Восход двойного солнца - Александр Ярославцев

оккупационной зоной в Германии, Италией, югом Франции и частью Австрии. Для политиков это неравный размен.

– Вы спросили мое мнение как у военного, и я его сказал. Политика же не мой конек, генерал, там слишком много грязи. Президент Рузвельт никогда не ставил политику впереди армии, умело держа баланс точно посредине. Я очень надеюсь, что президент Трумэн удержится от соблазна пожертвовать армией в угоду сиюминутных политических амбиций. Что он поймет – отвод войск это вынужденная, временная мера. Уступив русским сейчас, мы выиграем время и завтра нанесем им сокрушительный удар, от которого они никогда не оправятся! – решительно заявил Брэдли, и Айк с ним вновь согласился.

– Хорошо сказано, генерал. Я тоже считаю, что отвод войск из Саксонии это вынужденная мера, возникшая только из-за нечистой игры наших союзников англичан. Не начни Черчилль свои танцы в одиночку, ничего бы этого не было. И русские никогда бы не продвинулись дальше Эльбы и Киля. К своему большому сожалению, не мы, генералы, выбираем себе союзников по собственному мнению. Их навязывают нам господа политики, руководствуясь целесообразностью и личным усмотрением.

Лицо генерала перекосила гримаса отвращения, но он удержал себя в руках.

– Очень рад, что наши мнения во многом совпали. Никто лучше нас не знает истинное положение вещей, и наше общее понимание событий говорит, что мы стоит на правильном пути, генерал. Я сейчас же сяду за составление доклада президенту, с рекомендацией не вступать в прямую конфронтацию с русскими и отвести из Саксонии наши войска. Постараюсь изложить это в самой простой и доступной форме и немедленно отправить в Вашингтон.

Собеседники обменялись рукопожатиями, и Брэдли оставил командующего наедине с бумагой. Гораздо раньше назначенного Вашингтоном срока срочная депеша улетела за океан, но, к большому сожалению Айка, она никак не повлияло на политику Белого дома.

Его обитатель, несостоявшийся боксер, а ныне президент Америки играл в свою игру. В ней правом на истину, пусть даже ошибочную, обладал только он и никто иначе. И мнение окружающих его людей могли совпадать или не совпадать с его видением политических проблем. Доклад Айка не совпал с мнением президента, но приведенные генералом аргументы создавали благоприятный фон для обоснований действий президента. Поэтому они легли в папку с надписью «Нужное» и отправились в средний ящик письменного стола президента.

Тот факт, что воздушные удары не остановили наступление русских в Германии, привел президента Трумэна в ярость. Первый день с начала бомбежек он с радостью читал доклады генералов ВВС о нанесении ударов по врагу. Трумэн совершенно не обращал внимания на цифры потерь, его интересовало количество сброшенных на русских тонн взрывчатки. Именно это поднимало его настроение и придавало уверенность в правильности выбора действий.

Второй день прошел в том же ключе. Президент с интересом отмечал места бомбежек на карте и заносил в особый реестр количество израсходованной взрывчатки. Цифры потерь вызывали у него сочувствие, но он утешал себя и генералов, что победа без потерь не бывает.

Отрезвление наступило на третий день, когда председатель объединенных штабов зачитал сводку о новых продвижениях русских войск в глубь Германии. Только тогда мистер Трумэн понял, что что-то пошло не совсем так, как он планировал. Несмотря на массированные удары по русским тыловым коммуникациям, их продвижение к Рейну не остановилось, а наоборот, ускорилось.

Теперь он уже не с восторгом выслушивал донесения летчиков об их вылетах в русский тыл. Продолжая настаивать на правильности своей идеи, Трумэн стал яростно искать виновников ее провала и быстро нашел этому объяснение. Оказалось, что бомбовый удар по русским не сработал из-за плохих исполнителей. Лучшие летчики Америки воевали с Японией, принуждая коварного врага к полной и безоговорочной капитуляции перед Соединенными Штатами. Тогда как нерадивые и заевшиеся от легких побед летуны в Европе не смогли быстро и качественно вразумить неразумного дядюшку Джо.

Когда обиженные генералы пытались доказать обратное, президент резко обрывал их. Он не хотел слышать, что, пользуясь затишьем в Европе, русские сконцентрировали на севере Германии большое количество самолетов. И их численность совсем не уступает численности воздушных армий союзников, а иногда и превосходила. Что вылетевшие на задание бомбардировщики очень часто оказывались в положении медведя, обложенного сворой охотничьих собак, несмотря ни на что вгрызавшихся в его бока. Что понесенные в воздушных боях потери восполнялись крайне плохо, тогда как замещение потерь машин у русских было поставлено на широкий поток.

Вместо этого Трумэн гневно потрясал донесениями о многочисленных поломках самолетов при посадке, перелетах бомбардировщиков в Швейцарию и отказах летчиков от участия в боевых полетах.

– Трусы, дезертиры, предатели интересов американского народа! – возмущался президент на заседании комитета объединенных штабов. – Только благодаря им наш воздушный удар не достиг своей цели! Это они открыли Сталину дорогу в Рур и не позволили раздавить войско маршала Рокоссовского!

Трумэн еще долго раздаривал оскорбительные эпитеты мнимым и явным виновникам неудачи столь им любимой доктрины Дуэ. Но сколько бы он ни кричал, его оскорбления никак не могли исправить положение союзных войск в Европе и остановить наступление советских войск.

Наступал самый важный момент. Президенту следовало принять решение, что делать дальше. Открыто поддержать Англию и начать полномасштабные боевые действия против России, так и не завершив долгожданный разгром Японии. К принятию этого решения Трумэна подталкивало и пробританское лобби в Конгрессе и правительстве, откровенно давили представители финансовых кругов Америки, настойчиво рекомендовали люди, приведшие Трумэна к власти.

Честно говоря, президент и сам был не против задать основательную трепку Сталину. Это вполне отвечало его мыслям и чаяниям, но, несмотря на все это, Трумэн не торопился объявить войну Советскому Союзу. И чем больше давили на него в этом вопросе, тем сильнее он упирался всеми четырьмя конечностями.

И дело было совсем не в его трусости или нерешительности. Просто пробыв три месяца на посту президента, Трумэн стал ощущать всю тяжесть ответственности за принимаемые им решения. Убежденность в том, что разговаривать с собеседником лучше всего с кольтом 45-го калибра осталась, но бесследно прошла легкость в готовности его применить.

Одновременно с этим у Трумэна произошла переоценка силы американской армии и возможностей советских войск. Внимательно вчитываясь в донесения из охваченной огнем Германии, он уже перестал считать русских солдат «азиатской бандой», привыкшей одерживать победы благодаря своей численности, кладя семерых своих солдат за одного солдата противника. Быстрый разгром британцев на деле показал американскому президенту, что он недооценил силы и возможности своего противника в борьбе за мировое господство.

Вместе с этим пришло осознание, что, несмотря на всю свою силу и мощь, «самая