Микки». Повар стал вспоминать, когда это было: в семьдесят втором или в семьдесят третьем. Первый роман сын посвятил мистеру Лири, хотя, учитывая содержание «Микки», здесь посвящение старому учителю английского было бы куда уместнее. Но Дэнни сдержал обещание и второй роман посвятил отцу. «Моему отцу Доминику Бачагалупо» — гласило посвящение, выглядевшее довольно странно, поскольку автором романа был Дэнни Эйнджел, а Доминика к тому времени звали Тони или мистером Эйнджелом.

«Никак наш парень решил выболтать секрет своего псевдонима?» — посетовал Кетчум. Но как оказалось — это даже к лучшему. Когда четвертый роман сделал Дэнни знаменитым, псевдоним автора воспринимался само собой разумеющимся. В литературных кругах почти все знали, что Дэнни Эйнджел — это псевдоним, но лишь немногие помнили настоящие имя и фамилию писателя или хотели их узнать. (Мистер Лири был прав, говоря, что есть более легкие фамилии, нежели Бачагалупо. Например, многие ли, даже в литературном мире, знают настоящее имя Джона ле Карре?)[123]

Неудивительно, что Дэнни, споря с Кетчумом, отстаивал свое решение. Помощник шерифа был весьма далек от литературы. С этим соглашался даже сплавщик. И потом, когда «Микки» только вышел, его прочли немногие. Лишь четвертый роман, сделавший Дэнни известным, заставил читателей обратиться к его ранним вещам. Вот тогда-то все и начали читать «Микки».

Ярким персонажем «Микки» (хотя и не главным героем) был пожилой одинокий ирландец, преподававший английский язык в школе имени Микеланджело. Роман строился на последней встрече главного героя со своим бывшим учителем, с которым он неожиданно столкнулся на стриптиз-шоу в заведении «Олд Хауэрд». Повар заподозрил здесь некоторое сходство с реальными событиями. Главный герой учился в Эксетере и явился в «Олд Хауэрд» с несколькими своими однокашниками. Его учитель был просто списан с мистера Лири. Такое трудно придумать. Вероятно, эпизод был взят из жизни, во всяком случае, отец писателя думал так.

Третий роман вышел в семьдесят пятом, вскоре после их возвращения из Айовы в Вермонт. До сих пор повар считал, что слова «поцелуйная родня» обозначают не слишком близких родственников, испытывающих сексуальный интерес друг к другу. Оказалось, что нет. Теперь его занимало: один ли он так понимал эти слова? Третий роман Дэнни назывался «Поцелуйная родня». (В действительности смысл этого выражения был куда более невинным и подразумевал дальних, но все же родственников, которые при встрече целуются. Всего-навсего.)

Повара радовало, что третья книга сына не посвящена родственницам Дэнни в кланах Саэтта и Калоджеро, — ведь мужчины обоих кланов могли расценить такое посвящение по-своему. Роман описывал первый сексуальный опыт мальчишки-подростка из бостонского Норт-Энда. Он работал уборщиком столов в ресторане, и его соблазнила дальняя родственница, которая была немного старше и работала в этом же ресторане официанткой. Повар сразу понял: официантка списана с той шлюхи Элены Калоджеро. Во всяком случае, внешность девицы в точности совпадала с внешностью Элены. Однако и повар, и Кармелла были уверены, что невинности Дэнни лишился все-таки не с нею, а с племянницей Кармеллы Джози ди Маттиа.

Вероятней всего, роман был чистой выдумкой или попыткой выдать желаемое за действительное. Так считал повар. Однако там встречались подробности, особенно задевавшие отца писателя. Например, когда парень сообщил, что уезжает в школу-интернат, официантка разорвала с ним отношения. Чуть ли не с первой страницы эта развратная девка говорила ему, что вообще-то она хотела трахаться не с ним, а с его отцом. (Характер отца в романе почти не был раскрыт, автор лишь называл его «новым поваром», работавшим все в том же ресторане.) Отвергнутый мальчишка уехал в интернат, питая ненависть к отцу, поскольку ему думалось, что в конце концов официантка добьется своего и соблазнит его отца.

Конечно же, это выдумки! Повар даже на мгновение не желал поверить в правдивость такого сюжета. Он листал книгу, разыскивая то место, где поезд отходит с Северного вокзала и мальчишка смотрит из вагонного окна на отца, стоящего на перроне. Бывшему уборщику столов вдруг стало невмоготу глядеть на отца, и он перевел глаза на мачеху. «Я знал: когда я увижу ее снова, она наверняка потолстеет еще на несколько фунтов», — писал Дэнни Эйнджел.

