Трансформация войны - Мартин Кревельд

Не следует упускать из виду и тот факт, что сама битва часто считалась не просто зрелищем, а величайшим из всех мыслимых зрелищ. Начиная со времени Трои, где женщины собирались на стенах и наблюдали за поединком между Ахиллесом и Гектором, в истории было множество примеров, когда возбужденные зрители стекались к месту поединка, чтобы понаблюдать за ходом битвы. В эпоху раннего Средневековья, когда само мышление о войне облекалось наполовину в юридические термины, были случаи, когда даже место проведения боя выбиралось заранее, обычно на лугу, неподалеку от берега какой-нибудь реки — специально для того, чтобы народ мог собраться и посмотреть бой; в конце концов правосудие должно было не просто восторжествовать, но и восторжествовать наглядно. В хрониках Фруассара можно найти много эпизодов, когда армии рыцарей прекращали битву и, опершись на свои мечи, наблюдали за поединками отдельных рыцарей или групп, подобно тому, как вокруг пары уличных бойцов быстро собирается толпа зрителей. Обращаясь к более позднему Средневековью, мы видим, что битва при Айзенкуре была такой же жестокой, как и другие; более того, ей было суждено закончиться печально знаменитой резней. Однако, что типично для той эпохи, даже тогда, когда противники убивали друг друга, их герольды собирались на близлежащем холме и наблюдали за происходящим.

С изобретением огнестрельного оружия рассредоточение войск усилилось, а линия фронта удлинилась. Это привело и к тому, что зрители стали подвергаться опасности стать жертвой шальной пули, что, в свою очередь, осложнило наблюдение за сражениями и увеличило связанный с этим риск. Тем не менее Вандервельде Младший был лишь самым прославленным среди бесчисленного множества художников, которые, начиная с конца XVII в., присутствовали при сражениях и на суше, и на море. Выполняя заказ либо работая по собственной инициативе, живописцы-баталисты изображали происходящее и продавали готовую картину. В 1861 г. тысячи нарядно одетых вашингтонцев собрались, чтобы понаблюдать за первым сражением при Булл-Ране. Они вели себя так, как будто находились на пикнике, но, в конце концов, им пришлось спасаться бегством, когда войска конфедератов одержали неожиданную победу. Но даже этот опыт недолго удерживал их от соблазна: когда в марте 1862 г. на Хэмптонском рейде между броненосцами «Мерримак» и «Монитор» завязался бой, берега по обе стороны бухты снова были усеяны зрителями. И в наши дни каждый, кто когда-либо оказывался свидетелем воздушного боя, может впоследствии поведать о мертвой тишине в рядах публики, прерывистом дыхании, одобрительных возгласах или тяжелых вздохах, вырывающихся у зрителей всякий раз, когда клубы черного дыма сообщали о том, что очередной самолет сбит. Более того, на каждого, кто когда-либо видел все это в реальности, приходится тысяча тех, кто платят за возможность прочитать об этом в газетах или увидеть подобное на экране.

Таким образом, традиционная стратегическая мысль «поставила повозку впереди лошади». Опасность — это нечто большее, чем просто характеристика обстановки, в которой ведется война; с точки зрения участников войны и зрителей, опасность относится к числу наиболее притягательных аспектов войны, и даже, можно сказать, ее raison d’etre. Если бы война не подразумевала бравирование опасностью, игру и жизнь с нею, а также ее преодоление, то не только потеряло бы смысл участие в сражении, но и сама война стала бы невозможна. Для победы над опасностью необходимы такие качества, как смелость, гордость, преданность и решимость. Таким образом, опасность может заставить людей превзойти самих себя, понудить их стать чем-то большим, нежели они есть на самом деле. И наоборот, решимость, преданность, гордость и отвага имеют смысл и проявляются только перед лицом опасности. Одним словом, опасность — это то, что заставляет вращаться маховик войны. Как и в любом спорте, чем сильнее опасность — тем больший вызов она бросает человеку и тем больше славы приносит ее преодоление.

