Британские коммандос - Паркер Джон

Все следователи и переводчики были выпускниками университетов, очень умные люди. Чтобы получить нужную информацию, они как бы между прочим вставляли в разговор важные вопросы. Мы изо всех сил пытались уклоняться от таких вопросов. Однажды меня попросили нарисовать план казарм морских пехотинцев в Истни. Ну, я нарисовал совершенно фальшивый план. Главная проблема была в том, что никого из нас не проинструктировали, как вести себя, если мы попадем в плен. Если бы нам дали хоть какие-нибудь советы, мы бы подготовились. С большинством из нас корейцы очень плохо обращались за то, что они называли «нежеланием сотрудничать».

К несчастью, в следственном центре умер один из нашей команды, Джимми Олдридж. Мы похоронили его утром на склоне горы, сразу за лагерем. Настал день, когда нас перевели на север в постоянный лагерь для военнопленных. Там мы встретились с капитаном Энтони Фаррар-Хокли, который за попытку побега подвергся пыткам и избиениям.

Во время Второй мировой войны Фаррар-Хокли служил в Глостерширском и Парашютном полках. В 1950 году он был старшим адъютантом 1-го батальона Глостерширского полка. Позже в звании генерала сэр Энтони Фаррар-Хокли занимал почетную должность полковника (colonel commandant) Парашютного полка и командовал сухопутными силами (Land Forces) в Северной Ирландии. Автор двух томов официальной истории Корейской войны, вышедших в 1990 и 1995 годах. Я увидел в дверном проеме взъерошенного человека. Он распрямился и очень вежливо спросил: «Сколько здесь офицеров?» Я сразу понял, что передо мной настоящий солдат. К тому времени в лагере было много британцев, американских летчиков, пара южноафриканцев, голландец, турок, пара французов. Наша еда состояла из двух горстей смеси, которой они кормили цыплят. Если еду раздавал солдат-мужчина, мы получали большие горсти; если солдат-девушка, горсточки были маленькими. Иногда удавалось украсть немного соли.

Лагерь оказался промежуточным пунктом, где формировались партии для долгих походов на север. Похолодало. Чем дальше мы шли на север, тем сильнее сыпал снег. Нас взяли в плен летом, так что теплой одежды у нас не было. По дороге один корейский солдат украл у меня ботинки, тяжелые горные ботинки. Он носил их всего день, а потом швырнул с обрыва, потому что натер волдыри. В конце концов мы добрались до какой-то деревни. Капитана Королевской артиллерии Уошбрука и капитана Фаррар-Хокли катили в тележке. Мы все выбивались из сил. Несколько человек умерли по дороге. Идти было гораздо лучше, чем лежать в ледяной тележке, только они не могли ходить. Думаю, если бы они были рядовыми, их пристрелили бы и бросили. Когда мы добрались до той деревни, бушевала снежная буря. Мы внесли капитанов в хижину и стали растирать их. К несчастью, капитан Уошбрук умер. Капитана Фаррар-Хокли нам удалось вернуть к жизни. Мы — это мой старший сержант, я сам, морской пехотинец Бамфилд и капитан X. Дж. Пайк из Глостерширского полка. В общем, поход продолжался, и в конце концов мы добрались до нового лагеря, кажется лагеря № 3, для младших чинов; сержанты и офицеры побрели еще дальше на север в офицерский лагерь.

Через некоторое время… в лагере тогда было всего шесть британцев, остальные — американцы. И вот, представьте себе, китайцы устроили особый обед в День Благодарения. Странно, не правда ли? То они избивают тебя до полусмерти, то отлично кормят, а потом три месяца морят голодом. Мы уже сильно отощали, и в том лагере я заболел бери-бери. Очень похоже на цингу, зубы качаются и нарывы по всему телу.

Когда я обратился к врачу, мне дали пакетик с какими-то кристаллами и велели полоскать горло три раза в день. Я расхохотался. Переводчик спросил: «Почему ты смеешься?» Я ответил, что мне необходимы витамины. Он сказал, что все это знают, но никаких витаминов нет. Правда, там были врачи из Китая, так они втыкали в нас, в тех, кто серьезно болел, иголки. Жгло жутко, но нарывы прошли, и больше не появлялись.

