А потом я проснусь - Алайна Салах

ведь думала, что всю жизнь безвылазно проживу в Иркутске, — продолжает лихорадочно шептать она, будто меня не слыша. — Лет через десять наскребу денег, чтобы открыть собачий приют и всю жизнь буду помогать животным. Про личную жизнь совершенно не думала, и меня все устраивало. Не зависеть от чужого отношения… Самой распоряжаться своей жизнью.

— Ты взрослеешь и узнаешь много нового. Это нормально, что твои приоритеты меняются.

— И мне все равно страшно. Больше всего из-за того, что наши с тобой отношения могут когда-то закончиться. И тогда я не буду знать, как мне жить.

Услышанное все больше меня удивляет. Понятия не имел, что в ее голове могут бродить такие мысли.

— Зачем ты вообще об этом думаешь? У нас все хорошо. Для чего омрачать себе настроение тем, что возможно никогда не произойдет?

— Не знаю. Это выше меня. Помнишь, я говорила про своих родителей? Что они любили меня так, как могли.

Я киваю. Конечно, помню. Эта фраза в каком-то смысле перевернула мой мир.

— А сейчас я эгоистично хочу, чтобы ты любил меня так, как никто никогда не мог, — шепотом говорит она, уставившись себе в колени. — Потому что я так сильно влюбилась в тебя, что мне страшно.

39

Дорогой из аэропорта Ларнаки разговор с Ярославой не клеится. Прилипнув в окну арендованной мной Вольво, она завороженно следит за мелькающими пейзажами и отказывается отвечать на мои вопросы.

— Сначала вещи положим, а потом к родителям заедем или наоборот? — повторяю в третий раз. — Ты очень голодна или можешь потерпеть?

Будто нехотя отвернувшись, она смотрит на меня: взгляд расфокусированный, на губах блуждает улыбка.

— Что? Не… Я не голодная… А тут все настолько по-другому… Пальмы настоящие… Я будто в другой мир попала. А мы летели-то всего четыре часа. От Иркутска до Москвы дольше. И небо такое синее…

— То есть, тебе нравится?

— Да, — кивает. — Хотя я до сих пор не могу поверить… Сказка какая-то… И то, что люди на другом языке разговаривают — тоже так непривычно.

— Это потому непривычно, что ты в первый раз заграницей. Съездишь еще в пару стран — и чужая речь будет казаться тебе обыденностью.

Молча мотнув головой, Ярослава снова отворачивается к окну. Не знаю, что именно она отрицает: то, что сможет быстро привыкнуть к иностранному языку или то, что когда-то получит возможность путешествовать. Наш разговор в машине о том, что все хорошее может закончиться, до сих пор не выходит у меня из головы. Кого-кого, а Ярославу я не считал склонной к рефлексии.

— Через пару недель сможем слетать на выходные в Европу, — добавляю я, на случай, если речь все же идет о ее страхе. — Тебе только визу надо получить.

Ярослава закусывает губу и так же молча кивает. Мне чудится, что так она прячет улыбку.

— Не мешай мне кайфовать от моей первой заграничной поездки. А то я сейчас начну мечтать о Европе и перестану считать пальмы.

— Для чего ты считаешь пальмы? — со смехом интересуюсь я.

Она пожимает плечами.

— Не знаю. Просто интересно, сколько их попадется. Здесь, кстати, такие дороги узкие. Непривычно.

— В чужой стране всегда непривычно. Зато появляется трезво возможность оценить плюсы и минусы Родины.

Спустя полтора часа мы заезжаем в Пафос и еще минут пятнадцать петляем по улочкам, спускаясь к вилле родителей. О нашем приезде я предупредил их вчера вечером и на предложение встретить в аэропорту ответил решительным отказом. Мне хотелось единолично познакомить Ярославу с Кипром, чтобы никто при этом не мешал. Уверен, сиди в машине помимо меня кто-нибудь еще — эффект был бы испорчен. И еще один важный нюанс: ни мама, ни отец понятия не имеют, что с моей спутницей они уже знакомы. Решил, пусть будет сюрпризом.

— Блин, мне все равно кажется, будто все это не в реальности происходит, — совершенно искренне недоумевает Ярослава, когда я паркую машину рядом каменным ограждением, густо увитым зеленью. Родители приезжают сюда от силы пару раз в год, но садовник здесь трудится постоянно. У мамы пунктик на качественном озеленении.

— Здесь и правда, очень красиво, — соглашаюсь я, помогая ей выйти. — Зайдем ненадолго поздороваться, а потому поедем к себе. Отсюда минут пять-семь езды.

Ярослава мычит «угу», пока ее голова продолжает крутиться по сторонам. Но что самое удивительное, она ни разу ничего не сфотографировала. Хотя ей это и не нужно: она так жадно пожирает глазами местные пейзажи, что они наверняка навсегда останутся запечатленными в ее памяти.

— Я нормально выгляжу? — осведомляется она, пока я пытаюсь вспомнить комбинацию цифр, отпирающую ворота. — Хотя можешь не отвечать.

Из-за встречи с моими родителями она заметно нервничала весь полет, но средиземноморским пейзажам удалось ее отвлечь.

— Выглядишь ты отлично, — приобняв, я касаюсь губами ее виска. — Просто будь собой и в случае чего не ведись на провокации отца.

— Хорошо, — покорно соглашается она, нервно одернув шорты.

Проблему с замком мне все же удается решить самостоятельно, а потому наше появление становится определенным сюрпризом. Мама, судя по развевающимся полам шляпы, загорает на террасе, а отец, с бокалом виски в руке, сидит на диване внутри дома перед телевизором.

— Привет! — бодро говорю я, чтобы привлечь его внимание.

Резко повернув голову, он смеривает меня удивленным взглядом (видно, что не ожидал), привстав, здоровается, после чего смотрит на Ярославу.

— Здравствуйте, — вежливо выговаривает она, явно стараясь произвести приятное впечатление. — Мы с вами уже виделись.

— Я так понимаю, это и есть твоя девушка? — по странности лишенным эмоций голосом выговаривает отец. Внутри что-то противно натягивается, но я себя одергиваю. Аплодисментов я в любом случае не ждал, верно? Просто пусть держит себя в рамках, а на остальное плевать.

— Да, это я, — отвечает за меня Ярослава.

— Ясно. — Встав, отец ставит бокал на журнальный стол и выходит на террасу. Порыв морского ветра доносит его раздраженный голос, обращенный к матери. — Поднимайся. Там сын твой с долгожданной спутницей приехал.

__________

Мое резюме на эту встречу: удовлетворительно. Я не ждал, что