Госпожа моего сердца - Лаура Кинсейл

Он сидел за столом, по возможности отмалчивался, хотя, конечно, не до такой степени, чтобы показаться нелюбезным. Поэтому он смеялся вместе со всеми, пил достаточно много и покинул компанию довольно поздно.

Уже начали сгущаться сумерки, когда он наконец-то вернулся. Меланта, буквально обезумев от ожидания, была в ярости. Она поднялась и медленно направилась к Руку, которого пропускал в этот момент слуга, освещая ему проход целой охапкой свечей. Словно нежная возлюбленная, Меланта красивым движением обхватила его за плечи, встала на цыпочки и прошептала по — французки в самое ухо:

— Здесь есть потайные «глазки». Он стал смотреть на нее. В сгущающихся сумерках его лицо стало очень привлекательным, от него сильно пахло вином. Воспринял ли он ее предупреждение и услышал ли он ее вообще, было неясно. Он лишь глубоко вздохнул и тоже обнял ее. Вскоре его руки опустились на ее бедра.

— Я уже стар, — сказал он печально. Меланта жестом приказала слуге удалиться.

Она намеревалась теперь как-нибудь указать сэру Руку на резную маску в стене, в которой были устроены потайные «глазки», но колебалась.

— Стар, — снова пробормотал он. — Три десятка лет.

Она отстранилась от него.

— Не старше меня, — ответила она по-французски. — Так что пощади мои чувства и не говори более об этом. Проходи и садись.

За ней наблюдали целый день. Она боялась говорить ему открыто даже по-французски. А поскольку она раньше никогда не видела его в состоянии изрядного подпития, то сейчас не знала, насколько от него можно было ожидать разумности и сдержанности. Может быть, лучше постараться сделать так, чтобы он как можно меньше говорил? Уложить его поскорее спать?

Она взяла его за руку. Их пальцы переплелись. Вместо того чтобы сесть на кровать, он уставился на нее с таким выражением, словно это была могила его любимой верной борзой, которую он давным-давно потерял. Он потряс своей головой, освободил руку и потянулся за мечом, лежавшим поверх его доспехов.

— Дверь, — сказал он по-английски. — Ради вашей безопасности, моя госпожа.

— Да, да, безопасности! — ответила она шутливым тоном, делая вид, что воспринимает его слова как балагурство. — А что мне даст большую безопасность, чем твои крепкие объятия? Любовь моя, давай же, поспеши лечь в постель.

— В постель? — его взгляд прояснился, и он остановился на полпути к кровати.

Она кивнула, продолжая улыбаться в направлении масок на стене. Он лишь продолжал смотреть на нее с преувеличенным вниманием выпившего человека.

— Моя любовь, моя услада… — она снова обхватила его шею своими руками и так навалилась на него, что он инстинктивно сделал шаг назад. — Сладкий мой, не будем же терять времени на болтовню. Я вся пылаю и не могу себя сдержать. Я жажду — ну поцелуй же скорее. — Она с горячностью снова приникла к нему, с силой прижимаясь и опять выводя его из равновесия. Затем она обрушила на него целый шквал ласк, целуя шею и подбородок, и все время оттесняя его к стене. Он вынужден был отступать, чтобы не упасть, и вскоре оказался прижатым спиной к стене под масками со смотровыми глазками.

Прежде чем она успела указать ему на них, теперь уже не опасаясь, что ее будет видно оттуда, он вдруг крепко сжал ее в своих объятиях. Она покачнулась. Его руки опустились к ней на поясницу и, удерживая от падения, потянули, крепко прижимая к его телу. Из его груди вырвался хриплый стон, и он припал губами к ее шее. Она ощутила в нем желание и похоть.

Это явно была уже не игра. В его поведении больше не ощущалось навязываемого самому себе монашеского самоограничения. Его пальцы страстно впились в ее тело, в ее ягодицы, лаская и сжимая их. Еще ни один мужчина не осмеливался это делать с ней. Он с силой вдавил колено между ее ногами, заставляя ее развести их в стороны, словно она была гулящей девкой, потаскухой, которая почему-то вдруг заупрямилась в последний момент.

Меланта почувствовала, как его руки дотронулись до места, которое у нее никто вообще не трогал, и резко выдохнула. Он откинул голову, прислонившись затылком к стене, но по-прежнему крепко держал ее, не отпуская. Его бедра и нижняя часть тела страстно рванулись к ее телу, бесстыдно скользя и с силой прижимаясь к ней. Поцелуи она изведала и хорошо освоила в придворных играх флирта и интрижек, но еще никогда ей не доводилось ощущать жесткость и тяжесть мужского члена в таком жутком порыве. Опыт интимного общения со своим, намного старше ее, мужем был совсем другим, скорее, доставлявшим ей неудобство и тщательно скрывавшимся ее равнодушием. К тому же, это было уже так давно. Поэтому теперь все, что происходило с ней, было для нее совершенно новым и необычным. По ней вдруг пробежала восхитительно приятная волна. Это грубое прикосновение вдруг наполнило ее восторгом, низменные телесные пороки показались милыми и желанными. Она позволила чувству захватить себя и превратилась в самую обыкновенную девицу-простолюдинку, в его девку-любовницу, такую же легкомысленную и непритязательную, как все эти деревенские девы, любовь которых забывается мужчинами, как только те встают с кровати.

Он был безнадежно пьян. Она понимала это, но не стала сопротивляться или возражать, когда ощутила его жадные ищущие губы. Он страстно припал к ее губам, проникая внутрь ее своим языком, смело и уверенно, и обдавая винным дыханием. Она пустила его язык и встречным движением бедер прижалась к нему, признавая и приветствуя его желание.

Его руки двинулись по ее телу, скользя вверх и вниз, от бедер к груди.

— Я видел, — промолвил он, отрываясь от ее губ, — ваше белое тело. — В его голосе звучало восхищение. — Под вашей одеждой.

Она засмеялась, откинула голову назад.

— И как, я хороша собой?

— Восхитительна, — прошептал он, продевая пальцы сквозь ее волосы. — Клянусь Богом, восхитительна.

Сверху послышалось женское хихиканье, тихое, но явно различимое. Его руки рванулись прочь от Меланты. Он дернулся, выпрямился и стал с возмущенным удивлением осматривать комнату.

Меланта сжала руку в кулак и засунула этот свой кулачок ему под подбородок, заставляя поднять голову. Из потайных глазков в их затемненную комнату падал неясный свет, образуя слабые, но заметные тени на масках.

Она не знала, поймет ли он в этом состоянии, что все это означает. Но в тот самый момент, когда она уже собиралась прошептать объяснения, странное сияние вдруг исчезло — это наблюдатель снова приник к глазкам и заслонил собою свет. Сэр Рук напрягся, повернулся боком к стене и, опершись плечом о нее, стал пристально вглядываться.

— Чтоб они горели вечным огнем, — выдохнул он наконец.