Чаща - Харлан Кобен

Мьюз сглотнула и задала главный вопрос, который ей хотелось задать с самого начала:

— Вы можете определить пол? Можете сказать, принадлежат кости мужчине или женщине?

— Э… док? — вмешался в разговор какой-то мужчина.

К ним подошел один из техников, коренастый, в ветровке, с густой бородой и саперной лопаткой в руке.

— Что случилось, Терри? — спросила коронер.

— Думаю, мы собрали все.

— Хочешь заканчивать?

— На сегодня — да. Завтра мы можем вернуться, чтобы взглянуть еще раз. Но мы хотели бы отвезти останки сейчас, если не возражаешь.

— Дай мне две минуты, — ответила О'Нилл.

Терри кивнул и отошел.

Тара О'Нилл смотрела на кости.

— Вы что-нибудь знаете о человеческом скелете, следователь Мьюз?

— Кое-что.

— Без тщательного обследования зачастую достаточно трудно определить разницу между мужским и женским скелетами. Один из критериев — размер и плотность костей. У мужчин они, разумеется, больше и крепче. Конечно, имеет значение и рост жертвы: мужчины обычно выше. Но лучше не делать поспешных выводов.

— Вы хотите сказать, что не знаете.

О'Нилл улыбнулась:

— Ничего такого я не говорю. Взгляните сами.

Тара О'Нилл присела. Так же поступила и Мьюз. Коронер включила фонарик, который держала в руке. Вспыхнул узкий яркий луч.

— Я сказала «достаточно трудно». Но возможно. — Она направила луч на череп. — Знаете, куда нужно смотреть?

— Нет.

— Во-первых, кости вроде бы тонкие. Во-вторых, обращаем внимание на те места, где раньше были брови.

— Хорошо.

— Это надбровные дуги. У мужчин они более выпуклые. У женщин не выступают надо лбом. Конечно, состояние черепа оставляет желать лучшего, но видно, что надбровные дуги сглажены. Основной же ключ к разгадке… то, что я хочу вам показать… в тазовой полости. — Она сместила луч. — Вы видите?

— Да, вижу. И что?

— Она довольно широкая.

— Что это значит?

Тара О'Нилл выключила фонарик.

— Это значит, что наша жертва относится к белой расе, рост ее пять футов и семь дюймов… кстати, такой же, как у Камиллы Коупленд, и это женщина. — Она поднялась.

— Ты не поверишь! — В голосе Диллона слышалось изумление.

Йорк повернулся к нему:

— Чему я не поверю?

— Я пробил по компьютеру нужный нам «фольксваген» по трем штатам. Таких машин всего четырнадцать. Но нам и гадать не нужно. Одна зарегистрирована на некоего Айру Силверстайна. Тебе эта фамилия что-то говорит?

— Уж не владелец ли он того самого летнего лагеря?

— Вот именно.

— Ты хочешь сказать, что Коупленд прав?

— Я нашел и адрес этого Айры Силверстайна. Какой-то дом престарелых.

— Так чего мы ждем? — Йорк поднялся. — Поехали!

Глава 35

Люси села в машину, я включил проигрыватель. Зазвучала песня Брюса Спрингстина «Вновь в твоих объятиях». Она улыбнулась.

— Уже записал?

— Да.

— Нравится?

— Очень. Я добавил несколько других. В том числе запись с одного из концертов Спрингстина. «Ночная поездка».

— От этой песни я всегда плачу.

— Ты плачешь от всех песен.

— Только не от «Суперпсиха» Рика Джеймса.[43]

— Делаю поправку.

— И «Распутная девушка». От этой песни я не плачу.

— Даже когда Нелли[44] поет: «Тебе подавай таких, как Стив Нэш[45]»?

— Боже, ты так хорошо меня знаешь?

Я молча улыбнулся.

— Ты выглядишь очень уж спокойным для человека, только-только узнавшего, что его сестра жива.

— Строю переборки.

— Не поняла.

— Просто я возвожу стены между теми или иными событиями в моей жизни. Только так и смог пройти через это безумие. О сестре сейчас совсем не думаю.

— Строишь переборки.

— Именно так.

— В психологии мы пользуемся другим термином. Мы называем это полным избеганием.

— Называй как хочешь. Мы на верном пути, Люси. Мы найдем Камиллу. Она жива и здорова.

Какое-то время мы ехали молча.

— Что может помнить твой отец? — спросил я.

— Не знаю. Но нам известно, что Джил к нему приезжал. Я предполагаю, что после его визита в голове у Айры что-то сдвинулось. Может, он что-то и вспомнил. Может — нет. С памятью у него совсем плохо. Возможно, он вообразил то, чего не было и в помине.

