Штрафники 2017. Мы будем на этой войне - Дмитрий Дашко

Гусев тяжело вздохнул и сказал:

– Обидно. Умирать всегда страшно, ты не хуже меня это знаешь. Сколько мы под этой смертью ходили. Но чтобы вот так, от своих… Ведь ни за что, абсолютно ни за что… Обидно…

– Может, пронесет еще? – с робкой надеждой спросил Чечелев.

Гусев невесело хмыкнул:

– Может быть. Странный ты какой-то, Леха. То уверенно заявляешь о нашем расстреле, то надеешься на чудо, которого точно не произойдет. Такое только в кино бывает да в книгах. А мы попали. И попали всерьез.

– Знаешь, командир, наверное, для тебя это неубедительно прозвучит, но немного преодолеть страх мне помогает вера в Бога. Я верю, что с земной смертью моя жизнь не закончится. Просто она перейдет в другую форму. Я покину это тело без сожалений. Как будто оставлю старую одежду…

– Это нашито тела старые? – перебил его Гусев.

– Ты не понял. Это сравнение. Старикам смерть не менее страшна, чем молодым.

– А что дальше-то? Ну, покинешь ты свое тело. А потом?

– Потом и узнаю. Я верю, что уже не первый раз живу в этом мире. Мне, нынешнему, не дано знать, в какой ипостаси я уже жил ранее, и в этом заключается одна из сторон непостижимости и величия божественного.

Гусев катал желваки, слушая Чечелева. Ему, отрекшемуся от Бога, было не то, чтобы неприятно это слышать, совсем нет. Он чувствовал свою вину за отречение и желал получить прощение. Но простит ли его Бог за сказанное? Хоть Он и милосерден, но если от Него отворачиваются, то кого видят? Дьявола?

– что-то слабо верится, – сказал Павел и тяжело вздохнул.

– Не хочешь – не верь. Дело твое, – тоже вздохнул Леха.

Лютый приник к уху Студента и зашептал:

– Леха, только не обижайся. Ты тут весь такой правильный, просветленный, можно сказать, а ведь скальпы снимал.

– Сатана настолько сильно удерживает всех нас, что любого, желающего освободиться от его хватки, он подвергает еще бóльшим страданиям и ввергает в пучину греха.

– Так это Сатана тебя надоумил скальпы снимать? – опять прошептал Гусев в ухо товарищу.

– Да пошел ты! – возмутился Леха.

– Не психуй, – спокойно ответил Гусев. – Лучше дальше рассказывай. Мне на самом деле интересно.

– Будешь подкалывать, не стану рассказывать, – предупредил Алексей.

– Не буду. Обещаю.

Чечелев начал рассказывать дальше.

Постепенно к ним подтянулись другие сидельцы, устроившись на лавках за длинным столом. А кто-то продолжал лежать на шконках, слушая со своих мест.

Внезапно загремел замок.

В камере мгновенно повисла тишина.

Дверь со скрипом распахнулась. Опять тот же прямоугольник света, и лежащая на нем зловещая тень.

Раздался властный голос:

– Рубцов, Деревянко! На выход!

За Гусевым и Чечелевым приходили еще несколько раз. Их водили все к тому же следователю, знакомили с какими-то документами, они что-то подписывали. Таким образом, скорое следствие закончилось, о чем Самохин и объявил штрафникам, сообщив, что передает дело в суд.

В очередной раз пришли утром.

Их привели в какой-то кабинет на первом этаже, уцелевшем более-менее от обстрелов. В кабинете уже находились трое мужчин в черных судейских мантиях.

Процесс оказался недолгим и формальным. Приговор вынесли тут же, не удаляясь в комнату для совещаний.

Расстрел.

Как их привели в камеру, толком не помнили ни Павел, ни Алексей, настолько подействовала на них неотвратимость предстоящего.

В камере их встретили испуганно-любопытные взгляды. Но как только они увидели лица вошедших – сразу попрятались. Любопытным все стало ясно.

Никто не лез к парням с утешением, так как понимали: глупее этого ничего не придумать. Какое может быть утешение для приговоренных?

А парни так и сидели рядышком на шконке.

Через долгое время гробового молчания Гусев произнес:

– Вот и все…

Никто ему не ответил. Здесь каждый жил своими проблемами и страхами.

За ними пришли ближе к полудню этого же дня.

Прозвучала жесткая и требовательная команда:

– Чечелев, Гусев! На выход!

И Павел, и Алексей не могли найти сил встать. Ноги враз стали ватными.

– На выход, я сказал!

Преодолевая внезапное недомогание, парни, поддерживая друг друга, пошли к дверям.

В коридоре стоял все тот же прапорщик. Он все также привычно расписался в бумагах, поданных молодым лейтенантом в портупее с кобурой.

Солдаты наручниками сковали парням руки, заведя их назад.

