День народного единства: биография праздника - Юрий Эскин

В Холуе,[109] слободе, часть которой пожалована была Пожарскому в 1613 г. «за царево Васильево осадное сиденье», зарождался тогда иконописный промысел (так же как и в других центрах бывшего Стародубского княжества – Палехе, когда-то уделе князей Палецких, и в Мстере – или Богоявленской слободке, принадлежавшей князьям Ромодановским). По писцовым книгам 1620-х годов, правда, среди 23 принадлежавших ему дворов было всего два двора иконников – Лаврушко Романов Пятунка и Гришка Игнатьев, остальные все «нетяглые, делают всякое изделие на боярина» (т. е. не платят податей) – «портные мастера», кирпичник, сокольник, рыболовы, сапожники, кузнец [133] – частично, видимо, это были городские ремесленники, ушедшие из посадов в лихолетье под крыло могущественного вельможи. Чуть позднее жители Холуя начинают активно торговать своими иконами. В феврале 1630 г. крестьянин Д. М. Пожарского, житель этого села Онфим Титов жаловался воеводе в Брянске, что «ходил он Онфимка во Брянском уезде со образами по деревням, променивал» (было неприлично реализацию икон называть продажей) вместе с «детиной Васькой», а тот от него сбежал; поиски пропавшего не увенчались успехом, но это одно из первых упоминаний о холуйских иконописцах [119]. Холуяне писали в манере не столь изысканной, как их знаменитые соседи, чем вызывали нарекания церковных властей (хотя другая часть села была слободой Троице-Сергиева монастыря, возможно, оттуда и зародился промысел); в 1668 г. в патриаршей грамоте говорилось, что «поселяне Холуя пишут иконы без всякого рассуждения и страха» [88, 2]. В Холуе же находились две принадлежавшие Пожарскому солеварницы [132].

В старинной родовой вотчине Пожарских Мугрееве (Волосынине) князь возвел деревянную церковь Николы Чудотворца, «верх шатровой», в ней, конечно, «образы и свечи и книги и ризы и колокола и сосуды церковные и всякое церковное строенье вотчинниково», там же жили его «служние люди», среди них тоже один иконник [134]. В возвращенном князю в 1620/21 г. старинном родовом Нижнем Ландехе в Мытском стану он восстановил две церкви – там жило немало зависимых от него людей. На его «служних» дворах, в частности, жило несколько, видимо, боевых холопов из дворян (один из них имел и своих холопов), 4 хлебника, 3 повара, 2 плотника, коновал, серебряник, а также «довотчик»[110] и земский дьячок [131]. Как количеством, так и видами профессий эта группа явно превышала потребности боярского двора и, возможно, обслуживала различные нужды округи – от печения каких-нибудь пряников до ведения судебных тяжб.

В коломенской вотчине – селе Марчуках с деревнями Косяково и Лукерьино (которые когда-то принадлежали Берсеневым-Беклемишевым, затем были отписаны «на государя» и вернулись в конце 1570-х гг. Пожарским, как наследникам Ф. И. Берсенева, отца княгини Ефросиньи) в 1620-е годы находилось несколько десятков дворов его военных слуг, где их жило не менее 44. Там же вдоль лугов по берегам Москвы-реки располагался конюшенный двор [135].

Традиция приписывает Пожарскому вклад в свой Пурехский Макарьев монастырь, помимо его полного обеспечения иконами, книгами, утварью, еще и весьма почитаемой реликвии – это огромный (трехаршинный – т. е. более 2 м) деревянный крест-мощевик из Соловецкого монастыря, ныне находящийся в одной из нижегородских церквей [155, 153]. В Спасо-Евфимьевом монастыре доныне сохраняются некоторые вклады Пожарских – напрестольное Евангелие в богатом серебряном позолоченном окладе с драгоценными камнями и с его автографом – вкладной записью 1614 г. – епитрахиль[111] из бархата и парчи с великолепной вышивкой и серебряная золоченая митра[112] с рельефными изображениями святых, жемчугами, рубинами и изумрудами – вклад его вдовы княгини Федоры Андреевны. В Суздальском Покровском монастыре находились заказанные им для собора деревянные, покрытые росписью царские врата [155, XLVI].

