Противоречия: Собрание стихотворений - Алексей Лозина-Лозинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СТАРОМОДНАЯ МУЗЫКА
При лунном свете,При лунном свете,Танцуйте тихо, танцуйте, Нэтти!
Полночный зал так чуток и так звонок,Часы с амурами и парою колонокРоняют дряхлый звон, как думы долгах лет…Пойдем смотреть на темные картины,Заставим дребезжать большие клавесины,Ведь лунный свет проходит сквозь гардины!Сыграем же гавот иль чинный менуэт…
При лунном свете,При лунном свете,Танцуйте тихо, танцуйте, Нэтти!
Как дали в тьме великолепно-странны,А звуки медленны, кристальны и жеманны,Как будто барышни в робронах и чепцах…Ах, при луне мы оба с вами дети,Хоть я старик душой, а вам легко на светеВы в белом платьице, о, маленькая Нэтти,В прелестных черненьких чулках и башмачках!
При лунном свете,При лунном свете,Танцуйте тихо, танцуйте, Нэтти!
Мой милый друг, мелодии мечтают?И кто-то дразнится, в углах их повторяет?Как долго ноты зал умеет сохранить!У вас лицо смеется и серьезно…Моя лукавая, ступайте осторожно,А кружева края поднять немного можноИ месяц искоса улыбкой подразнить.
При лунном свете,При лунном свете,Танцуйте тихо, танцуйте, Нэтти!
Танцуйте так, как предки танцевали,Что в Бога верили и парики таскалиИ говорили: «льзя», «засим» и «посему»…А кончите, с поклонами мы разомПортретам праотцев, смеясь, язык покажемИ после обо всем мы никому не скажем!Давайте, Нэтти, так: не скажем никому?
1915«Как бубенец шута, я был опять болтливым…»
Как бубенец шута, я был опять болтливым,И вечером опять чего-то остро жаль…Проклятье похоти казаться злым, игривым,И, развалившись, лить искристый яд в хрустальНадменным модникам и женщинам красивым!И вот бежит-бежит медлительным приливомКакая-то печаль, огромная печаль…
Зачем пророк в змею свой Ааронов посохПред чернью, как жонглер, бесстыдно превращал?Ах, трубадур, гремел средь чучел безголосых,Как медь звенящая, бряцающий кимвал!..А где-то, где-то есть на каменных утесахНе лгавший, праведный, неведомый философ,Что всё Безмолвие под полночью приял…
2 января 1915 СПб«Мир – как хрусталь…»
Мир – как хрусталь,Прозрачна дальИ ткут вуальПред новой ночью дали.
Мой дух – буддист,Он – мертвый лист…Мир грустен, чист,Как женщина в печали.
Вечерний свет,Давнишний бред…О, нет, ГамлетНе умер на Лаэрте!
Да, жить… Мой путь?Взглянуть, вздохнуть,Направить в грудьС улыбкой жало смерти…
3 января 1915 СПб«Мне хочется срезать цветы магнолий…»
Мне хочется срезать цветы магнолий,Мне надо рассыпать жемчуга нить…Каждый день ей надобно боли,Моей душе, чтобы жить!
И эта душа хочет вечно яда,Ах, самых глубоких, больных часов!Каждый день ненавидеть надоИ слушать звон кандалов.
Хорош он, Паяц, когда он хохочет!Кармэн, умирая, так хороша…Бейте в грудь! Ведь проруби хочетПокрытая льдом душа!
17 января 1915 Царскосельская железная дорогаДО-ПИТЕКАНТРОП
До-питекантроп был веселой обезьяной,Живой, чесавшейся, порывистой и странной,Меланхолически глядевшей на закат.Весенним вечером, желанием объят,Обнюхивая след, он за своей ДианойБежал и подвывал и воздух пил, как яд,А осенью, томим бессмысленной Нирваной,Он нюхал, скорченный, душистый листопадИ думал, что не он, а лепестки грустят.
