Опасная охота - Валерий Еремеев

— И что в ФСБ и прокуратуре одобрили это показ?

— Знаешь, я как-то запамятовал поинтересоваться их мнением по этому поводу. Для них самих это будет большим сюрпризом. Как видишь, у меня неплохо получилось то, что хотел сделать ты сам. Только, в отличие от тебя, для этого мне не понадобилось ни убивать женщину, ни подставлять под пули товарища.

Сорока с печальной улыбкой смотрит на меня, после поворачивает голову в сторону и останавливает взгляд на темном экране.

— Не беспокойся, я не пишу тебя, если это тебя волнует.

В ответ он только брезгливо отмахивается, словно показывая, что ему глубоко по барабану, пишу я его или нет.

— Как тебе удалось отыскать кассету? — все-таки решает он нарушить молчание.

— А я ее не находил. Мне ее дали… Просто принесли и отдали.

— Отдали?

Да, это чистейшей воды правда. Кассету мне и в самом деле принесли. Отдали, сбагрили, сплавили, навязали. Можно это называть как хотите, но все эти выражения будут соответствовать действительному положению вещей.

Это случилось вчера около шести часов вечера. Как раз в то время, когда я вместе с Царегорцевым сидел у него в кабинете, и в который раз обдумывал предстоящие события. Операция составленная мной с Павлом и одобренная патроном РОВД Барышевым Олегом Станиславовичем напоминала мне цирковой номер, в котором именно мне предстояло сыграть ведущую роль, в то время как остальные подключались по мере необходимости, а до той поры лишь занимали места в партере.

Ждали возвращения Альвареса, посланного собирать дополнительную информацию. Вошла секретарша и сообщила, что ко мне посетительница. Это не могла быть Марго, так как с ней я только что разговаривал по телефону. Спрашивая себя, какой такой дуре я мог понадобиться в этакую пору и, соображая как бы побыстрее от нее отделаться, кем бы она мне не приходилась, я вышел из кабинета в большой коридор, и тут же остановился, словно приклеенный к линолеуму супер-клеем.

Это была ОНА. Странно, я сразу же узнал ее, хоть и видел всего лишь раз, на фотографии в рабочем кабинете ее незадачливого супруга.

Не знаю почему, но именно такой я ее себе и представлял. Среднего роста. Темно-рыжие, чуть вьющиеся волосы, густыми волнами покрывающие плечи. Правильные черты лица. Лицо слегка бледноватое, совсем чуть-чуть, но это скорее от волнения. Большие глаза. Зеленые. Пугающе зеленые, как у кошки или у ведьмы. Таких глаз мне еще ни разу не приходилось видеть. Обладательницу таких глаз в средневековой Европе ждал бы немедленный костер. И, наверное, это было бы правильно. Ведь если все женщины заимеют такие глаза, то что же из этого получится? Такие глаза необычны и сверхестественны. Они зовут, манят, они вызываю желания. В них можно смотреть бесконечно, все равно не надоест. Но смотреть опасно. Это как смотреть в бездну, которая, по выражению Ницше, начнет вглядываться в тебя. И тогда один неверный шаг, и можно сорваться, как сорвался Александр Александрович Ойффе. Надо совершенно потерять инстинкт самосохранения, чтобы долго смотреть в эти глаза. Не знаю, может быть этот зеленый эффект создают контактные линзы, но мне не хочется думать об этом. Мне хочется думать, что такие глаза были всегда.

— Сергей Николаевич?

— К вашим услугам, — кивнул я, приглашая в соседний кабинет, который делю напополам с Альваресом.

Голос у нее низкий, с чуть заметной хрипотцой, которая бывает у курящих женщин. Она вынимает из сумочки небольшой завернутый в блестящую бумагу пакет и кладет на стол, потом продолжает:

— Я хочу отдать это вам.

— Кто вы?

— Меня зовут Надежда Ойффе. Я близкая знакомая Юрия Коцика, вернее была его близкой знакомой.

В низком голосе ясно угадывалась сильная печаль. Ладно, пусть будет Надежда. Надя.

— Что это, Надя? — спросил я, показывая на пакет.

— Не знаю. Юра, незадолго перед смертью, отдал это мне на хранение. Теперь его нет, а я не знаю, что с этим делать. Вы занимались этой историей, стало быть, должны знать, что это. Мне это не надо.

— Я полагал, что вы с ним уже давно расстались.

