Дракон на границе - Гордон Диксон

Слово мужчины или женщины, то есть слово чести, было своего рода валютой.

Бесчестные люди, занимавшие высокое или даже очень высокое положение, могли иногда нарушить свое слово. Но если об этом становилось известно, им грозило презрение и недоверие ко всем их последующим словам со стороны тех, чья честь осталась незапятнанной.

– Отлично, – оживился Джим. – Если ты поможешь мне найти Снорла, и он отведет меня завтра к маленьким людям, и мы найдем их в тот же день, и на переговоры потратим один день, и потом Снорл или кто-нибудь из них проводит меня обратно, чтобы я мог вернуться в замок, – тогда все будет в порядке. Джим остановился, чтобы перевести дух: слишком много «и» оказалось в одной фразе. Внезапно он вспомнил еще кое-что:

– Из слов Лахлана я понял, что Мак-Дугал должен встретиться с представителями полых людей дней через пять.

Потом, вероятно, потребуется неделя, чтобы собрать их всех. Это весьма кстати, потому что представителям маленьких людей еще предстоит встретиться с приграничными жителями во главе с твоим отцом; да и мне, наверное, не мешало бы принять участие во встрече приграничных жителей, чтобы оказать кое-какую помощь, если надобится. Мы поговорим об этом с твоим отцом. Ты не знаешь, где он?

– Я думаю, он еще в большом зале со всеми остальными. Если хотите, я пойду вперед и позову его, чтобы вы могли поговорить с ним с глазу на глаз.

– Это было бы весьма любезно с твоей стороны.

К тому времени они наконец достигли первого этажа.

– Подождите здесь, – сказала Лизет и помчалась через кухню в большой зал.

Джим ждал, переминаясь с ноги на ногу у подножия лестницы и размышляя о маленьких людях, Снорле, приграничных жителях, полых людях, а также о том, как опасно дать семейству де Мер повод заподозрить кого бы то ни было в недостойном поведении по отношению к их дочери или сестре. Жужжа, прилетела ранняя весенняя муха, явившись, очевидно, через одно из открытых окон замка – застеклено было лишь окно в комнате, где теперь лежал Брайен, – и полетела дальше, верно, в поисках кухни. Если так, она избрала верный путь.

Наконец в дверях, за которыми скрылась Лизет, появилась могучая фигура Геррака.

– Милорд, – сказал он, – простите, что до сих пор не пригласил вас побеседовать наедине, но я должен был отдать долг вежливости Мак-Дугалу.

Теперь, если вы последуете за мной, я проведу вас в комнату, где мы сможем поговорить.

Он повел Джима через дверь по какому-то узкому коридору, примыкавшему к закругленной белокаменной стене башни, освещенной лишь дневным светом, проникавшим через стрельчатые окна справа. Затем стрельчатые окна кончились, и коридор продолжался между сплошных стен; его освещали два окошка далеко впереди.

К счастью, коридор оказался не длинным, и, прежде чем они достигли его конца, Геррак свернул в комнату, примыкавшую к наружной стене; она оказалась довольно светлой благодаря нескольким окнам – солнце еще висело в небе.

В комнате не было кровати, но там стояло несколько скамеек со спинками Джим решил, что такое название подойдет им лучше всего, поскольку до стульев они явно не дотягивали, – а также отдаленно напоминавший письменный стол предмет со встроенными ящиками под крышкой. Геррак опустился на одну из скамеек возле него и указал Джиму на другую.

– Я велел, чтобы нам принесли вина. Вы, вероятно, хотели бы узнать, что происходило здесь и о чем я узнал за время вашего отсутствия? – спросил он. Это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как они встретились с Джимом у лестницы. – Или вам нужно обсудить нечто более срочное?

– Только одно, – ответил Джим, решив, что будет в большей безопасности, если расскажет кое о чем сам. – Я попросил леди Лизет помочь мне разговорить нашего пленника, чтобы он обнаружил свои манеры; тогда, приобретя его внешность, я смогу воспроизвести также и его поведение. Леди Лизет, разумеется, понимает, что речь идет лишь об общении на людях. Я не прошу ее делать ничего выходящего за рамки приличия.

– Я не возражаю, – прогрохотал Геррак. – Вы благородный человек и к тому же маг, я не думаю, что вы могли бы сделать моей дочери какое-нибудь недостойное предложение. Она согласилась?

– Да. Мы говорили об этом, когда покинули комнату, где лежит сэр Брайен.

Кстати, я разрешил ему спуститься к обеду. Что касается Лизет и Мак-Дугала, то, хотя она и согласилась, я решил поговорить с вами и убедиться в вашем согласии.

– По правде говоря, минуту назад в большом зале она отозвала меня в сторону и спросила моего разрешения. Но у меня нет сомнений в том, что моя дочь не перейдет границ приличия в обращении с кем-либо из гостей. – Геррак немного помолчал. – Кроме того, как вы уже, вероятно, сами заметили, ей не так-то легко отказать даже мне, ее отцу.

Поскольку до сих пор никто из детей Геррака не отвечал на его слова иначе, как немедленным и безоговорочным согласием, Джима удивило такое откровение.

Однако он не подал вида.

– Это странно, – продолжал Геррак, словно говоря с самим собой, – но парни всегда были послушны. Моя дорогая Маргарет лучше управлялась с Лизет.

Он умолк. Его глаза смотрели мимо Джима на что-то, чего не было в комнате.

Джим собрался было заговорить чтобы нарушить затянувшуюся паузу, но закрыл рот.

– Она умерла такой молодой, моя Маргарет, – проговорил Геррак странным глухим голосом, – умерла так неожиданно. Это произошло среди ночи, когда мы оба спали. Я вдруг проснулся, потому что даже во сне я ощутил первый приступ боли, который постиг ее; так человек, сражающийся бок о бок со своим товарищем, ощущает, когда тому наносят удар. Это передается от тела к телу. И я проснулся.

«Что случилось?» – спросил я. «Обними меня», – сказала она. О, как горестно! Я обнял ее, прижал к себе, будто защищал от медведя, или льва, или самого Сатаны!

И она прижалась ко мне…

Голос Геррака звучал все громче, да и сам он, казалось, стал расти, грозя заполнить собой всю комнату. Его глаза, устремленные в пустоту, сверкали, и Джим внезапно почувствовал, что его нервы натянуты, как тетива лука Дэффида.

– Потом начался второй приступ. – Геррак теперь явно говорил не с Джимом, а с самим собой, однако достаточно громко. – И я ощутил вместе с ней эту страшную боль; она пронзила меня так же, как мою Маргарет. «Маргарет!» закричал я. Но ее уже не стало. А я держал ее в своих объятиях…

Слезы покатились по лицу Геррака. Казалось, они мешали ему продолжать. Но он будто продолжал расти, так что все в комнате, включая Джима, словно съежилось. Глаза Геррака стали безумными.

– Я был на похоронах, – снова заговорил он, – но видел только Маргарет и ничего не слышал. И потом несколько месяцев, – он стиснул зубы, – никто не осмеливался подходить ко мне близко. Они боялись, что я убью того, в ком усмотрю малейшее непочтение – ныне или в прошлом – к моей Маргарет!