Участок - Алексей Слаповский

Нюра протянула Кравцову руки. Кравцов дотронулся до них и признал:

– Да... Очень...

– И что мне делать теперь? Вы вот умный, молодой, привлекательный тоже, вот скажите: что мне делать?

– Смотря в каком смысле... – не понимал ее Кравцов.

– В жизненном!

– Ну, не знаю...

– Ты пойми, Паша... Ой! – испугалась Нюра. – Оговорилась я! А может, ничего?

– Ничего.

– Спасибо. А меня Аней можно. Ты пойми, Паша, не в заборе дело. В принципе! Если бы я знала, что он должен ко мне ближе стоять, я бы своими руками отодвинула: на, Мария Антоновна, пожалуйста, подавись на здоровье! Но я же знаю, что он стоит где надо, а это уже принцип, понимаешь?

Кравцов, конечно, все понял. И сказал:

– Все уладится, Анна Антоновна.

– Да? – обрадовалась Нюра. – Ну, спасибо!

– За что?

– Ладно, ладно, не за что, – успокоила Нюра его служебную совесть, а взглядом и улыбкой намекала: мы с тобой люди умные, мы молча договорились.

И Кравцов ушел с неприятным чувством, что его слегка обвели, но непонятно, как это случилось.

– Как это случилось? – недоумевал Желтяков, глядя на пустое пространство, где вчера был штакетник.

– Это я вас должен спросить! – закричал Лазарев. Клюквин ответил ему угрюмо и честно:

– Мы свое дело сделали. Все поставили как надо. А если потом разобрали и унесли, мы за это не отвечаем.

– Да где вы ставили? Где ставили? – бушевал Лазарев. – Следов даже нет!

– Они их заровняли! Преступники следов не оставляют! – заявил Желтяков.

– Тьфу! – ответил ему Лазарев и в сопровождении двух «опричников» отправился в Анисовку.

– Вот так хамские начальники относятся к рабочему труду! – сказал Желтяков.

– И к человеку вообще! – добавил Клюквин. Оскорбленное достоинство требовало утешения.

Желтяков достал из кармана небольшое количество денег. Клюквин достал свои. Соединили, посчитали. На утешение достоинства хватало.

А Лазарев во многих местах увидел знакомые новехонькие планки. Но хозяев нигде не сумел доискаться и дозваться. Только у огорода Савичева ему повезло: тот работал. Правда, сейчас он колотил старые доски, но в заборе желтел изрядный кусок искомого штакетника.

– Хозяин, где штакетник брал? – окликнул Лазарев Савичева.

Тот подошел и попросил уточнить:

– Какой?

– А вот этот! – указал Лазарев.

Савичев посмотрел на планки. Потом на Лазарева.

– Не понял вопроса. Что значит – где брал?

– Вот этот вот штакетник где брал?

– Обратно не понял. Он же в заборе, зачем его брать? – силился Савичев уразуметь, чего надо Лазареву.

– А в заборе он как появился? В заборе как появился, спрашиваю! – Лазарев махал руками так, будто объяснял глухонемому. Но Савичев не мог разделить его волнение.

– Вот чудак человек! – усмехнулся он. – Я поставил, так и появился.

– И когда же ты его поставил? – тут же уцепился Лазарев.

– А я помню? Странные вопросы у вас.

Лазарев понял, что тут говорить бесполезно. Говорить надо в администрации.

И вот он уже предъявляет претензии Андрею Ильичу и Кравцову.

– Это ни в какие ворота не лезет! Вчера утром привезли штакетник, чтобы овраг отгородить, для общей пользы, между прочим! Не стали даже на территорию сваливать: зачем, все равно к оврагу таскать! И нате вам, глазом не моргнули – сперли все дочиста! И где наше доброе соседство, Андрей Ильич?

– А точно наши?

– А чьи же? Да я своими глазами видел – заборах в пяти, не меньше, пойдемте посмотрим, если не верите!

Что ж, пошли посмотреть.

Но вот странное дело: в тех заборах, где недавно были ясно видимые заплаты из штакетника, появились на этих местах старые доски. Или вообще зияла пустота.

– Ладно! – сказал Лазарев и повел ко двору Савичева. Там не было ни пустоты, ни прорехи, забор однородно состоял из разнородных досок.

– Эй! – крикнул Лазарев. – Хозяин! Ты куда штакетник дел?

– Не понял вопроса!

Опыт недавнего общения с Савичевым говорил Лазареву: он только зря потеряет время.

– Ладно! – сказал он и повел всех к «Полю чудес». И там, между забором и оврагом, они увидели гору штакетника. Запачканный землей, частично поломанный, но, похоже, почти весь в наличии.

– Ничего не понимаю, – сказал Лазарев.

– Ничего не понимаю, – сказала Людмила, к которой заглянула в гости Липкина. – Кто-то Виталию чего-то наговорил... Глупость, честное слово!

– Дело не в Виталии! – напомнила Липкина.