Иногда мы мылись в общественной бане недалеко от лагеря. Зимой там хоть можно было согреться. Летом мы купались в ближайшей реке, но на это требовалось разрешение, потому что им не очень-то хотелось охранять кучу голых военнопленных. Как-то днем меня вызвали к начальству, сказали, что я — реакционер и меня переведут в другое место. В тот лагерь отправляли всех плохих парней, а мы действительно были шайкой хулиганов. Задирали китайских охранников до тех пор, пока не вызывали солдат регулярной армии. Хотя мы здорово веселились, все же не заходили слишком далеко.

Нашу шайку допрашивали регулярно, считая, что если возникают какие-то неприятности, то мы с ними непременно связаны. Мы привыкли ко всем их трюкам и не сдавались. Иногда они приходили в ярость и бросали нас в арестантские камеры, а иногда просто предупреждали и отсылали обратно в наши лачуги. У меня всегда в куртку были зашиты сигареты и спички, потому что никогда не знаешь, когда тебя запрут. На самом деле, мы в том лагере неплохо повеселились, естественно, для тех условий неплохо. Работать не надо было вовсе, а как-то зимой они пришли и спросили, не хотим ли мы попутешествовать по реке. У одного старого корейца была лодка, и мы спускались по широкой реке, грузили лодку доверху дровами на зиму. Как мы и думали, дрова действительно предназначались нам. Для них мы ничего не делали. Они пытались вдолбить в нас коммунизм и заставляли писать «мирные» письма, а мы просто не делали ничего и все. Они, естественно, не понимали, почему бы нам не солгать и согласиться с ними, пока мы в лагере. Но приходилось осторожничать, чтобы никому даже не показалось, будто мы помогаем врагу.

Через некоторое время я перестал считать их врагами; некоторые из них были неплохими, просто выполняли свою работу. Были и настоящие свиньи, но такие попадаются повсюду. Вообще все было так глупо. Насколько я понимаю, мы не были военнопленными, как в немецких лагерях. Иногда было похоже на японские лагеря… на какое-то время запихивали в яму за отказ сотрудничать и попытку к побегу. У меня до сих пор на запястьях следы от слишком тесных наручников. Я отказывался писать «мирные» письма, а когда явились коммунистические журналисты, двое из Британии (от «Дейли Уоркер») и один из Австралии, я собрал парней, и мы забросали их камнями.

Однажды морские пехотинцы, сидевшие в нашем лагере, решили захватить кухню, потому что армейские, заправлявшие продуктами, забирали себе львиную долю, а нам доставались крохи. Не буду говорить, из какого они полка, достаточно сказать, что один назвался лейтенантом ИРА (Ирландской Республиканской Армии). Так это или нет, не знаю, но он был ирландцем. Я только что вышел из тюрьмы, и мы, морские пехотинцы, собрались и решили совершить налет на камбуз. Мы отправились рано утром, всех оттуда вышвырнули и начали готовить еду. Поднялся переполох и меня снова арестовали за то, что я с огромным ножом гнался за одним парнем до самых ворот лагеря. Часовой перепугался и выстрелил, так что мне пришлось остановиться. Меня снова сунули в яму, но почти сразу же выпустили, потому что я впервые сказал правду. Я сказал им, что нас не устраивало происходившее на кухне.

Потом мы обнаружили в лагере одного парня из интендантов, который не общался с армейскими и был рад помочь морским пехотинцам. В общем, мы начали питаться прилично, и еды было полно. Один Бог знает, куда раньше уходили продукты. Китайцы дали нам кастрюли, и жизнь стала сносной. Мы соорудили баскетбольную площадку и построили собственный спортивный центр. Двое парней из Глостерширского полка оказались хорошими плотниками, а один сделал из консервных банок часы, и они работали. Среди нас нашлась и пара инструкторов по физической подготовке, так что мы обрели приличную спортивную форму. Сделали себе гири и все такое. Потом для поднятия духа мы создали собственную концертную бригаду. Однажды на Рождество, кажется, в 1952 году, китайцы дали нам маленькую красную книжечку с вытисненным голубем мира. Сидя в одиночном заключении, я записывал в нее кое-что. Это был не дневник, а просто всякая всячина, включая пьески, которые исполняли наши артисты. Потом, вы только представьте себе, китайцы подарили нам пару гитар!