Затем под командой лейтенанта повели штрафников из подвала на первый этаж. Этой же дорогой их водили на допрос и в суд, отчего у парней появилась безумная надежда – а вдруг?! А вдруг это еще не конец?! Вдруг приговор отменили?!

Эту робкую надежду уничтожила резкая команда спуститься по лестничному маршу, ведущему в другую часть подвала.

Парни замерли у лестницы. Идти туда не хотелось. Но их прикладами погнали вниз.

В глухом, недлинном – метров десять всего – коридоре на потолке тускло светила пара лампочек: в начале и в конце.

Подталкиваемые прикладами, штрафники шли по этой слепой бетонной кишке, каждой частицей испуганных тел ожидая выстрелов в затылки. Когда они прошли бóльшую часть пути, то в конце увидели очертания деревянных створок.

Это несколько напоминало подсобку какого-нибудь магазина или склада, когда с улицы подъезжает машина, створки распахиваются, а грузчики начинают принимать товар.

Здесь «товар», судя по всему, только выдавали.

А может быть, эти створки вели в рай или ад. Как знать? Об этом могли сказать те, кого вынесли через них. Но они уже никогда ничего не скажут…

Штрафники увидели, что стены и пол тупичка щедро забрызганы подсохшими кровавыми кляксами.

– Как встанете? – спросил лейтенант. – Спиной или повернетесь?

Сделав над собой невероятное усилие, парни развернулись к конвоирам.

– Курить будете?

Штрафники синхронно кивнули.

Один из солдат подкурил две сигареты, сунул их штрафникам в губы.

Дым немного снял напряжение. Павел, обращаясь к Алексею, произнес глухо:

– Без сожаления, говоришь, покинем свои тела? Щас, проверим.

Леха промолчал. Его била крупная дрожь, с которой он никак не мог совладать.

Лейтенант раскрыл картонную папку и громко заговорил:

– Именем Российской Федерации!

Дальнейшее парни слышали, как в тумане. Вся их суть отказывалась верить, что это говорят о них. Казалось, сейчас все закончится, и их отведут обратно. Ведь не бывает же так! Ну, не бывает! Не могут их жизни закончиться вот так. Раз – и все… И нет больше ничего, вообще ничего…

– …тела придать захоронению в безымянных могилах с установлением табличек с соответствующими порядковыми номерами. – Офицер захлопнул папку. – Заряжай!

Солдаты передернули затворы.

Вдруг Гусев вновь очень отчетливо услышал веселый голос Олеси:

– Паша! Ты идешь? Я жду.

Он улыбнулся.

– Цельсь!

Конвоиры приложили карабины к плечам.

– Пли!

Два одиночных выстрела слились почти в один. Тела отбросило к стене, и они мягко осели на пол. Расстрелянные еще агонизировали, когда лейтенант извлек из кобуры пистолет и выстрелил упавшим в головы.

Затем спокойно сунул пистолет в кобуру, вытащил из ушей ватные катыши и проворчал:

– Оглохну тут скоро…

Подумав, обратился к солдату:

– Андрюха, дай закурить. У меня кончились.

– Так это… сигареты для приговоренных.

– Ниче. Не все из них курят, здоровье берегут, наверное, – хмыкнул офицер, делая затяжку. – А если кому-то и не достанется, жаловаться не пойдут. Ну, где эта похоронная команда? Саня, открой створки, позырь, где они. У нас сегодня еще два вывода.

Солдат распахнул створки, высунулся на улицу.

– Едут.

– Давай, снимайте с них наручники, хватайте за руки-ноги. Что стоите, первый раз, что ли? Вытаскивайте на улицу, а там пусть их похоронщики себе грузят. Что стоите-то! Давай!

Лейтенант поднялся по пологому пандусу к распахнутым створкам следом за солдатами, подошел к прапорщику, протянул раскрытую папку и сказал:

– Распишись.

– Да знаю я, – с досадой ответил прапорщик. – Что ты мне каждый раз напоминаешь?

– Положено.

– Покладено! Сколько еще седня?

– Два вывода.

– Понятно, – разом поскучнел прапорщик и распорядился своим бойцам: – Грузите тела, не стойте. Еще два вывода будет.

– Куда вы их возите? Все так же, в воронки? – спросил лейтенант.

– А куда еще? Не на кладбище же. В городе вон что творится. Так что в воронки. Это быстро и без проблем.

– Ну да. Согласен. Табличек, конечно, никаких нет?

– Ты че, лейтенант? Какие таблички? Кто их сделает? У тебя в документах порядковый номер табличек есть? Вот и все. А кто там искать станет, кому это надо?

– И то верно, – согласился офицер. – Когда ж эта война закончится?

– И не говори! – поддержал прапорщик. – Задолбало уже все, сил нет. Ладно, поедем мы.

Видавшая виды «Газель» заурчала мотором, прапорщик сел в кабину рядом с водителем, а четверо солдат из похоронной команды разместились в кузове под рваным от осколков и пуль брезентовым тентом.