Ветер, кровь и серебро - Виктория Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Её многозначительная улыбка сбила Кристину с толку, и она даже не попыталась вырвать руку. Однако Хельга отчего-то отстранилась сама, приблизилась к столику в углу, и лишь тогда Кристина обнаружила на нём небольшую зелёную бутылку и два бокала. И второй бокал был явно не для Хельмута — его ли сестре не знать, что он не пьёт от слова совсем? Кристина вздохнула — видимо, баронесса Штольц ждала её.
— Пожалуйста, выпейте со мной, — улыбнулась она. — Я знаю, вы тоже любите сухое вино.
В данный момент Кристина с большим удовольствием выпила бы флакон настойки пустырника.
— Нет, спасибо.
Она попыталась улыбнуться в ответ, но губы будто сами по себе не желали растягиваться в улыбке, а глаза независимо от её воли вдруг наполнились горячими слезами. Чтобы хоть как-то совладать с собой, Кристина сцепила пальцы в замок и зажмурилась на мгновение. Ей удавалось отвлекаться, направлять мысли в другое русло, но ненадолго — буквально через пару минут какая-то невидимая рука снова толкала её в пучину боли, в океан пустоты, и не было ни единой соломинки, за которую она могла бы ухватиться.
Она хотела развернуться и уйти, но прозвучавшие следом слова Хельги буквально прибили её к полу:
— Чем быстрее вы смиритесь, миледи, тем быстрее начнёте жить дальше.
Она даже перестала улыбаться и скорбно вздохнула для приличия, но от этих слов так и веяло неискренностью. Или Кристина просто была слишком предвзята к ней.
Не особо понимая, о чём говорит Хельга, она медленно подняла голову и спросила тихим и охрипшим голосом:
— С чем смирюсь?
— С тем, что ваш муж умер, что он больше не вернётся и вам его не вернуть, — спокойно ответила Хельга.
Кристина пошатнулась — слава Богу, рядом оказалась кровать, на которую она тут же медленно осела. Голова закружилась, и странная, незнакомая, чужеродная боль сдавила грудь — это была не боль горя, что мучила её последнюю седмицу, а какая-то другая, особая, ни с чем не сравнимая.
Потом Кристина поняла, что это была ядовитая смесь злости, гнева, отчаяния, бессилия, возмущения и недоумения.
Но это было потом, а сейчас она просто сидела в оцепенении и смотрела куда-то вперёд, в пустоту — не на Хельгу и её оберег, не на стол и вино, не на шкаф и не на стену с окном, а туда, где не было совершенно ничего, лишь тоска и чернота.
Хельга присела рядом с ней и непонятно зачем приобняла за плечи.
— Поверьте мне, я знаю, — сказала она. — Со мной так и было.
— У вас был муж?
— Не муж, а… — Хельга задумалась. — Мы успели лишь обручиться. Мне едва исполнилось шестнадцать, когда он погиб на Фарелловской войне.
— Хельмут не рассказывал… — усмехнулась Кристина. Она сама не знала, где взяла силы на эту усмешку.
— Он не очень любит распространяться обо мне.
И тут Кристина внезапно поняла, что вся эта беспечность, всё это легкомыслие, всё это веселье — лишь напускное, лишь попытка скрыть острую боль, которую Хельга хранила в сердце долгие годы. Конечно, нельзя же вечно плакать и ходить как в воду опущенная. Нужно жить дальше, во что бы то ни стало. И она пыталась жить. Она пыталась казаться спокойной, радостной и беззаботной, она шутила и смеялась, она хотела подружиться со всеми, кого встречала… Но в глубине души она безмерно страдала, и ничего с этим страданием сделать было нельзя.
И Кристина уже была готова простить Хельге всё: неудобства, навязчивость, необдуманные слова и мнимую неискренность — наверное, ей действительно просто показалось, что те слова были неискренними.
Но…
— Вам стоит забыться, — сказала баронесса Штольц. — Отвлечься. Вино хорошо помогает, знаете…
Кристине ли было не знать.
— Я не хочу вина, спасибо, — вновь отказала она.
— Ну что ж… Просто поймите: однажды вы проснётесь и осознаете, что вам, в общем-то, всё равно. Что жизнь продолжается и без него, и вы должны, вы обязаны стать частью этой жизни. Иначе быть не может.
— На что всё равно? — не поняла Кристина. — На то, что Генрих…
Хельга молча кивнула.
Кристина резко повела плечами, сбрасывая с них её ладони, и отстранилась, уставившись на собеседницу огромными, полными слёз глазами. Ядовитая боль вернулась, а вместе с ней появилось желание ударить Хельгу по её пухленькой веснушчатой щеке.
— Вы забудете его, — продолжала та, не обращая внимания на открытое возмущение Кристины. — Не сразу, не скоро, но забудете. Нужно просто… просто смириться. Как можно быстрее дать себе понять, что его нет. Тем меньше боли вам придётся терпеть.
— Как я могу… — начала Кристина и запнулась.
Как она могла забыть человека, который рискнул всем ради неё, не побоявшись поражения, подлых слухов, предательств и непонимания, начал войну, чтобы Кристина могла получить то, что принадлежало ей, то, что у неё отняли? Как она могла забыть человека, который всегда находил слова поддержки и смог каким-то образом, какой-то необъяснимой магией исцелить её истерзанную потерями и войной душу? Как она могла забыть человека, которого бесконечно любила, которому отдала своё сердце и свою жизнь, с которым делила всё, что у неё было, и делилась всем, что её терзало? Как она могла забыть человека, который никогда, ни разу не оставил её в трудный момент — даже перед лицом самой старухи с косой?
Он был её мужем, он был её любовью, отцом её ребёнка, сердцем и душой…
А теперь его нет — и она предлагает просто забыть?
Кристина хотела высказать Хельге всё это, но не смогла произнести ни слова. Да и разве она поймёт? Забыть…
— О, нет, миледи, прошу, не плачьте! — вдруг сказала Хельга и протянула руку, но Кристина отвернулась, и ей не удалось вытереть её слёзы. — Не стоит плакать, пожалуйста. Я здесь, я с вами, всё хорошо. — «Да что ты вообще значишь для меня?» — Ну же, придите в себя.
Когда её руки вновь обвили плечи Кристины, та уже не пошевелилась. Пусть делает, что хочет. Обнаружив её полное бездействие, Хельга улыбнулась и несмело коснулась её щеки, пытаясь развернуть её лицо к своему. Сквозь пелену слёз Кристина увидела
