Агентство «БМВ» - Александр Кашин

— Слышь, Мамоныч, — затараторил возбужденным голосом Шнелль. — Давай её прямо сейчас возьмем, а? Нет, правда, чего тянуть? У тебя пушка есть? У меня имеется. Выскочим, стволы наставим — она и пикнуть не успеет, как у нас в машине окажется. А подруженции её так и останутся на улице с открытыми варежками стоять. Голосить потом начнут, когда мы отъедем…

Мамонов обдумал предложение Шнелля. Риск, конечно, был: увозить насильно женщину в разгар дня — да еще в двух шагах от оцепления ОМОНа — дело нешуточное. За это Черкасов не похвалит. Но если они со Шнеллем упустят деканатскую даму, Черкасов их тоже по головке не погладит.

Мамонов хлопнул Шнелля по плечу.

— Что ж, попробуем. Доставай пушку. — Мамонов полез в бардачок, вынул оттуда зеркальные солнечные очки и, хотя в небе вместо солнца стояло какое-то светло-серое марево, водрузил их на нос. С отвращением он достал из тайника под сиденьем не большой пистолет «Вальтер». «Сукин кот» терпеть не мог оружия и испытывал к нему какую-то брезгливость, но в ход пускал — и не однажды.

Шнелль свернул в переулок. Одной рукой он выкручивал руль, а другой доставал из кобуры угрожающего вида автоматический пистолет «Че-Зет» чехословацкого производства — хотел, чтобы оружие в ответственный момент было под рукой.

«Ягуар» поравнялся с женщинами. Шнелль притормозил, распахнул дверцу и сразу же, колобком, выкатился им под ноги. Мамонову показалось, что машина все еще двигалась, когда Шнелль уже стоял на заледеневшем, нечищеном асфальте и, скорчив зверскую рожу, тыкал в сторону бледных канцелярских дам своим большим черным пистолетом.

Понятное дело, те замерли, словно им гвоздями прибили к асфальту ступни. Надо было срочно воспользоваться их замешательством. Мамонов не обладал, конечно, такой реакцией, как у Шнелля, но в отдельных случаях, когда требовалось показать прыть, «сукин кот» мог дать несколько очков вперед даже неплохому спортсмену. Как говорится, жизнь научила.

Мамонов зашел сзади и, приставив ствол «Вальтера» к шее женщины — той самой, что отказалась дать ему папку с личным делом Штерна, — замогильным голосом произнес:

— Садись в машину, стерва. Станешь рыпаться — положу на месте. Будешь хорошо себя вести — денег дам.

После такой леденящей душу преамбулы Мамонов схватил женщину за руку повыше локтя, втолкнул на заднее сиденье «ягуара» и сам сел рядом, оттеснив даму к противоположной двери. Большого труда ему это не стоило, поскольку замдекана отлично выполняла команды — как пациент, погруженный в транс, выполняет команды врача.

Шнелль всё это время продолжал держать остальных женщин на мушке. Увидев, что нужный экземпляр угодил в западню, он впрыгнул в машину и, не закрывая двери, сразу же вдавил в пол педаль газа. Тяжёлый «ягуар» взревел двухсотсильным мотором и, словно камень, выпущенный из пращи, рванулся вперед. Вся операция заняла не более минуты.

Мамонов оглянулся. Как и предсказывал Шнелль, товарки замдекана продолжали оставаться на месте. Они смотрели вслед машине, выпучив глаза и широко раскрыв рты, и ни у кого из них, по-видимому, не было ни малейшего желания кричать.

В машине Мамонов сразу же сменил гнев на милость: спрятал пистолет, снял и сунул в карман очки и вполне светским тоном заговорил с дамой:

— Видите, что происходит, когда нарушаешь долг — к примеру, начинаешь продавать сданные в архив дела?

Женщина, сцепив на груди руки, стала всматриваться в лицо Мамонова, голос которого неожиданно показался ей знакомым.

— Так это вы приходили сегодня в деканат за личным делом нашего выпускника Штерна?

— Точно так, госпожа… не знаю, как вас звать, — вежливо сказал Мамонов и улыбнулся. — Но поскольку вы отказали мне в этой ничтожной просьбе, пришлось вас похитить.

— Меня зовут Виктория Федоровна, — сообщила женщина, начиная понемногу успокаиваться. — Я только не возьму в толк, зачем вам было меня похищать, если вы с самого начала знали, что личного дела Штерна у меня уже нет?

— Совершенно справедливо, — подхватил Мамонов. — Но уж если такое случилось, у меня, Виктория Федоровна, естественно, возникает вопрос: как зовут человека, который купил у вас архивную папку?

— Я не знаю, как его зовут, — замдекана поникла головой. — Вы, разумеется, можете мне не верить, но это так. Я его никогда раньше не видела.