Опасность — даже «суррогатная» или мнимая — объясняет популярность многих развлечений, начиная от «русских горок» и заканчивая опасными, но бессмысленными выходками, такими как прыжки со скалы, многие из которых занесены в Книгу рекордов Гиннесса. Виды спорта, требующие концентрации усилий, такие как катание на горных лыжах, серфинг, сплав по горным рекам с порогами и альпинизм, обязаны своей привлекательностью тем же самым факторам; не случайно, что в альпинизме так много терминов, заимствованных из военной лексики. Войну отличает от других видов деятельности и делает уникальной именно то, что она самая опасная из них; на ее фоне бледнеют все прочие, и ни один из них не может составить ей адекватную замену. Куда бы мы ни бросили свой взор, мы увидим, что встречаемое противодействие — лишь жалкое подобие того, что бывает на войне. Иногда его оказывают неодушевленные предметы, лишенные способности мыслить, — в таком случае вряд ли оправдан разговор вообще о каком-либо противодействии (как бы ни любили альпинисты говорить, что горы «сопротивляются» попыткам их покорить). В других случаях противоборствующая сторона представлена животными, как в случае охоты. Некоторые животные — большие и опасные, другие — маленькие и безобидные. Но поскольку их способность разумно реагировать на ход происходящего ограниченна, существует предел тому, что можно выиграть, их одолев.

Человеческие состязания, которые не дотягивают до войны, известны как игры. Все игры обязаны своим существованием тому, что у них есть правила, и фактически они определяются этими правилами. О какой бы игре ни шла речь, функция правил заключается в том, чтобы ограничить выбор снаряжения, которое допустимо использовать, набор человеческих качеств, которые можно задействовать в поединке, и, что самое важное, размеры допустимого насилия. Все такие ограничения искусственны, а поэтому в определенном смысле абсурдны. Уникальность войны состоит именно в том, что она всегда была и по-прежнему остается единственным творческим видом деятельности, в котором разрешается и требуется неограниченная отдача всех способностей человека, нацеленная против оппонента, который потенциально так же силен, как и сам человек. Это объясняет, почему на протяжении всей истории человечества войну часто считали последней проверкой того, чего стоит человек, или, если говорить на языке прежних времен, судом Божьим.

Противостояние опасности приносит столь огромную радость и наслаждение благодаря ни на что не похожему чувству свободы, которое с ним связано. Как замечает Толстой о князе Андрее, описывая его накануне битвы под Аустерлицем, тот, у кого нет будущего, свободен от забот; посему сами ужасы битвы способны вызвать душевное волнение, возбуждение и даже головокружение. Бой требует от участника предельной концентрации. Поскольку чувства фокусируются на том, что происходит «здесь и сейчас», во время боя человек может отстраниться от них. Таким образом, воину дано приблизиться к границе, разделяющей жизнь и смерть, или даже ее пересечь. Из всех видов человеческой деятельности существует только один, сравнимый с этим, а именно половой акт; и это очевидно уже из того факта, что одни и те же слова часто употребляются для описания этих двух видов деятельности. Однако возбуждение, испытываемое на войне во время боя, вероятно, даже сильнее, чем сексуальное. На войне как лучшие, так и худшие человеческие качества проявляются во всей полноте. Начиная со времен Гомера, существовало представление, что только тот, кто рискует жизнью охотно, даже с радостью, до конца может быть самим собой, живым человеком.

Конечно, и другие факторы, включая награды и принуждение, действуют одновременно с волей к битве; но поскольку мы говорим о встрече человека со смертью, все они к делу не относятся. Как и то, что с течением времени притягательность опасности обычно тускнеет или вовсе сходит на нет. Величайшее наслаждение, так же, как и сильнейшее страдание, были бы невыносимы, если бы длились вечно. Более того, такие противоположные ощущения, как боль и наслаждение, на самом деле взаимосвязаны; одно не может существовать без другого, и если они достаточно выражены и интенсивны, то могут превращаться одно в другое. Клокочущее, спирающее, напряженное дыхание, пульсация крови, предшествующие сильнейшему возбуждению, неотделимы от него, так же, как и тяжелое дыхание и свинцовая усталость, за ним следующие. Вторжение мира причинно-следственных связей в сферу чистого наслаждения не является уникальным свойством войны. Ни бокс, ни футбол, ни другие самые зрелищные и захватывающие виды спорта не способны поддерживать напряжение бесконечно долго — и одна из причин, по которым для них установлены жесткие временные рамки, это стремление не дать эмоциям зрителей угаснуть. Сущность игры состоит в том, что пока она длится, реальность отодвигается на задний план, «отменяется», исчезает. Наслаждение битвой состоит именно в том, что она позволяет и участникам, и наблюдателям забыться и потерять ощущение реальности, пусть не полностью и ненадолго.