Южная страсть - Дженнифер Блейк

— Как вас зовут, если позволите? — спросила Летти.

— Вы можете звать меня бабушка. Думаю, этого будет достаточно.

— Вы живете одна? Вопрос был встречен смехом.

— В каком-то смысле.

— А вы родственники с… с человеком, которого мы ищем?

— Вас прямо разбирает от вопросов, милая моя, не правда ли?

В голосе старухи было грубоватое удивление. Тон ее вопроса откликнулся эхом в памяти Летти. По ней пробежала волна дрожи. Поднимая кружку с кофе к губам для последнего глотка, она всматривалась в существо, сидевшее через стол от нее.

Джонни поставил свою кружку на стол.

— Хватит препираться. Когда придет Шип? Ответила ему Летти:

— Не думаю, что он придет.

— Что вы имеете в виду? — спросил Джонни.

— Кажется, он уже здесь.

Джонни пробормотал проклятье, его глаза расширились от изумления.

— Я должен был догадаться.

— Скажите, мисс Мейсон, что же меня выдало?

— Точно сказать не могу, — ответила Летти. Ее карие глаза неотрывно смотрели на лицо Шипа, загримированного под старую ведьму. Когда он предстал священником, его нос был острым и узким. Сейчас он широкий. Это, видимо, объясняется применением каучука или еще каких-то фокусов. Таких же фальшивых, как эта отвислая грудь. — Может быть, что-то в вашем голосе. Или из-за того, как вы на меня смотрели.

— В следующий раз мне придется быть более осторожным.

— Надеюсь, следующего раза не будет. Я здесь только из-за Джонни.

Шип едва глянул на него.

— Вы исходите только из интересов гуманности?

— Мои интересы вас не касаются, — сказала она бесстрастно. — Мне сказали, вы можете ему помочь, если возьмете на себя такой труд. Я оставляю за собой право в этом сомневаться, но вы можете разуверить меня.

— Летти! — запротестовал Джонни, в глазах его была тревога. Он все еще был несколько смущен и переводил взгляд с Летти на Шипа в его нелепом обличье.

— Ваше доверие воодушевляет, — медленно произнес Шип. — В любом случае давайте выслушаем, чем я могу быть полезен и по какой причине должен утруждать себя.

Летти отставила кружку с кофе в сторону. Было ошибкой позволить себе проявить враждебность и допустить резкие слова. Таким отношением к Шипу она ничуть не поможет Джонни. Летти собралась с мыслями и глубоко вздохнула. Когда она начала говорить и пересказала историю Джонни, ее голос был более миролюбивым.

Джонни позволил Летти самой все рассказать, лишь раз или два он добавил несколько слов для уточнения. Он сидел, уставившись на свою эмалированную кружку, поигрывал ею, только время от времени поднимая на Шипа глаза, полные смущения.

Когда Летти закончила, Шип повернулся к Джонни:

— Вы сами решили ехать в Техас?

Не совсем. Мне приходится думать о матери, и я не вижу, что еще могу сделать.

— Вы ей сказали, что уезжаете? Джонни медленно покачал головой:

— Она бы начала задавать вопросы, а я не могу заставить себя рассказать ей правду.

— Я склонен согласиться, что Техас — лучший вариант. Вы можете написать вашей матери записку, а я позабочусь, чтобы она дошла.

— Это очень благородно с вашей стороны.

Шип поправил очки, съехавшие ему на нос. Что-то беспокоило его.

— Вы не можете уехать, не придумав для матери какой-нибудь истории. Иначе она не только расстроится больше, чем позволительно в ее состоянии, но и, скорее всего, пойдет к шерифу. А в результате, есть все основания думать именно так, меня обвинят в вашем исчезновении.

На лице Джонни появилось выражение сконфуженной озабоченности.

— Об этом я не подумал.

— В соседней комнате есть перо и бумага. А также еще одно платье и шляпка. Я предлагаю вам воспользоваться ими.

Джонни отодвинул стул и встал. Потом, когда до него дошел смысл сказанного, он замер.

— Как? Погодите минутку. Одеться женщиной? Мне?

— Только сегодня ночью на час или два, пока я не спрячу вас в более надежном месте на время подготовки к переезду.

— Я думал, мы как можно быстрей и без остановок поскачем к границе.

Шип спокойно посмотрел на него.

— По-моему, это лучший способ привлечь к себе внимание, если вы этого хотите.

— Нет, я уверен, вы лучше знаете, как действовать. — Джонни двинулся к грубо сколоченной двери в соседнюю комнату. Вдруг он остановился и повернулся. Между бровями пролегла глубокая морщина.

— Вы знаете, когда я смотрю на вас в этом обличье старой женщины, это мне напоминает…

— Все пожилые женщины чем-то похожи, — быстро сказал Шип.

— Да, но этот костюм, этот нос…

— Вы расскажете мне об этом позже.

— Я могу поклясться…

— Позже.

В этом последнем единственном слове прозвучала такая властная нотка, что Джонни инстинктивно подчинился, но все же бросил на собеседника последний взгляд, прежде чем вышел в другую комнату. Шип подождал, пока дверь за Джонни закроется, потом повернулся к Летти.

— А теперь, — сказал он, и его голос ничуть не смягчился, — скажите, какое вознаграждение мне ждать за мою любезность.

— Вознаграждение? — Летти повторила это слово так, будто никогда не слышала его раньше.

— Чего же вы ждали? Что я буду это делать из милосердия или из-за вашей улыбки, которой я, кстати, пока еще и не видел?

— Да, мне не следовало ожидать от вас чего-либо иного, кроме такого в высшей степени бессердечного отношения.

На лице ее было такое презрение, что Рэнсом почувствовал настоятельную потребность выяснить, что же нужно, чтобы избавиться от него.

— Значит, вам следовало ожидать.

— У меня нет с собой денег. Однако если вы назовете вашу цену…

— В золоте? Какая вы меркантильная! Типичная дочь лавочника-янки. Я имел в виду более изысканную и сладостную монету.

Летти уставилась на него и пристально смотрела, пока в глазах потемнело, пока страх и желание истерически расхохотаться из-за нелепости предложения, повисшего в воздухе, не начали душить ее. То, что это было предложено мужчиной, который представал в неестественном обличье старухи, делало ситуацию совсем уж причудливо нереальной.

Она откашлялась и с усилием проговорила:

— Какую монету?

— О, мисс Мейсон, — промолвил он насмешливо, — вы скучный объект для ухаживания.

— А ваши шутки — жестоки! — прокричала она, поднявшись и склонившись над столом. — Вы действительно хотите выторговать за жизнь человека…

— Ваши прелести? Да, конечно.

— Это дико! Это оскорбительно!

— Оскорбительно? Мне кажется, вы себя переоцениваете.

— Вы не дождетесь, что я соглашусь! — Она отшатнулась.

— Не думаю, что вы будете считаться с несколькими минутами своего времени, о которых я прошу, и ценить их выше человеческой жизни.