Минус (повести) - Роман Сенчин

Куда дальше? На работе не ждут (отпросился на целый день), в общагу, конечно, не хочется (хоть и комната-норка там, но она стала напоминать мне склеп на Введенском кладбище)… Кирилл сейчас блаженствует со своей женушкой в Париже, другой друг — Вася — пашет экспедитором на Лианозовском молочном комбинате. Вот и все варианты…

Лишь в метро вспоминаю — Сергей, с которым мы едем в Берлин, этот автор нескольких рассказов и одной повести, предостерегал: заполнение анкет дело трудное, сам он перепортил их целую кипу, пока научился. Так что лучше заехать к нему и заполнить под его руководством.

Мнусь на платформе с телефоном в руке, не зная, подняться ли обратно или ехать к нему до «Шаболовки» и оттуда уже позвонить. Под землей мобильник не ловит… Выбираю второе. Вот и поезд.

Вагон пестрит от наклеек-рекламок. Водка «Флагман», шампунь для всех видов волос, игровая империя «Джекпот», слабоалкогольные напитки «Хуч», гордость Чехии — пиво «Козел»… Слышал, где-то за рубежом на стенах метрополитеновского туннеля развесили рекламные плакаты в виде кадров ролика. Едешь, а окно — будто экран телевизора. Интересно бы посмотреть. Хотя, с другой стороны, здесь уставился в пыльную полутьму и отключился, а если вместо полутьмы — бегущие по пляжу полуголые девушки, собаки, глотающие свой корм собачий, то и спятить, наверное, можно. Но глянуть, заценить не помешало бы… Может, в Берлине увижу.

Поднявшись на эскалаторе, звякнул Сергею. Он дома, он меня ждет. Ловлю тачку и за тридцать рублей (тут недалеко) договариваюсь с водилой. Иногда очень приятно прокатиться на легковушке…

— Блин, ты зачем побрился?!

Еще во вторник у него была пусть не длинная, зато окладистая, романтическая борода. Как у геолога-изыскателя. А теперь — голые впалые щеки, беззащитно-городской вид.

— Да брат вот приехал. Не хотел пугать…

— Зря, зря. Немцы разочаруются.

— М-да-а, — Сергей виновато вздыхает, нагибается, снимает с полочки тапки. — Раздевайся. Чаю выпьешь?

— Хорошо бы. Два часа у этого посольства хренова проторчал. Завтра опять… Интересно, Пелевин так же визы получает, в общем порядке?

Серега пожимает плечами.

Прихлебывая горячий, настоявшийся чай, заполняю анкеты, а хозяин подсказывает. Но, как всегда при общении с казенными бумагами, волнуюсь, путаюсь, потею. Никак не привыкну… Одних объяснительных на имя ректора Литинститута, когда там учился, пришлось написать не один десяток, да и другого. Исковое заявление о расторжении брака только чего стоило! Потом, вымучив его, узнал, что на стенде в суде есть образец. Порвал свое, с причинами, по каким совместное проживание с женой далее невозможно, переписал образец, вставив наши фамилии…

— Это брат, который в Америке, что ли, приехал? — справившись с первым экземпляром анкеты, отваливаюсь на спинку стула.

— Угу. Отважился в конце концов… Сейчас с Любой пошел наши супермаркеты инспектировать.

— Хм…

Заполняю второй экземпляр, допиваю чай, но подниматься не тороплюсь. Сергей сидит рядом, крепко сжав в обеих руках свою большую чашку; так сжимают кружку промерзшие люди, вдруг оказавшись в охотничьей избушке, слушая потрескивание дров в камельке.

— Никуда в поход не собираешься? — спрашиваю. — Ты вроде говорил про Белое море.

Сергей грустновато улыбается:

— Да я всегда собираюсь. Но что-то не особенно получается в последнее время. Тут такой маршрут наметил по фьордам от Беломорска до Шуерецкого. Мы там с отцом были два раза, но я тогда совсем пацаном был…

— А я с детства в Мезень съездить мечтаю, — в тон ему говорю и тут же стыжу самого себя: да зачем врать, что мечтаю? Раза два приходила блеклая мыслишка, дескать, интересно бы посмотреть старинный и совсем на отшибе город Мезень, тем более что там неподалеку протопоп Аввакум сидел… И, чтоб притушить эту свою внутреннюю пристыженность, задаю Сергею новый вопрос:

— Что пишешь-то сейчас?

Он пожимает плечами:

— Пока так… ничего. Может, после Германии… Сейчас мандраж какой-то…

Досиделся до возвращения Серегиной жены Любы и его брата.

— Дмитрий! — бодро, широко улыбаясь, протянул он мне руку.

— Роман.

Высокий, грузноватый человек лет за сорок. Да, сразу видно, что ему за сорок, но в голосе, одежде, вообще в поведении больше юношеского… Не знаю, может, из-за собственного возраста, но мне в последнее время кажется, что большинство окружающих мужчин выглядят моложе своих лет. Или это на самом деле? Наверняка, ведь вот недавно слышал по радио жалобы одного театрального режиссера: очень трудно сейчас найти актера-мужчину лет сорока, именно мужчину, а не постепенно стареющего юношу. И режиссер привел в пример актера Кальныша (или как там его правильно?), единственного сегодня актера-мужчину сорока лет…

Познакомившись с Дмитрием, я тут же прощаюсь и потихоньку двигаюсь в прихожую. Люба и Серега чуть не хором удивляются:

— Ты куда? Оставайся, Ром, давай посидим!

Дима весело достает из пакетов «Арбатское» и еще какое-то вино с нерусскими этикетками, ленту говяжьих сосисок, бледно-желтый, без дырок (костромской, наверное) сыр, соленые огурцы… Люба уже хлопочет с кастрюлями возле плиты.

— Это Роман Сенчин, — уточняет Сергей, — его рассказы я тебе по Интернету тогда посылал.

— Я понял, понял, — кивая мне с симпатией и одновременно вроде как с укоризной, отзывается Дима. — Очень приятно!..

— И мне, — тоже киваю и пытаюсь широко улыбаться, — очень приятно. Сергей о вас рассказывал.

Серегин брат по отцу живет в Америке, в каком-то средненьком штате, работает химиком на сахарном заводе… Уехал отсюда, когда уезжать стало не только модно, но легко и безопасно — на грани восьмидесятых и девяностых. Там во второй раз женился, родился у него сын, потом дочка… Как-то Сергей сообщил, что отослал ему несколько моих вещей; брат пришел в ужас — хотел, мол, приехать посмотреть, как стало в России, уже настроился, а теперь, после таких рассказов, все желание пропало. Но вот — решился. Пересилил, значит, свой ужас…

Сергей откупорил бутылку вина с этикеткой на нерусском языке.

— А я — ваше продегустирую, — говорит Дима, вкручивая штопор в горло «Арбатского».

Я сижу, оглядываю кухню с ее тумбочками, ножами, баночками для специй, дуршлагом, поварешками разных размеров, кошусь на хозяина Сергея, увлеченно режущего сыр тонюсенькими пластинками, на его молодую жену, напоминающую олененка, и завидую их безоблачной семейной жизни, этой уютной кухоньке… Хотя нет, не совсем она безоблачна, их жизнь. Когда знал их до свадьбы, они явно души друг в друге не чаяли, а теперь, через год после свадьбы, так однозначно это утверждать нельзя…

— Что ж, за встречу, за знакомство! — поднимает Дима бокал.

— Да, — отвечаю; чокаясь, интересуюсь: — Вы сегодня приехали?

— Сегодня в пять утра по Москве. Разбудил вот наших молодоженов.

Сергей и Люба переглядываются, и в их глазах сейчас столько нежности, что мне опять становится стыдновато. Нет, они наверняка проживут долгую совместную жизнь, иногда, само собой, повздоривая на пару часиков или чуть больше, и умрут потом в глубокой старости один за другим. Ведь, говорят, люди, по-настоящему любящие, не надолго переживают друг друга… Сергей станет известным писателем, будет хорошо зарабатывать, купит дом где-нибудь поблизости от столицы, в Верее или Можайске, а в этой квартире будет жить их сын или дочь… Я усмехаюсь про себя этой своей мыслишке-фантазии, не зная, как к ней отнестись — то ли глумливая она, то ли благостно-доброжелательная…

Отпили из бокалов. Дима вслух строит планы, куда надо сходить, с кем встретиться за те дни, что он будет в Москве. Спрашивает Сергея о каких-то родственниках, знакомых, потом спохватывается, извиняется передо мной:

— Вам-то, наверно, Роман, кисло наши междусобойчики слушать. Простите… Вы, если не ошибаюсь, в Литературном институте сейчас преподаете?

— Мой учитель, — шутливо замечает Сергей.

— Да так, — говорю, — громко сказано — преподаю. Я вообще-то как бы ассистент у Александра Евсеича…

Разговаривать об институте, о писательстве совершенно не хочется, но у нас с Димой нет других общих тем — его брат, бывший студент-физматовец, вот стал вдруг писателем, студентом Лита, и я тоже писатель, этот институт закончил и теперь в нем работаю.

— Молодцы, ребята. Печатаетесь, заграничная командировка наметилась. Премии, Серега говорит, получаете.

В голосе Димы вроде как и искренняя доброжелательность, уважение даже, но за этим слышится что-то напоминающее иронию. Или, может, за рубежом у всех такая интонация…

— Да-а, — отмахиваюсь несколько наигранно, — сейчас столько премий, что почти каждая вещь из журналов что-нибудь получает. Премии стали как дополнительный гонорар… Назовите фамилию любого классика — и попадете на название премии. Премия Шолохова есть, Паустовского, Фета, Платонова, Григорьева… Даже на литературных персонажей уже перешли.