— Только для виду. Юра сказал, что так будет лучше для нас обоих. Сначала я тоже думала что между нами все кончилось. Как-то раз он накинулся на меня с претензиями. Стал обвинять в неверности. Поводом послужил один мой сослуживец, который подвез меня в своей машине. Юра увидел это и устроил мне жуткую сцену. Я была просто шокирована его поведением, не знала, что и думать. Это было тем более удивительно, что за все время нашей близости он не то, что не был груб, он даже не разу не повысил голоса на пол тона. Все время был ласков, внимателен. Со мной случилась истерика и я ушла вся в слезах. А через несколько дней снова встретила его по дороге домой. Он ждал меня. Нет, он не просил прощения, просто сказал, что сделал это намеренно. Сказал, что влип в нехорошую историю и не хочет подвергать опасности еще и меня. Поэтому и решил со мной порвать, но не знал, как это сделать и тут подвернулся этот случай. Он стремился заставить меня возненавидеть его и обходить десятой дорогой. Но он не смог без меня. Конечно, я сразу же все забыла и простила. Юра сказал, что оставаться ему здесь опасно, что должен уехать из страны. Уехать надолго. Возможно навсегда. Предложил ехать с ним. Сказал, что у него есть много денег и мы сможем начать новую жизнь. Я согласилась. Господи, да если бы у него даже и не было никаких денег, я все равно согласилась бы. Хоть на край света. Он должен был ехать в это воскресение под чужим именем, а я двумя неделями позже, после того как оформлю развод с мужем. Вот тогда он и дал мне этот пакет, сказав, что перед отъездом заберет. До этого момента мы не должны больше встречаться. Еще он сказал, что, возможно, для отвода глаз он будет встречаться с другими женщинами. Так нужно для моей безопасности. Никто не должен был подозревать, что я сохраняю с ним связь. Для всех я только его временное увлечение и не более. Я была в таком состоянии, что соглашалась на все, что угодно. Перед отъездом он должен был решить какую-то проблему. Мы расстались и больше я его живым не видела. Газет я не читаю и о том, что случилось, узнала только вчера в милиции, когда меня вызывали на допрос по делу моего мужа… Никогда бы не подумала, что он решиться на такое. Я ничего не сказала следователю, потому что не доверяю милиции. Впрочем, он особо и не спрашивал. Интересовался только, правда ли то, что я была любовницей Коцика, когда у нас это началось и когда закончилось. Насчет того, когда закончилось, я назвала дату нашей ссоры.

— А кто вам сказал про меня? Следователь?

— Нет. Он про вас даже не упоминал. О вас мне сказал мой муж: нам разрешили свидание. Он плакал, просил прощения. Я не выдержала и сказала ему, что у меня есть одна вещь, хранение которой может быть опасно. Я не знала, что мне делать. Мне нужен был его совет.

— Вы рассказали про это вашему мужу?! После всего, что случилось?!

— Да. А почему вас это так удивляет? — Она встряхнула своей симпатичной головкой, а ее глаза выпустили в мою сторону две зеленые молнии. — Он меня любит и никогда не сделает ничего такого, что причинило бы мне боль.

Надежда смотрела на меня укоризненно, как бы обвиняя, что я, человек, занимающийся частным сыском, не понимаю таких простых вещей и в ее лице читался не заданный вопрос к самой себе: «А к тому ли человеку я обратилась?».

Я смотрел на ее упрямое лицо, которое перестало казаться мне таким несчастным, и чувствовал, что еще немного и начну ее ненавидеть. Мне жутко хотелось сказать ей что-нибудь колкое, едкое и гадкое, сбить спесь с этой самоуверенной стервочки. Не люблю баб, которые воображают, что стоит им только пожелать и весь мир встанет перед ними на колени. Что только им позволено делать другим больно, им же не сделает больно никто.

Ища нужную для ответа фразу, чтобы поддержать свою пошатнувшуюся репутацию, я машинально полез в карман за своим «LM», но тут вспомнил, что у меня в ящике стола завалялась давно забытая пачка дешевых сигарет. Думаю, это как раз то, что надо. Если она относит меня к той породе людей, которые будут расшаркиваться ножкой перед каждой смазливой мордашкой, то пусть знает, что ошибается. Пусть лучше думает, что я хам и сволочь, но только не воображает о себе много.

Достав полупустую, высохшую сигарету без фильтра, я закурил. Уже через пару секунд мы оказываемся окутаны клубами вонючего серо-желтого дыма. Глаза барышни заблестели от выступивших слез. У меня самого запершило в горле.

— Наверно, это от большой любви к вам, он решил угробить вашего любовника? — безжалостно спросил я, продолжая щедро окуривать помещение.

— Он хотел сделать это, потому что решил, что Юра меня бросил. Он хотел отомстить за меня. Неужели вы этого не понимаете?

Ее глаза засверкали хрустальными бусинками слез. Еще не хватало, чтобы она пустилась в рыдания.