— Как ты смел написать такое про Кармеллу? — кричал на сына повар, впервые прочтя оскорбительную фразу.

— А это не Кармелла, отец, — ответил Дэнни.

(Хорошо, возможно, мачеха в «Поцелуйной родне» и не была Кармеллой, однако роман Дэнни Эйнджел посвятил вдове дель Пополо.)

— Что, тяжело жить в семье, где есть писатель? — спросил у повара Кетчум. — Напишет Дэнни что-то про нас, мы злимся. Не напишет — тоже злимся. И еще злимся, если он не пишет о себе. О себе настоящем. Я уж не говорю о том, как он приукрасил в романе свою бывшую женушку. В жизни она и близко не напоминала эту Кейтлин!

Его друг был прав. Произведения Дэниела ошеломляли своей автобиографичностью и в то же время — ее отсутствием. (Дэнни с этим не соглашался. Его первые рассказы, которые он писал еще в школе и показывал только мистеру Лири, шокировали смесью воспоминаний и выдумки. То и другое было сильно раздуто и теперь изумляло повзрослевшего автора так же, как некогда покойного Майкла Лири. А его взрослые произведения совсем не были автобиографичными. Так думал о своих романах писатель Дэнни Эйнджел.)

Повару не удалось найти в «Поцелуйной родне» страницу со сценой отъезда. Тони поставил книгу на полку. Его глаза задержались на четвертом романе, который Кетчум прозвал «сотворителем славы». Тони Эйнджелу не хотелось даже смотреть на «Отцов Кеннеди» с фальшиво выписанной Кэти. Однако книга не только сделала его сына знаменитым. Роман стал международным бестселлером и первой книгой Дэниела, по которой поставили фильм.

Почти все говорили, что фильм получился неплохой, хотя по успеху далеко уступал роману. Дэнни картина не понравилась, но он сказал, что и ненависти к ней не питает. Просто он больше не желает иметь ничего общего с кинематографом. Его никогда не привлекало написание сценариев. Теперь он будет осмотрительнее и не продаст права на экранизацию других своих книг, до тех пор пока не увидит приемлемой адаптации произведения и не прочтет сценарий.

Повар не понимал всех тонкостей, и Дэнни объяснил отцу, что в кинобизнесе обычно стараются купить права на экранизацию прежде, чем за дело возьмется сценарист. Требовать от киношников готовый сценарий и только потом решать, продавать им права или нет, означало серьезно испортить с ними отношения. Идя на такой шаг, Дэнни Эйнджел постарался убедить себя, что больше никому не захочется экранизировать ни одну из его книг, по крайней мере пока он жив.

— По-моему, нашего парня все-таки разозлил фильм «Отцы Кеннеди», — сказал повару Кетчум.

Но в присутствии Джо сплавщик и повар старались воздерживаться от резких высказываний. Дэнни посвятил роман своему сыну. (Слава богу, что не Кэти!) Естественно, Дэнни чувствовал, что отец и его давний друг Кетчум не являются поклонниками международного бестселлера.

Одна из зарубежных издательниц Дэниела (женщина старше его, с которой он спал) вполне резонно сказала повару: что бы его сын ни написал после «Отцов Кеннеди», его будут упрекать в снижении уровня и прочих писательских грехах, вспоминая при этом шумный успех и легкую славу, принесенные Дэнни Эйнджелу его бестселлером. Однако Дэнни не мог прекратить писать. Он выпустил пятый роман — глубокий и сексуально тревожащий. Многие критики тут же отметили чрезмерную любовь автора к точкам с запятой. Этот знак препинания был даже в названии романа!

Ну надо же придумать такое идиотское заглавие — «Старая дева; или Незамужняя тетушка».

— Христозапор! — орал в трубку на знаменитого писателя Кетчум. — Что это за «или-или»? Зачем тебе два названия?

В интервью Дэнни всегда говорил, что название отражает старомодный, принятый в девятнадцатом веке вид повествования, которому и отвечает роман.

— Ты бы постыдился нести околесицу, — заявил сыну повар. — Люди читают заглавие и думают, что тебе мозгов не хватило определиться с названием.

— Как бы ты ни называл эти штучки, а когда смотришь на лист — словно кто муху раздавил над запятушкой, — высказался по поводу точек с запятой Кетчум. — Я пишу только тебе и твоему отцу. Наверное, я во всех письмах не наставил столько закорючек, сколько их у тебя на одной странице понатыкано.