Сталин - период созидания. Гражданская война в СССР 1929-1933 гг. Том 8. - Роман Ключник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сталин продолжал рьяно преследовать раскулаченных лучших хлеборобов страны — 13 ноября 1930 года было принято совместное Постановлением СНК и ЦИК «О недопущении кулаков и лишенцев в кооперацию». Исключением стали члены семей, где имеются «преданные советской власти красные партизаны, красноармейцы и краснофлотцы, сельские учителя и агрономы при условии, если они поручатся за членов своей семьи».
В связи с интенсивным производством тракторов 29 декабря 1930 ЦК ВКП(б) была утверждена программа строительства 1400 МТС, и был отменен обязательный выкуп колхозами тракторов. Несмотря на повторную штурмовщину в деле коллективизации к концу 1930 года достигнутый уровень был невысоким — 24,5%. Похоже, что с начала 1931 года Сталину необходимо было опять мобилизовать партию на «бешенные» темпы коллективизации.
1930 год был пиковым в закупке заграничного оборудования, требовалось много валюты, и, несмотря на увеличение экспорта в несколько раз и, соответственно, увеличение валютной выручки, денег Сталину не хватало, и он искал дополнительные источники. Чтобы дешевле купить у крестьян зерно, Сталин в 1930 году напечатал дополнительно почти вдвое больше денег, чем в 1929 г., — 1,5 млрд., что привело к ожидаемой большой инфляции.
Чтобы получить дополнительные деньги, Сталин решил значительно увеличить производство водки. В 1930 году из-за дефицита серебряных монет нарком финансов Брюханов предложил закупить за границей серебро, или заменить его никелем. Брюханова поддержал председатель Госбанка Г. Пятаков. Сталину эта идея — тратить валюту на деньги, пусть и серебряные, не понравилась, в результате чего 18 октября 1930 года он снял с должностей обоих фигурантов этой истории.
А 19 декабря 1930 года Сталин снял с должности главы правительства А.И. Рыкова, а 21 декабря Рыкова вывели из состава Политбюро. Сталин перестал доверять Рыкову с 16-го съезда, на котором Рыков довольно остроумно и успешно защищался от обвинений в прошлогодней (раскаявшейся) оппозиции. Сталин такой ловкости ума от Рыкова не ожидал, а ведь его — известного пьяницу, скорее всего, как надежного русского поставил на второй пост в государстве — главой правительства, как русскую афишу. Сталин во время своего отдыха писал 22 октября 1930 г. из Сочи Молотову: «Мне кажется, что нужно к осени окончательно решить вопрос о советской верхушке. Первое. Нужно освободить Рыкова. Тебе придется заменить Рыкова на посту председателя Совнаркома и СТО». 30 января 1931 года Сталин поставил Рыкова во главе любимой Лениным почты.
Рис. А.И. Рыков.
В конце этой главы можно отметить любопытные события, происшедшее в конце 1930 — начале 1931 гг. в литературной среде. Сталин решил одернуть старательного мерзкого «перегибщика» Демьяна Бедного, который зарвался настолько, что не заметил, что пошел вразрез стахановскому движению рабочих, и 12 декабря 1930 года Сталин написал ему в письме: «Стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что «лень» и стремление «сидеть на печке» является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит, и — русских рабочих, которые, проделав октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими».
Хотя советская литература была под контролем племянника Якова Свердлова — Лейбы Авербаха, коренного житомирского «революционера» А. Безымянского и им подобных, но бдительные Сталинские комиссары так разошлись в поиске всякой буржуазной нечисти в советском обществе, что под их каток репрессий попали еврейские писатели за их мещанский «мелкобуржуазный уклон»: В. Киршон, И. Гроссман (под маской — Рощин), Г. Лелевич, И. Бабель, О. Мандельштам, и даже сам Л. Авербах. Но в отличие от русских репрессированных писателей — «русских националистов» у этих националистов-интернационалистов нашлись защитники, причем — в Западной Европе, где сразу недовольно загундели и спросили у Сталина — не изменилась ли его политика к евреям? И Сталин 12 января 1931 г. на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки клятвенно «бил себя в грудь»:
«Отвечаю на ваш запрос. Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма. В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм. Активные антисемиты караются у нас по законам СССР смертной казнью». «Почему-то» современные евреи «забывают» своего благодетеля, который ради их спокойствия готов был расстрелять любого злопыхателя-ксенофоба, у которого, возможно, Свердлов, Урицкий, Бронштейн и им подобные расстреляли родных и близких, погубили многие миллионы сородичей.