– А в ком же?

– В Кравцове.

– Никакого в нем дела нет.

– Ты бы видела его глаза! – ужаснулась Липкина. – Просто ушибленные! Говорит будто бы по делу, а сам думает про свое!

– Мало ли о чем он думает. Смешно.

– Ты слушай! Мы с ним чаю попили, я вроде отвлеклась, начала про школу. Про тебя в ряду других. Сразу про дело забыл! Ушки стоечкой! Ясно тебе?

– Странно, – размышляла вслух Людмила. – Наверняка он в городе был другим. А я уж тем более, – усмехнулась она, многое и сразу вспомнив. – Воздух, что ли, тут такой...

– Можешь мне все сказать! – разрешила Липкина. – Во мне умрет, ты же знаешь! Что, врюхалась?

– Да нет, – пожала плечами Людмила.

– Врюхалась! – решила за нее Липкина. – Уж поверь мне. Это как химическая реакция. Хочешь не хочешь, а она происходит!

– Да ничего не происходит.

– Оно и видно! Ох, прямо и грустно на вас смотреть, и завидно! – вздохнула Липкина.

– Чему завидовать? Не сошлось ничего...

Не сошлись заборы у Савичева и Сироткина. Савичев взял сильно влево, к огороду Сироткиных, а Сироткин сильно вправо, к огороду Савичевых. И получилось, что если заборы мысленно продолжить, то между ними окажется широкая ничейная полоса. Сироткин, в отличие от жены, хромоватой и косоватой, мужик прямой, даже чересчур. Такие азартно и легко берутся за любое дело, но часто заводят его в тупик или, как вот сейчас, в сторону. А переделывать не умеют, да и претит это их прямой натуре. Главное же – азарт пропадает. И они чешут в голове, глядя с тоской на сомнительный результат, и не понимают, как быть.

Савичев живет по-другому. Он, когда попадает в трудное положение, предпочитает его спокойно осмыслить. Поэтому он взял бутылочку из своих запасов, стаканчик, огурцов, хлеба, кусок колбасы. Сел в тени, выпивает, закусывает. Видеть этот процесс и не участвовать в нем нормальному и здоровому человеку нелегко. Сироткин оглянулся на дом и решился нарушить молчание. Тем более что повод и предмет обсуждения серьезен, в состоянии любой вражды двум мужикам поговорить о нем незазорно, он, как на нейтральной полосе цветы, если вспомнить песню, тоже абсолютно нейтрален.

– Нового нагнал? – спросил Сироткин, издали оценивая взглядом прозрачность жидкости.

– Восемь литров вышло, – сказал Савичев без хвастовства.

– Прилично... А у меня кончился... Не продашь?

Савичев подумал и отказал.

– Лишнего не имею.

– Ну и не надо. Денег у меня все равно нет. – Сироткин отвернулся.

Посмотрел на лес, на речку, на свой дом, на небо. Но ни лес, ни речка, ни дом родной и даже небо не показались ему милы. Поэтому он уставился в землю. И земля навела его на мысль:

– А за метры?

– Какие метры?

– Ну, на метр твой забор подвинем в мою сторону – литр!

Савичев мысленно примерил количество метров между заборами.

– Много. Пол-литра хватит.

– Маловато... Тогда по шагам. Пол-литра – шаг.

– Шаг меньше метра! – возразил Савичев.

– Так и пол-литра меньше литра!

Савичев поскреб подбородок.

– Ну, давай попробуем.

Они начали считать. Шагов Савичева вышло семь, шагов Сироткина пять. Сошлись на шести.

– Давай переставим, пока бабы не пришли! – предложил Савичев.

– Подкрепиться бы. Все равно договорились.

– Ну, давай подкрепимся. Только недолго – темнеет уже.

Через час совсем стемнело, и Липкина приступила к выполнению плана, который давно задумала. Позвав Мурзина, который очень уважал ее, она объяснила ему, что нужно сделать:

– Ты провод протяни с моей стороны, а проволоку кое-где туда выставь, сквозь шели. А то козы ее совсем одолели, даже сквозь забор объедают все! Пусть их током шибанет!

– Переходник бы нужен, трансформатор, – технически рассудил Мурзин. – А то пущу все двести двадцать вольт, а подойдут не козы, а Нюра.

– И пусть! – согласилась Липкина, но тут же спохватилась: – Нет, так не надо. Сидеть еще из-за такой дуры. Давай этот свой переходник. Козе-то хватит?

– До смерти не убьет, а напугает. А может, и убьет. Это, Мария Антоновна, вообще загадка. Кому-то и сто вольт хватит, а я три раза по триста с лишним ловил. И ничего.

– Лучше бы до смерти, – пожелала Липкина. – Одну козу, больше не требуется.

– Это уж как выйдет. – Тут Мурзин замялся. Уважать он Марию Антоновну уважал, но и помнил, что есть все-таки закон и порядок. Поэтому уточнил: