Наследник поручика гвардии - Юрий Шестера

— Поздравляю тебя, Петруша, с производством в капитан-лейтенанты! — не удержалась бабушка, сияя от счастья.

— Ой, Петрушенька! — только и воскликнула Лиза, обнимая сына.

Когда же Петр наконец-то скинул шинель на руки прислуге, женщины в изумлении воззрились на белый эмалированный крест с изображением Георгия Победоносца, поражающего копьем змия, на его шее.

— А почему, Петруша, у тебя орден Святого Георгия?! — растерянно спросила Ксения. Она знала, что этим орденом награждают только за боевые заслуги.

— А меня представляли к ордену равноапостольного князя Владимира IV степени, — смущенно ответил тот. — Но государь, просматривая проект указа, где было написано «Подвиг лейтенанта Чуркина надобно приравнять к совершенному в боевых условиях», собственноручно вычеркнул «равноапостольного князя Владимира» и надписал «св. Георгия». — Наверное, государь имел в виду, что своими действиями в тяжелых штормовых условиях я спасал не только команду фрегата, но и его сына, цесаревича Алексея.

— Поздравляем тебя, Петруша! Ведь это очень высокая награда даже для штаб-офицера! — счастливо воскликнула Ксения.

— Спасибо, дорогие мои! — сердечно поблагодарил он и наконец решительно снял фуражку.

Женщины с широко открытыми глазами, полными ужаса и сострадания, взирали на седую прядь в его волосах.

— Петруша?! — почти шепотом только и нашла, что сказать Ксения.

— Память о гибели «Александра Невского»… — горько усмехнулся тот. — Теперь уж до конца моих дней.

— Что же ты пережил, сынок?! — тихо простонала Лиза, утирая слезу.

— За «просто так», мама, ордена не дают! — твердо ответил сын, с нетерпением глянув на дверь кабинета.

Ксения, перехватив его взгляд, скорбно произнесла:

— Нет уже с нами Андрея Петровича…

Петра как будто обухом ударили по голове. Он растерянно стоял, пытаясь уловить смысл сказанного и оцепенев от горя. Затем неуверенными шагами направился к двери кабинета. Открыв ее, глянул на диван и пошатнулся. Лиза хотела было кинуться к нему, чтобы поддержать, но Ксения мягко остановила ее, шепнув на ухо: «Пусть побудет один».

Петр закрыл за собой дверь, и через некоторое время из кабинета раздались глухие, сдержанные рыдания. Женщины, обнявшись, тихо плакали, боясь нарушить прощание дорого им человека со своим дедом, с которым его связывали не только родственные отношения, но и крепкая мужская дружба…

Когда уже накрыли стол, Петр подошел к креслу, в котором сидел Андрей Петрович на правах главы семьи, и, вздохнув, опустился в него, подчеркнув тем самым, что теперь главой рода Шуваловых становится он сам. Со всеми вытекающими отсюда обязанностями.

— Когда это случилось? — спросил Петр, когда женщины заняли свои места за столом.

— В ночь с 12 на 13 сентября. Под утро, — уточнила Ксения.

Петр вздрогнул. И с мистическим страхом в голосе тихо произнес:

— В это же самое время «Александр Невский» сел на мель у датских берегов…

Ксения утвердительно кивнула головой:

— Я всю ту ночь, не смыкая глаз, просидела у его изголовья. Андрей Петрович то забывался, то снова открывал глаза. А уже перед самым рассветом, когда я держала его ослабевшую руку, еле слышно — я даже наклонилась к его лицу, чтобы, не дай бог, не пропустить ни слова, — произнес: «Сдается мне, что и Петруше сейчас очень тяжело…». И затих уже навсегда… Даже в свой смертный час он думал о тебе, Петруша.

Петр закрыл лицо руками и тяжко простонал. Так и сидел он, заново, как ранее в кабинете, переживая кончину дорогого ему человека. Затем, опустив руки, извиняющимся за минутную слабость взглядом посмотрел на не менее дорогих ему женщин и потянулся за бутылкой с мадерой — той самой, которую так мечтал распить с дедом.

Встав с бокалом в чуть дрожавшей руке, Петр глухо произнес:

— Давайте, дорогие мои, помянем Андрея Петровича, моего воспитателя и надежного друга, который для меня всегда был непререкаемым авторитетом. Пусть земля ему будет пухом… — и не спеша, по флотскому обычаю, осушил бокал до дна.

— Все хлопоты по погребению Андрея Петровича взял на себя Матвей, — сообщила Ксения. — А затем он снова вернулся в наш дом, — осторожно добавила она, с видимым напряжением глядя на внука, с замирающим сердцем ожидая его реакции на это немаловажное для них с дочерью событие.

Тот, увидев явное смущение своей матери, ее разом порозовевшее лицо, все понял. Он догадался также, что женщины трепетно ожидали его решения как главы их рода. И усмехнулся про себя, как это в слух сделал бы дед: «Ох, уж эти женщины… Жизнь есть жизнь, и продолжается, несмотря ни на что».

— В доме всегда должен быть мужчина. Я же, как вы сами понимаете, — отломанный ломоть: сегодня здесь, завтра там, — он еще раз усмехнулся про себя, увидев, как засветились радостью их лица. — Извини меня, мама, за мой, может быть, бестактный вопрос, — продолжил он, — но мне хотелось бы в этот скорбный день расставить все точки над «i». Как долго продолжаются ваши отношения с Матвеем Степановичем?

Лиза вспыхнула, беспомощно глянув на свою мать.

— Андрей Петрович, царство ему небесное, знал о них, но был только против официального их оформления, — твердо пояснила Ксения. — В том числе и потому, что ты, Петруша, как он считал, не признаешь Матвея отчимом.

— Мой дед был мудрым человеком, — улыбнулся Петр. — И большое спасибо ему за то, что он оберегал мой душевный покой. А посему пусть все останется так, как и решил Андрей Петрович. Предлагаю тост за стабильность в нашем доме! — заключил он к радости обеих женщин…

Пребывая в длительном отпуске, Петр не имел ни малейшего представления о дальнейшем прохождении службы. Правда, вице-адмирал Посьет, близкий к государю, при прощании намекнул ему в короткой приватной беседе, что имеет в виду его кандидатуру…

Часть третья

Глава первая

Крутой поворот

Еще не закончился отпуск, как Петра через посыльного неожиданно вызвал на аудиенцию вице-адмирал Посьет.

Возбужденная Ксения с тайной надеждой напутствовала внука:

— Дай-то бог, чтобы все уладилось, Петруша!

— Бог не выдаст — свинья не съест! — отшутился тот, однако и сам был озадачен столь неожиданным поворотом.

Не успел он представиться, а Посьет уже с улыбкой приглашал, указывая на кресло возле своего огромного письменного стола:

— Проходите, присаживайтесь, Петр Михайлович…

У Петра отлегло от сердца: «Вроде как нагоняя не будет…»