Лето бородатых пионеров (сборник) - Игорь Дьяков

Академик И. В. Петрянов-Соколов признается, что в молодости мог узнать о московских монастырях только то, «что это были «очаги мракобесия… Я, как и все мы, имел право и должен был гордиться этим инженерно-архитектурным чудом, но не гордился. Я ведь ничего не знал».

Невольно задаешься вопросом, кто же были те преподаватели, кто, зная ленинские предостережения, «знали» и о значении разрушаемых памятников, но продолжали учить молодежь соответственно…

В Риме сознательным разрушителям памятников прошлого отрубали руку. Только торжествующий враг во всю историю человечества мог глумиться над святыми: вспомним, как шли в костры, у которых отогревались солдаты Наполеона, кремлевские иконы, как был превращен в казарму Успенский, в конюшню – Архангельский соборы. Но и враг в глумлении своем понимал, что, коверкая и уничтожая памятники, совершает надругательство над самим духом народа, что без этого победа над народом будет неполной. Невозможна полная победа, пока сохраняются уголки, где жив этот дух. Известно, что у Кутузова был секретный план Москвы, на котором были отмечены памятники архитектуры – их не поджигали русские, покидавшие столицу. Это делал враг.

Другой лютый враг – фашист – уничтожил три тысячи памятников. Но в Москве в 30-е годы было разрушено 500, а вместе с исторической застройкой – около трех тысяч же! Вот чего стоило нам «абстрактное понимание марксизма» и примат целесообразности. Да только ли это!..

Нет, не «дело прошлое». Сегодня, когда гласность осознана нами как жизненная потребность, как, быть может, последнее средство для преодоления общественной апатии и аморальности, которая признавалась «местами, кое-где, у отдельных индивидуумов» (но как отличить грань, когда «кое-где» сливаются в сплошные регионы безнравственности?), нельзя отводить глаза и от печальной памяти «вульгарного социологизма».

Нельзя хотя бы потому, чтобы доказать себе: не только рукописи не горят, но и все прекрасное, что было на нашей земле, пребывает в нашей памяти. И, думается, уместно сейчас «поименно» вспомнить хотя бы некоторые из исчезнувших памятников.

На месте нынешнего бассейна «Москва» высился храм Христа Спасителя. Его можно видеть на многих рисунках и гравюрах 10-х – 20-х годов, переиздававшихся и после его разрушения, но стыдливо лишенных комментариев. А они не помешали бы. По копеечке были собраны те 15 миллионов рублей серебром, которые пошли на его сооружение. Люди охотно отдавали деньги, зная, что храм этот бесподобный возводится в честь победы русского оружия над Наполеоном, сжигавшим кремлевские иконы. Внутреннее убранство храма включало в себя 115 мраморных досок с именами русских полководцев; золотыми буквами были вырезаны на камне описания 71 сражения Отечественной войны; имена тысяч убитых и раненых, воспроизведены воззвания к армии и народу. В создании храма участвовали лучшие представители русского изобразительного искусства, за честь считавшие этот священный заказ. Среди них архитекторы Клодт, Витали, художники Прянишников, Маковский, Федор Толстой, великий Суриков… Храм «помешал строительству Новоспасского моста через Москву-реку…» Под динамитный грохот, от ударов кирки (потому что строили на века, и взрыва оказалось недостаточно) рушились уникальные стены, росписи, купола, резные ворота, уничтожалась аллея трофейного оружия, спускавшаяся к реке. Одновременно были взорваны соборы во многих губернских городах. Вероятно, они тоже помешали каким-то строительствам.

Напротив входа в ГУМ, рядом с Историческим музеем, стоял построенный по заказу Дмитрия Пожарского Казанский собор. Под алтарной частью его, под иконой, принесенной из дому самим Пожарским, покоился прах русских воинов. Сейчас на месте собора – питьевые автоматы, травка и чахлые деревца. На месте братской могилы – общественные туалеты… Кстати, интересное совпадение: подобные же заведения – на месте погоста у Климентовского собора, единственной московской постройки Пьетро Антонио Трезини; и в Костроме – на месте захоронений известной русской семьи Фигнер – помните героя войны 1812 года Николая Фигнера, Веру Фигнер?…

Так вот, три с лишним века простоял Казанский собор. А в 1936 году архитектор П. Д. Барановский, ближайший сотрудник И. Э. Грабаря, глотая слезы, лихорадочно делал последние обмеры. Он до последней минуты боролся за собор, вдохновленный, быть может, успехом в защите храма Василия Блаженного, под который уже пробивали штольни для динамитных шашек, и были озабочены лишь тем, как бы выкурить из храма забаррикадировавшегося внутри архитектора, – но безуспешно: Казанский собор не пощадили.