Он очень чутко жил под знойным солнцем югаВ опасной роскоши таинственных дубрав.Какую отдала ему его подругаГолконду нежности, бесстыдства и испугаСредь пятен солнечных и ароматов трав!Как веселил его тапир или жираф!Как акробатом он взлетал на сук упругоИ как пронзительно визжал он, увидав,Что выполз на припек блистательный удав!
Когда же он старел, он был открыто злобен,Бил молодых самцов и силой самок брал;Старейшим став в роду, он делался подобенВсем в мире вожакам – хитер и крепколобен,Уловкам прадедов он внуков обучалИ лучшие за то бананы забирал.В конце концов на мху каких-нибудь колдобин,Мохнат, безволен, тощ, он тихо умирал.Ах, этот праотец! Он никогда не лгал!
3 февраля 1915 СПб«Все десять человек лабазников-присяжных…»
Все десять человек лабазников-присяжных,Каменнолицые судья и прокурор,И зрители суда – шеренга лысых, важных,Почтенных горожан на первом месте хор,А дальше множество тех милых насекомых,Что в Лету выбросит с ладьи своей Харон –В логически-простых, классических хоромах,Где синий день, бродя по мрамору колонн,Ужасен, как лицо забытой жертвы стужи,Ждут слов преступника средь полной тишины.Его пошлют на казнь торжественные мужи.Его дела низки, безумны и страшны.И кто-то маленький, спокойный и печальныйИ всем собравшимся столь явственно чужой,Как камень в тишину, вдруг уронил из дальнейИ странной глубины, как Знание, пустой,Неведомо к кому, слова: «О, да, не верьте…Я преступлением служил, как лучший гном,Идее Вечности, Ничтожества и Смерти…»Его не поняли. Он был казнен потом.
10 февраля 1915 СПб«Лазурный, чистый день, девически-прозрачный…»
Лазурный, чистый день, девически-прозрачныйВзглянул, как умная, наивная газель,В девичью комнату, на смятую постель,Где олимпиец спал, насмешливый и мрачный.
Но девушка не спит… Ах, что она узнала!Как нов, как страшен мир! Как люди лгали ей!И плакала она и, плача, целовалаВолну его кудрей… волну его кудрей…
19 февраля 1915 года СПбVENALIS
Есть ландыши в лесу, есть пыльный придорожник,Есть праведный монах, который вечно нем,Есть тоже праведный, смеющийся безбожник,Есть глупый доктор прав, есть храм и есть гарем,Но девка улицы и сумрачный художникВлекутся ко всему и отдаются всем.
Художник руки жал ростовщику за розы,Художник продавал язык, и глаз, и слух,Не он ли принимал бесстыднейшие позыНа сцене пред толпой и раздевал свой дух?В его поэзии так много скрытой прозыИ клятвы верности легчайший в мире пух.
Как девка улицы, он кажется беспечным,Но он, закутанный и жалкий, как она,Блуждает по ночам, по набережным, вечным,Гранитным, ветреным, пустынным, бесконечным,Набросок призрака, эскиз чьего-то сна,И рвется между туч тревожная луна.
Его душа всегда в оттенках тьмы искалаКому продать себя, каким нюансам грез,И, как маркиз де-Сад, изысканно терзала,Его раздетый дух пьянила и ласкала,И жадно слушала глухие всхлипы слезТропическая ночь, душистая от роз…
И если он любил (да, он любил, несчастный!),То он предмет любви бесстыдно обирал.В вертеп искусства он потом перетаскалВсё, от чего дрожал, что простонал он, страстный…О, он любил! Любил! Нет, в низости напраснойЧего он не любил? Чего он не искал?
Где грубый варвар тот, который твой треножник,Твой жертвенный алтарь, о фокусник и маг,На удивленье всем так просто бросит в мрак?Да, есть наложница, но есть ведь и наложник!Эй, девка улицы, эй, полубог-художник,На тротуар… в кабак…
22 февраля 1915«В поэмах поэтов все дамы…»