— Наоборот, охотно вам верю, — с энтузиазмом отозвался «сукин кот». — Не каждый день встретишь человека, готового заплатить деньги за никому не нужную дрянь. Но ведь вы можете, по крайней мере, дать мне описание его внешности? Так как же он выглядел, Виктория Федоровна? — Мамонов полез в бумажник, вынул сторублевку и положил женщине на колени. — Пусть эта купюра освежит вам память. Итак?

— Странный он. Бесцветный какой-то весь, если так можно выразиться, — начала деканатская дама, аккуратно складывая деньги и пряча их в карман. — Я вижу вблизи не очень хорошо, — продолжала она, уже совершенно успокаиваясь, — так вот, хочу вам сообщить, что хотя он находился от меня на расстоянии не более полуметра, его лицо мне напомнило гипсовую маску — такое оно было бледное. И только когда он пошел к двери, я поняла, что внешность у него весьма угрожающая — нос острый, как клюв, рот похож на щель, а глаза — как у альбиноса — красные. Может, он и есть альбинос, но я лично в ту минуту подумала, что он похож на выходца с того света.

— На выходца так на выходца, — с готовностью согласился Мамонов, доставая из кармана «гавану» и начиная её раскуривать. — Будем считать, что на первый вопрос вы ответили. Довольно сносно охарактеризовали внешность этого субъекта. Тем не менее завами числится еще один должок — Сергей Штерн. В сущности, мне не нужно его личное дело целиком. — Мамонов затянулся сигарой, и салон «ягуара» окутался клубами удушливого дыма. — Меня бы вполне устроило, если бы вы сообщили мне его домашний адрес, подарили его фотографию — пусть бы и самую завалящую, и сообщили какие-нибудь сведения личного характера — женат он или нет, есть ли у него увлечения, или, к примеру, куда его направили на работу после окончания МАХУ.

Мамонов извлёк из портмоне «пятихатку» — так в некоторых кругах именовали купюру достоинством в пятьсот рублей — и сам затолкал ее в карман Виктории Федоровны.

Женщина крепко задумалась. Она даже потерла себе лоб и несколько раз провела пальцем по носу — сверху вниз.

— Знаете что? — сказала она наконец. — Поедёмте ко мне. У меня дома хранится масса древних бумаг, копий старых приказов и характеристик на студентов. Давно хотела выбросить, да так и не собралась. Кроме того, — она подняла на Мамонова водянистые глаза, — у меня имеется несколько старых записных книжек, где, вполне возможно, записан телефон Штерна. В прежние времена работники деканата часто звонили студентам домой, чтобы, так сказать, «вызвать на ковер» нерадивых — за пропуски, академическую неуспеваемость и тому подобные вещи.

Глебушка Тимонин отчетливо себе представлял, что может с ним произойти в случае, если до него доберется Гвоздь. Оловянный безжалостный взгляд десантника преследовал его даже во сне, хотя за последние сутки спать ему пришлось не более двух часов. Глебушка до того разнервничался, что в том месте на горле, куда десантник в голубом берете блином приставлял ему острие выкидного ножа, кожа покраснела и стала шелушиться.

«Это нервное, — говорил себе Глебушка. — Надо взять себя в руки — и всё пройдёт».

Но страх не проходил — наоборот, он ширился и наполнял душу — все её самые заповедные уголки. К страху примешивался еще и стыд — десантнику удалось выбить из Глебушки — да что там «выбить» — вытянуть силой одного только взгляда — сведения о его приятеле Сергее Штерне. Глебушка не желал Сергею зла, более того, он отдал бы всё на свете, чтобы этой встречи с десантником не было и ему, Глебу, не пришлось говорить о своем друге. Хотя Глебушка дал детальный отчет Сергею об этой встрече, и тот, потрепав его по плечу, сказал, что ничего страшного не произошло, Глебушка сразу понял, что в их с Сергеем спокойной и по-своему упорядоченной жизни произошли кардинальные изменения.

Об этом он догадался ещё и по той причине, что Сергей вручил ему ключи от какой-то квартиры и назвал адрес. Это означало, что в комнату, которую Глебушка снимал, возвращаться не стоило. Мысль о том, что Сергей сразу признал как данность тот факт, что на старом месте десантник его достанет, тоже не слишком прибавила Тимонину оптимизма.

Тем не менее, ещё раз заглянув Штерну в глаза и мысленно попросив у него прощения за проявленную слабость, Глебушка вылез из «победы» у станции метро и поехал под землей по указанному Штерном адресу. Ехать было далеко — на другой конец Москвы, и Глебушка, проехав полдороги, неожиданно вспомнил, что ему срочно требуется прибарахлиться. Тимонин высадился на станции метро «Комсомольская», перешёл по подземному переходу к громадному универмагу, равного которому размерами, как говорили, не было во всей Европе, и бродил несколько часов по этажам и отделам этого величественного здания, покупая то, что ему казалось образчиком вкуса и хорошего тона.