Сохранилась часть оружия Пожарского. В Троице-Сергиевом монастыре в музее можно увидеть уздечку его коня с остатками серебряных накладок с бирюзой и серебряную пороховницу. Одна из сабель князя хранилась там же: у нее сильно сточенный боевой клинок с клеймами персидского мастера XVI в. в ножнах, обтянутых зеленым хзом – кожей особой выработки; из монастыря она поступила в 1930 г. в Оружейную палату вместе с саблей Минина [81, 42]. В Соловецком монастыре до 1923 г. хранилась другая сабля Пожарского: это богатое парадное оружие, вероятно не побывавшее в сражениях, относится к последним годам его жизни – судя по клейму на клинке, принадлежавшему Тренке Акатову, персидскому мастеру, работавшему в Оружейной палате в Москве в 1640-е годы [37, 11]. Ножны ее богато украшены серебряной чеканкой и гравировкой, бирюзой, изумрудами, рубинами, яшмой, перламутром, рукоять – изумрудом. Саблю эту в 1647 г. вместе с другой реликвией – палашом М. В. Скопина-Шуйского вложил в Соловецкий монастырь князь С. В. Прозоровский, служивший под началом Пожарского во Втором ополчении [37, 5, 7–8; 70, 291]. Интересно, что еще в 1850 г. Николай I, узнав из опубликованного в 1836 г. описания монастыря об этих реликвиях, «высочайше повелеть соизволил» о передаче их в Оружейную палату, но монастырские власти, вероятно, схитрили; они прислали палаш и саблю в Московскую контору Синода, но заявили, что в их ризничной описи «не показано, кому эти вещи принадлежали и от кого в монастырь доставлены» [139]. Возможно поэтому оружие вернулось в монастырь и только после национализации церковных имуществ оказалось в 1923 г. в Государственном историческом музее [37, 5].

Есть косвенные данные, что Пожарский поддерживал известного в то время писателя, но крайне неудачливого в жизни человека князя Семена Ивановича Харю-Шаховского. Шаховской писал стихи, богословские и публицистические сочинения, порой даже по поручению правительства, например благодарственное послание персидскому шаху за присылку Ризы Христовой, был одним из первых русских мемуаристов, но его творчество как-то всегда оказывалось не к месту (например, ввиду смены политической линии), вместо благоволения властей вызывало недовольство, и он отправлялся в очередную ссылку, коих на жизненном пути у него было шесть. В начале 1960-х годов известный исследователь древнерусской литературы И. Ф. Голубев обнаружил в библиотеке Тверского педагогического института (ныне университета) ранее неизвестные стихотворные послания князя Шаховского, в числе которых одно, как с тех пор считается, адресовано Пожарскому [32, 407–413]. Судя по тексту, Дмитрий Михайлович поддерживал опального писателя материально и духовно, поскольку в послании упоминаются и его стихи к Шаховскому в популярной тогда форме акростиха («краегранесия»).[113]

Вспоминая бои Смуты, Шаховской пишет:

Аще и без нас, недостойных, идет о тебе предобрая слава всюду,Яко всегда имееши на враги мечъ свой остр обоюду ……Вспомянем вышереченное слово,Было же врагов наших зияние на нас, аки рыканье львово,И мыслили во уме своем владети землею Российскою,Яко же поганые богомерзкия турки владеют землею Палестинскою,…И паки Господь Бог не дал им того сотворити, и по их умышлению не учинилося,И все великое государство на них, врагов, вкупе с вои собралося,И дал нам Бог вас, крепких и нелестных по вере побарателей,Что отогнали от нас таких злых и немилостивых наругателей,И что учинил такову славу и похвалу в нынешния роды,Яко же вы избавили всех православных христиан от конечныя тоя невзгоды.

Далее, после пространных рассуждений о смирении, с которым положено переносить невзгоды, Шаховской просит своего адресата оставаться с прежними своими высокими качествами:

Ты же, государь, буди всегда чист душею и телом,Понеже во оном веце всяк восприимет по злым и добрым делом,И держи храбрость с мудростью и подаяние с тихостью,И Господь Бог будет к тебе с великой милостью.Обаче рещи, и так дела твои аки труба вопиют всегда,Не щадиши лица своего против сопостат никогда,К тому же присовокупил еси велие милосердие ко всем,Всякого приходящего к тебе не оскорблявши ни в чем,…Зритель тебе Господь, вси людие дивятся твоей велицеймилости,Никто же бо оскорблен бывает, приходя к твоейблагонравной тихости.

Затем Шаховской, благодаря за помощь, пишет:

… И уже не вем, како конец сказати твоей велицей щедрости,Яко помогаеши многим людем в конечной бедности.И не презрел еси государь и нашея тогда великия скудоты,Прекормил еси нас с супружником нашим и с родшимиот нас сироты.

Завершает Шаховской послание здравицей:

Паки здравствуй, государь, о всещедром Христе,И побеждай враги царевы о пречестнем его кресте,Еже бо тем бывает на них победа и одоление,И некли услышит Господь наше к нему моление,И чтоб вам, Государем, дал Бог на них супостат победу,Отнюд, просто рещи, не осталосьбы их в земли нашей следу.Мнози бо людие дивятся мужественному твоему храбрствуИ радуются, что Бог послал тебя к великому государству.Поне всегда против сопостат лица своего не щадишь,К Богу, царю и ко всем человеком правду творишь.

[27, 81–91].