В книге «Советская Россия и евреи» (1949 г.) Г. Аронсон поместил немного иные слова Сталина: «Коммунисты не могут быть никем другим, как открытыми врагами антисемитизма. Мы боремся с антисемитами самыми суровыми методами в Советском Союзе. Активно действующие антисемиты по закону наказываются смертной казнью».
С любом случае — суть высказывания Сталина одна и та же. Сталин заставлял строго соблюдать инициированный Лениным-Бланком принятый 27 июля 1918 года «Закон против антисемитизма», потому что Сталин уважал «революционный народ», с которым захватывал Российскую империю и который сейчас был его командирской опорой в строительстве социализма; Сталин был в этот период ещё убежденным юдофилом и, пожалуй, главное — решил не раздражать «сильных мира сего» и их успокоить.
Любопытно заметить, что в то время, когда Сталин норовил выявить и расстрелять русских националистов и антисемитов, он пытался маскировать евреев. Комментируя часть доклада Г.Ф. Александрова по проверке Совинформбюро, возглавляемым сионистом Лозовским, касательно еврейских журналистов: «Из 225 статей и информации 170 написаны недостаточно квалифицированными и мало известными авторами. В их числе И.С. Вайнберг, И.А. Арбат, С.И. Блюм, Л.3. Берхин, Ц.3. Вайнштейн, М.Л. Берлянд, И.М. Виккср, А.Н. Кроль, В.Н. Линецкий, М.И. Некрич, Н.Л. Рудник, Е.Е. Северин, Л.Э. Сосонкин, Я.Н. Халип, А.Ф. Хавин, С.С. Хесин и другие. Многие авторы стесняются ставить свои подписи над статьями ввиду, по видимому, явно низкого качества статей. Так, например, Броун подписывается фамилиями Стамбулов и Мельников, Гринберг выступает под псевдонимом Гриднев, Шнеерсон — под фамилией Михайлов», Г. Костырченко пишет:
«Можно лишь удивляться иезуитской изобретательности Александрова, которому хорошо было известно, что настоящей причиной использования евреями-журналистами русских псевдонимов было соответствующее негласное указание Сталина, последовавшее, по некоторым свидетельствам, во второй половине 30-х годов». И Костырченко приводит пример, что Сталин сам «перекрестил» сотрудника ТАСС Юдина в Филиппова.
Кстати, глядя на эту толпу еврейских журналистов при одном ведомстве, закономерно возникает вопрос — сколько было журналистов русской национальности? И были ли там вообще русские?
И сегодня было бы интересно исследовать ТАСС, возглавляемый Гуссманом.
Любопытно, что и в вопросах национализма и антисемитизма можно обнаружить аналогию с современностью. Либерал-демократы во главе с Медведевым и Путиным клянут Сталина, однако взяли с него пример — ввели за «разжигание» 282-ю статья УК РФ, которую согласно национальности привлеченных по ней людей назвали справедливо «русской»; а список запрещенных книг уже составил 450 книг; экономическая и политическая элита опять стала интернациональной с преобладающей и доминантной еврейской, и правительственная партия стала единственной верной в деле строительства капитализма. И следующая цитата также актуальна.
«За границей многие верят тому, что в России нет антисемитизма, и на этом основании благорасполагаются к советской власти. Но в России знают, что это неправда», однако евреи «уповают на долголетие советской власти и очень боятся её смерти», ибо «до погромов Сталин не допускает» — писал Ст. Иванович («Евреи и советская диктатура») (С). «Если диктатура большевизма падёт, можно быть совершенно уверенным в диком разгуле антисемитских страстей и насилий. Падение советской власти будет для евреев катастрофой».
И это понимали многие евреи, которые старательно формировали для коренного народа, туземцев (как говорил Л. Бронштейн-Троцкий) «божественный» культ, культ нового «бога» — Сталина, и в тот период миллионы евреев могли вполне серьёзно повторить за еврейским поэтом Ициком Фефером: «я говорю — Сталин, а думаю, что это солнце». Тогда ещё не было радикального «переосознания» личности «деспота» Сталина, Сталин — для них звучало: сытно, тепло, обеспеченно, безопасно, при власти. Естественным образом напрашивается вопрос — в Западной Европе подняли шум из-за нескольких обиженных еврейских писателей, а почему за репрессированных русских писателей и многие миллионы репрессированных русских крестьян никто в «цивилизованном мире» не заступился, не возмутился?