Разорванный круг - Владимир Федорович Попов

только из лагеря вернешься, вместо того чтобы баклуши бить в Москве. Походишь по цехам, по лабораториям, а главное — среди людей потрешься. У нас что ни человек, то энтузиаст своего дела. Уверен — глаза у тебя разгорятся. Кстати, журналисту очень не мешает иметь техническую профессию. Это, пожалуй, даже важнее, чем специальное журналистское образование.

— Чувствую, хотите из меня шинника сделать.

— Хотел бы. Химия резины — еще не вспаханное поле, Валерий. На этой ниве непочатый край работы. И не просто работы, а поисковой, исследовательской, изобретательской, какой хочешь. Ну так как, приедешь?

Валерий просиял. Он почувствовал мужскую направляющую руку и обрадовался возможности совершить первое самостоятельное путешествие.

Когда Леля вернулась из магазина, Алексей Алексеевича уже не было, а Валерий расхаживал по кухне с заложенными за спину руками и с непритворной веселостью что-то мурлыкал себе под нос.

— Вижу, ты в хорошем расположении духа.

Валерка взял из рук матери сумку, стал выкладывать на стол покупки.

— Вы что, окончательно договорились с дядей Алешей? — поинтересовался неожиданно.

Леля смутилась. Не столько от вопроса, сколько от взрослой, требовательной сыновней интонации. Ответила дипломатично:

— Это зависит не столько от нас, сколько от ряда весьма серьезных обстоятельств.

— Обстоятельства… Их можно придумывать любые и без конца, — резонерски изрек Валерка. — Я тебе под каждую свою тройку такие обстоятельства подведу… А знаешь, дядя Алеша пригласил меня к себе. Отпустишь?

Для Лели это приглашение было приятным сюрпризом, и она, не помедлив, согласилась.

— Конечно. Ты достаточно взрослый.

Человеку мягкому по натуре тяжело быть строгим. И все же Леля держала сына в строгости. Ежедневно проверяла, как приготовил уроки, требовала опрятности, приучала содержать в чистоте свою комнату. Не прощала и других отступлений от заведенных ею правил: он не должен был отлучаться без спроса, не должен был поздно приходить домой. Но в пределах отведенного ему времени не докучала мелкой опекой — где был, что делал, хотя исподволь умела выведать все. Валерка привык быть с матерью откровенным, даже записки от девочек показывал.

— Почему ты решил, что мы договорились? — как бы ненароком спросила она.

— Да так. Разговаривал он сегодня со мной как-то… по-отцовски, что ли.

— Можно узнать о чем?

— Это был мужской разговор, мама. Entre nous[7],— отмахнулся Валерка.

Допытываться Леля не стала — не хотелось показаться навязчивой.

ГЛАВА 21

Перед сном, какое бы ни было время, Брянцев неизменно звонил на завод диспетчеру, чтобы узнать о положении дел. Позвонил и сегодня из квартиры Лели.

— На заводе все в ажуре, Алексей Алексеевич, план — сто один и четыре десятых, покрышек для трактора «Беларусь» собрано двести девяносто, но для вас лично есть что-то у Карыгина. В гостинице вас не нашли, позвонили ему и передали будто бы важное сообщение.

— Ну что ж, соедините с Карыгиным, — не сразу и нехотя сказал Брянцев.

— Минуточку, еще не все, — перешел на скороговорку Исаев. — Поступила телеграмма из Ашхабада, очень неприятная: четыре наших опытных покрышки развалились в работе на третьи сутки.

— Развалились?.. Как это — развалились?!.

— Отслоение протекторов! По всей окружности!

Алексей Алексеевич растерянно взглянул на Лелю.

— На испытательной машине?!. — ахнула она.

— В автохозяйстве в Средней Азии, — прикрыв трубку рукой, ответил Алексей Алексеевич. — Надо же быть такому…

Леля нащупала за спиной стул и бессильно опустилась на него.