Начиная с лета 1918 года по указанию В. И. Ленина на фасаде Чудова монастыря, пострадавшем от артиллерийского обстрела в ходе октябрьского штурма, велась кропотливая научная реставрация. Это было первое каменное сооружение Кремля (XIV век). С самого начала Чудов монастырь был «учительным» и ученым: здесь жили приезжавшие из Греции и южнославянских земель ученые монахи и епископы, в их числе Максим Грек. В XVII веке в монастыре была учреждена Греко-латинская школа, позже преобразованная в Славяно-греко-латинскую академию. А в ХХ веке, в начале 30-х, взрыв потряс Кремлевский холм. Ему предшествовало сожжение на Ивановской площади архива и библиотеки Чудова монастыря.

Та же судьба постигла и кремлевский Вознесенский монастырь, основанный женой Дмитрия Донского в 1407 году, и церковь трех Святителей, в которой отпевали героя войны 1877 года генерала Скобелева. В 1935 году не стало Сухаревой башни, совсем уж не имевшей отношения к церковным делам. Не стало несмотря на то, что за нее вступились многие выдающиеся деятели науки и культуры во главе с А. М. Горьким, несмотря на то, что академиком архитектуры И. А. Фоминым был разработан убедительный проект реконструкции площади, при котором башня перестала бы «мешать движению». Сегодня ее готовы восстанавливать. Некоторые ученые выступают против этого: зачем, мол, новодел? Но в воссозданной Сухаревой башне планируется разместить музей русского флота, коему вскоре 300 лет исполняется; и потом, пустота на ее месте есть памятник тем силам, которые ее уничтожили, которые в пику проекту воссоздания планирования отгрохать на ее месте очередной гигантский универмаг.

Но не будем ограничиваться Москвой.

В Ленинграде около метро «Площадь Восстания» была сломана церковь, построенная на средства академика И. Павлова в начале века. Сломана на следующий год после его смерти.

В Киеве уничтожена Десятинная церковь, еще при Владимире заложенная.

В Витебске взорвана церковь XII века.

В Могилеве разобран на стройматериалы собор Святого Иосифа, построенное в конце XVIII века архитектором Н. Львовым чудо…

Года до своего столетия «не дожила» чугунная колонна, открытие которой при огромном стечении народа состоялось в 1839 году. Проектировал ее А. Брюллов, брат великого художника, и стояла она на высоком кургане на батарее Раевского, и мыслилась всеми как главный памятник Бородинского поля. У подножия 25-метровой колонны находилась могила Багратиона. «Находилась», потому что была взорвана вместе с колонной. Чугун ушел в переплавку. А на месте захоронения нашли только останки голени да золотой эполет. Это и перезахоронила безвестная сельская учительница.

Печальный реестр можно продолжить. Но тридцатыми годами вульгарный социологизм или как там это варварство зовется по-научному – и в наши дни, чего уж там… Разве что в других формах.

Неподалеку от Кремля находится Богоявленский собор. Рядом – некрополь с надгробиями XVI–XVIII веков, большой художественной и исторической ценности. Сцена минувшего лета: рабочие разбивают их ломами, рядом суетится архитектор – умоляет прекратить вандализм, говорит, что иной иностранец с удовольствием прихватил бы любую мраморную завитушку, да не сделает этого, зная, что на таможне его с нею не пропустят: «национальное достояние». Что-то ему удалось спасти.

Еще одна сцена – «провинциальная». В селе Новоукраинка Раздельнянского района Одесской области взорвали церковь, поставленную при основании села, в незапамятные времена. Взорвали ее… по случаю приезда в село нового первого секретаря райкома, по собственной инициативе. Так сказать, лояльность и рвение проявить. Несмотря на отчаянные попытки общественности предотвратить разрушение. Рядом – недавно построенный клуб, который разваливается сам по себе, потому что халтурно построен.

А задержимся в Смоленске…

Здесь музейные работники не раз обращались к церкви с предложением передать «мирским» учреждениям плащаницу, вышитую золотыми нитками самой Екатериной II и хранящуюся в действующем соборе. Церковь отказывалась.

Тогда указали на необходимость создать для плащаницы особый температурный режим, режим влажности и освещения особые. Церковь обеспечила установку автономной системы, удовлетворяющей этим требованиям и вновь вежливо отказалась передать плащаницу музею.