Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обстановка складывалась в нашу пользу. Красноармейские части вышли к реке Ишим, и, казалось, бои в междуречье шли к победному завершению. Но прижатые к Ишиму колчаковцы все чаще предпринимали отчаянные контратаки. Их не останавливали никакие потери.
Начались осенние дожди, шинели промокали насквозь. Те роты, которые на ночь уходили в деревни, успевали просушиться, а те, которые оставались на позициях, испытывали холод. Участились простудные заболевания.
Поврозь обходя позиции, мы с комиссаром по вечерам делились впечатлениями. Несмотря на трудности, настроение было повсюду боевым. Царила уверенность, что не сегодня завтра колчаковцев скинем в Ишим.
В те дни открылась общеармейская конференция, которую называли тогда коммунистическим съездом 3-й армии. От нашей полковой ячейки на нее отправились Андрей Михалев, Иван Соколов и Александр Медведев.
Каково же было наше удивление, когда делегаты раньше срока возвратились в полк. Они сообщили: в связи с переходом противника в наступление член Реввоенсовета армии Н. Н. Кузьмин предложил работу конференции прекратить.
Колчаковцы сосредоточили на флангах крупные силы и обрушили их на советские войска. Жесточайшие бои разгорелись вокруг Петропавловска и Тобольска. Резко обострилось положение и на нашем участке. Уже с первых дней населенные пункты начали переходить из рук в руки. То мы их возьмем, то колчаковцы.
Напряженные бои шли за Емуртло, Кашеир, Бердюгино, Армизонское, Кайнок, Истошинское, Шабалино, которые уж и не помню, сколько раз брали и сдавали. Мне пришлось немало поползать по-пластунски, восстанавливая телефонную связь батальонов с командным пунктом полка. Под дождем перебирался через лужи, густую и жидкую грязь. Часто провод пролегал по несжатой ниве, крупные колосья пшеницы низко склонились или были втоптаны в землю. Сердце ныло. Сколько людей России могло бы спастись от голодной смерти, если бы не Колчак! Не дал, злодей, завершить уборку. Сердце звало к мести, к очищению поруганной земли.
Вместе с ревкомом, созданным еще при первом освобождении Армизонского, собрали митинг сельчан. Несмотря на опасность обстрела, на митинг пришли все жители. Немногословный комиссар Бондарь откровенно сказал, что полк испытывает большую нужду в людях, и призвал молодежь пополнить наши ряды. Потом предоставил слово мне. («Давай погорячей», — шепнул мне комиссар.) Я, кажется, мобилизовал весь свой темперамент, стараясь ярче, доходчивее сказать о самоотверженности красноармейцев.
Свыше сотни армизонцев вступило в полк на этом митинге.
В связи с потерями мы провели заседание бюро партячейки, чтобы помочь комбатам и ротным выдвинуть на должность командиров отделений и взводов лучших красноармейцев. Были названы десятки достойных кандидатур.
На этом же заседании подобрали чтецов в отделениях, взводах и ротах на место выбывших. Командир 8-й роты сообщил, что в команде разведчиков любят слушать Сидоровского. Выразительно читает он статьи из газет. Я невольно улыбнулся: вырос парень на войне, стал настоящим юным коммунистом, действующим и словом, и делом.
Не успели мы разойтись с заседания бюро, как в штаб прибежал связной: на позиции, расположенные у озер, движутся какие-то странные цепи. Комиссар и я кинулись туда. Действительно, к нашим рубежам приближалось непонятное воинство. Мы привыкли видеть вражеских солдат в английской, французской и американской форме, а эти шли в черном.
— Спокойно! — ободрил красноармейцев Бондарь. — Пусть подойдут поближе. Будем бить наверняка!
С черной целью разделались в считанные минуты. Она, как выяснилось, принадлежала к так называемой «святой Воткинской дивизии», составленной из монахов, попов, псаломщиков и дьяконов еще в Воткинске во время контрреволюционного мятежа в 1918 году.
Обозленный враг бросил силы в обход села. Создалась опасность окружения. Волей-неволей мы вынуждены были снова оставить Армизонское.
Запомнилось село Шабалино. Бой за него длился более 20 часов, пришлось не раз восстанавливать связь. Налетали аэропланы, обстреливали и бомбили, сбрасывали листовки, в которых говорилось: «Сдавайтесь, красные, в плен, иначе всех перебьем». Листовки вызывали у красноармейцев сатирические реплики.
Боевую обстановку у села неплохо обрисовал Александр Балашов в своей книге «Отряд в огне». Приведу из нее отрывок:
«Идет бой за село Шабалино. Свистят пули и рвутся снаряды. Сотни черноземных фонтанов поднимаются высоко в небо, падают и вновь растут. Отняты жизни у десятков бойцов. Много раненых. То там, то тут раздаются крики боли.
Я в своем окопе выпустил по врагу уже 15 обойм. Винтовка нагрелась. Вблизи моего окопа разорвался снаряд. Меня завалило комьями грязи. И вскоре я почувствовал сильную боль в локте. Из рукава шинели показалась струйка крови. Я встал и направился к санитарному пункту. По дороге вторая пуля врезалась в ногу. Товарищи помогли. Сделали мне перевязку. Отправили на повозке в тыл… Вылечили меня в госпитале в г. Екатеринбурге.»[59]
Боевой настрой красноармейцев оставался высоким, и это несмотря на то что колчаковцы обрушивали на наши позиции артиллерийские снаряды, производили воздушные налеты.
Враг шел на любые хитрости и пакости. Запомнился, в частности, такой факт. В селе Медведкове располагался штаб 2-й бригады 29-й стрелковой дивизии. Псаломщик церкви Елонский, ведя наблюдение за штабом, установил распорядок его работы, а также систему охраны. Он пробрался к колчаковцам. Те воспользовались его данными, произвели ночной налет и захватили комбрига Н. П. Захарова и военкома А. А. Юдина. Страшными пытками пытались сломить их волю, получить от них нужные сведения. Ничего не добившись, повесили комбрига и комиссара в селе Мокроусово на телеграфных столбах.
Об этом трагическом случае политработники рассказали во всех частях 3-й армии, призвав командный состав и красноармейцев проявлять высокую бдительность.
Невзирая на большие потери, колчаковцы продолжали теснить наши войска, намереваясь отбросить нас за Тобол. До нее уже было недалеко. Все понимали, что переправа под вражеским обстрелом будет связана с потерями. Поэтому изо всех сил давали отпор белякам.
Наступил критический момент: полки нашей дивизии оказались на сравнительно неширокой приречной полосе. Дальше по суше отступать было уже некуда. В дивизию прибыл член Реввоенсовета армии Н. Н. Кузьмин — приземистый, в кожаной тужурке, в шлеме с красной матерчатой звездой. Он провел совещание в штабе дивизии, беседы в полках. Сказал:
— Колчак выдыхается, нужно во что бы то ни стало удержаться на восточном берегу.
Член РВС сослался на письмо Владимира Ильича Ленина по поводу победы над Колчаком, напомнил его слова о том, что враг далеко еще не уничтожен, даже не сломлен окончательно.
— В
