Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

моем предложении — вам нужно быть там, ибо история делается там, и только там.

— В этом я с вами согласен…

— До свидания, мистер Савинков. Может быть, до свидания в Москве? А?..

Савинков молча пожал его маленькую жесткую руку и выбрался из машины…

Весь остаток дня он думал только об этом. Конечно, Америка была бы самым сильным и самым перспективным партнером будущей России, и, безусловно, имеет полный смысл все дальнейшие деловые планы России строить в расчете на помощь богатой и могущественной Америки. Интересно, почему Эванс никогда не интересовался его политической программой? Не потому ли, что Америка привыкла диктовать программы сама?

«На этот раз у нее не выйдет!» — говорит себе Савинков и сам при этом верит и в свою решимость и в свою неподкупность.

Приложение к главе сорок первой

Из письма Б. В. Савинкова в Прагу сестре В. В. Савинковой-Мягковой

…а тебя я назначу министром совести. России такое министерство необходимо не менее, чем — просвещения и наук. И в кабинете у тебя будут висеть два портрета: нашей мамы и Вани Каляева. Кстати, ты все же зря коришь меня за него. Я вообще заметил, что очень часто люди понимают мои книги совсем не так, как я хотел бы. Недавно даже Серж (!) Павловский (!!!) прочитал (!!!!) моего «Вороного» и предъявил мне свои обиды. Да что вы, в самом деле, сговорились, что ли, не понимать того, что я пишу? И не я ли все же лучше вас знаю, каков он в конечном счете был, мой юный и святой друг Ваня Каляев?

Но все это — и смерть Флегонта, и обиды Сержа, и твои укоры — анекдотическая мелочь рядом с тем, к чему сейчас подвела нас судьба. Право же, шутка о твоем будущем министерстве совести имеет больше жизненных оснований, чем передовые статьи всех сегодняшних газет Европы. Ты понимаешь, о чем я говорю?

И тогда я сделаю несколько символических жестов, ну, во-первых, министерство совести. А затем памятник Ване Каляеву и другим принявшим смерть за свой слепой террор. Я такой, Вера, поставлю им в Питере памятник, что его будут видеть из Финляндии, а любоваться им и думать у его подножья будут ездить люди со всего спета.

Но все это завтра, завтра. А сегодня мне как воздух необходимы спокойствие и трезвость — и в мыслях и в чувствах…

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Ревизовать организацию Минеральных Вод Фомичев не стал. Он вообще пришел к выводу, что обследование бесполезно — какой резон выяснять, соответствуют ли действительности отчеты отдельных организаций, когда стоит вопрос о бессмысленности их существования в изоляции от других антисоветских сил? Чего может добиться организация Борисюка, если рядом обособленно от нее действует сильная антисоветская организация Султан-Гирея? Страшная и нелепая история с Павловским на фоне смелых и умных действий Султан-Гирея с особой резкостью подчеркивала жалкое кустарничество савинковцев, фактически предоставленных самим себе и не имеющих здесь умного, авторитетного руководства. Это был главный вывод, сделанный Фомичевым, и с ним он собирался ехать в Париж.

Фомичев и Борисюк сидели в скверике перед вокзалом станции Минеральные Воды. Они молчали. Фомичеву жарко в его синем шерстяном костюме поверх плотной сатиновой рубахи. Пальто он снял и перебросил через спинку скамейки, но он боится воров и прижимает пальто спиной, а от этого ему еще жарче.

Солнце только-только перевалило зенит и сильно припекало. Над синими холмами гор вдали висели свинцовые тучи, и ветерок доносил оттуда призрачную прохладу. Курортники совершали предобеденный моцион, и вокзал, очевидно, входил в этот маршрут — они приходили сюда проводить дневной поезд. Мимо Фомичева и Борисюка проходили дамы в белых платьях под цветными зонтами и мужчины в легких чесучовых костюмах. На Борисюка они не обращали внимания — он был одет по-курортному, а на Фомичева поглядывали удивленно и насмешливо. Он видел это и еще больше злился.

Подъезжали к вокзалу компаниями на извозчиках, и тогда над сквериком взлетали клубы пыли, скрывавшие и далекие горы и близкое здание вокзала.

Чекист Сосновский, игравший роль Борисюка, внимательно наблюдал за Фомичевым — он видел и понимал его состояние, но все же нужно было, чтобы тот высказался.

— Я приготовил вам все данные по нашей организации, — сказал Борисюк.

— Давайте, — равнодушно отозвался Фомичев и, не глядя, сунул в карман пиджака переданные ему бумаги.

Они опять долго молчали.

— Я думал, что рассказы про Султан-Гирея выдумка, — сказал Фомичев. — А оказывается, он здесь действительно как царский наместник в старое время.

— Они еще и подать себя умеют, — с досадой вздохнул Борисюк.

— А на самом деле они слабей? — повернулся к нему Фомичев.

— Тут все надо брать во внимание. И прежде всего, что большевики этот район Кавказа держат минимальными силами, — наклонившись к Фомичеву, ответил Борисюк. — К примеру, в здешней Чека всего пять человек. На что большевикам курорты? Это не нефтяные промыслы. Вот Султан-Гирей этим ловко и пользуется. Но, между прочим, о нефти он думает тоже. Недавно он по этому делу послал в Англию своего человека.

— Это установлено точно?

— Я просто знаю человека, который поехал, и он от меня не скрывал, зачем едет. Повез предварительные условия на английскую концессию промыслов.

И опять они долго молчат. Фомичев думает: «Вот, оказывается, как нас обходят господа султан-гиреи…»

Лязгая буферами, к перрону подошел и остановился