— Но вы ведь испытывали свои покрышки в Средней Азии, прежде чем перешли к массовому производству, и они выдерживали любую… — Она так разволновалась, что не смогла закончить фразу.

— Да, но тогда не было такого сумасшедше знойного лета, как нынешнее.

Карыгин долго не отзывался. В трубке — только редкие пунктирные сигналы.

— Кому это так приспичило? — наконец послышался недовольный голос.

— Объясните, что стряслось? — без лишних слов потребовал Брянцев.

Карыгин ответил не торопясь:

— Мне позвонили из НИИРИКа, просили, как только вы обнаружитесь, передать следующее: завтра в десять утра вас ждут во Внуковском аэропорту, чтобы лететь в Ташкент.

Леля рывком поднялась, приблизила ухо к телефонной трубке.

— Но для чего? Для чего? — поторопил Брянцев, зная садистскую манеру Карыгина выматывать жилы, если такая возможность представлялась, недоговаривать и самое неприятное откладывать напоследок.

— Потерпела аварию испытательная машина с нашими покрышками, шофер погиб.

— Погиб! Да вы что?! — выкрикнул Брянцев, не веря своим ушам. — Это установлено? Или?..

— Увы, установлено.

— Но может быть!.. А Кристич? Что с Кристичем?

— О Кристиче никаких сведений нет. Вы откуда говорите, Алексей Алексеевич? Мы искали вас в гостиницах, всех на ноги поставили…

— Из Москвы, — уклонился от ответа Брянцев и положил трубку.

До сознания Лели сразу дошел ужас происшедшего. Она поняла, чем грозит это Брянцеву, какие тучи собрались над его головой. За одной аварией могли последовать десятки других, еще более крупных, и тогда ему не сносить головы. Но утешать, успокаивать, когда бессмысленность сего была очевидна, она не умела, тем более в те минуты, когда сама нуждалась в поддержке. Только притянула Алексея Алексеевича к себе и крепко прижалась к нему.

«Нет, нет, случайностью тут не пахнет, — лихорадочно стучало в мозгу у Брянцева. — Тут налицо закономерность. Ну и ситуация. Хоть волком вой…»

Раздался телефонный звонок. Леля вздрогнула от неожиданности — кто может звонит ей в такой поздний час? Схватила трубку, допустив единственное предположение, что звонит Коробчанский.

— Будьте добры, мне Алексея Алексеевича, — услышала она хрипловатый, но располагающий голос.

В полном недоумении передала трубку удивленному Брянцеву. Он не только никому не сообщал номер этого телефона, но даже нигде не записывал его во избежание каких-либо случайностей.

Звонил Карыгин. Извинившись за беспокойство, он сообщил, что самолет, как выяснилось, уходит не в десять, а в десять пятнадцать.

Брянцев поблагодарил и положил трубку.

— Ему известен мой телефон? — ужаснулась Леля. — Откуда?

— Очевидно, по его настоянию междугородная сообщила, с какого московского телефона был вызван Сибирск, — спокойно пояснил Алексей Алексеевич, не допустив ничего другого. — Ночью звонки редки, тем более туда, к нам. И нет ничего удивительного, что телефонистка установила номер заказа.

Невозмутимость Брянцева не развеяла у Лели тревоги. Она знала истинно мужскую черту его характера: чем сильнее был он взволнован, тем более спокойным старался выглядеть.

— А Карыгин? Что такое Карыгин? Пассивный друг или активный враг? — настороженно спросила Леля, учуяв в чрезмерной находчивости этого человека, проявленной по пустяковому поводу, что-то подозрительное.

Алексей Алексеевич нежно, как девочке, пригладил ей волосы, заправил прядки за уши.

— Ты неверно, Ленок, представляешь себе мое окружение. У меня еще есть активные друзья и пассивные враги, — попытался отшутиться он, подумав между тем: «Пассивные не будут