Мы припарковались рядом с «фольксвагеном» Айры. Один только вид автомобиля вызвал воспоминания. Айра постоянно разъезжал по лагерю на своем «жуке». Высовывал из окошка голову, улыбался, что-то развозил. Он разрешал подросткам украшать «фольксваген». Но сейчас старый «жук» никаких воспоминаний не вызвал.

И все-таки перегородки ломались.

Потому что я надеялся.

Надеялся, что найду сестру. Надеялся, что впервые после смерти Джейн встретил женщину, которая мне действительно нужна, надеялся, что теперь рядом с моим будет вновь биться другое сердце.

Я попытался призвать себя к сдержанности. Попытался не забывать, что надежда — жестокая особа, что она может смять душу, как стаканчик из вощеной бумаги. Но в тот момент мне претили такие мысли. Я хотел держаться за надежду и обрести будущее.

Я посмотрел на Люси. Она улыбнулась, и я почувствовал, что сердцу уже не хватает места в груди. Такого я не испытывал уже давно. А потом, к собственному удивлению, протянул обе руки и сжал щеки Люси. Ее улыбка исчезла. Глаза встретились с моими. Я чуть приподнял ее голову и легонько поцеловал в губы. Меня словно ударило током. Я услышал, как она ахнула. Потом ответила на поцелуй.

И окружающий мир тут же окрасился в яркие цвета.

Люси положила голову мне на грудь. Я услышал, как она плачет. Гладил ее по волосам и сам боролся со слезами. Не знаю, сколько мы так просидели. Может, пять минут, может, пятнадцать. Просто не знаю.

— Тебе пора идти, — наконец прошептала она.

— Ты останешься здесь?

— Айра поставил условие: ты приходишь один. Я, может, заведу его автомобиль, чтобы подзарядить аккумулятор.

Второй раз я ее не поцеловал. Выбрался из машины и не пошел — полетел. Здание из красного кирпича стояло посреди зеленого парка. Фасад украшали белые колонны. Чем-то оно напомнило мне общежитие богатого студенческого братства.

За регистрационной стойкой сидела женщина. Я представился. Она попросила меня расписаться в книге посетителей. Потом сняла трубку и что-то шепотом в нее сказала. Я ждал, слушая успокаивающую музыку, которая играла в вестибюле.

Появилась рыжеволосая женщина в юбке, блузке и очках. Выглядела она как медсестра, только без белого халата.

— Я Ребекка, — представилась она.

— Пол Коупленд.

— Я отведу вас к мистеру Силверстайну.

— Благодарю.

Я ожидал, что она поведет меня по коридору, но мы вышли в парк. Ухоженный, уже подсвеченный, хотя еще не стемнело, декоративными фонарями. Густая зеленая изгородь окружала территорию.

Айру Силверстайна я заметил сразу.

Он изменился и при этом остался прежним. Вы наверняка встречали таких людей. Они становятся старше, седеют, толстеют, сутулятся, но совершенно не меняются. К ним относился и Айра.

— Айра!

Просто по именам в лагере взрослых не называли. Добавляли «дядя» или «тетя», но у меня язык не поворачивался обратиться к нему: «Дядя Айра».

Он был в пончо — такое я в последний раз видел в документальном фильме о Вудстоке, — в сандалиях. Айра медленно поднялся, протянул ко мне руки. Так было и в лагере. Там все обнимались. Все любили друг друга. Я шагнул в его объятия. Он прижал меня к себе, со всей силой. Я почувствовал его бороду на своей щеке.

Айра отпустил меня и повернулся к Ребекке:

— Оставьте нас одних.

Медсестра ушла, а он повел меня к зеленой парковой скамье. Мы сели.

— Ты не изменился, Коуп.

Он помнил мое прозвище.

— Вы тоже.

— Ты думал, тяжелые годы в большей степени отразятся на наших лицах, да?

— Пожалуй.

— Чем ты теперь занимаешься?

— Я прокурор округа.

— Правда?

— Да.

Он нахмурился:

— Вписался в общество.

Все тот же Айра.

— Я не сажаю в тюрьму борцов за мир, — заверил я его. — Только убийц и насильников.

Он прищурился:

— Поэтому ты здесь?

— Что?

— Пытаешься найти здесь убийц и насильников?

Я не знал, как это понимать, поэтому решил гнуть свое:

— В каком-то смысле. Я пытаюсь выяснить, что произошло той ночью в лесу.

Глаза Айры закрылись.

— Люси сказала, что вы хотели меня видеть.

— Да.

— Почему?

— Я хотел знать, почему ты вернулся.

— Я никуда не возвращался.

— Ты разбил сердце Люси.

— Я ей писал. Пытался дозвониться. Она не отвечала.

— Все равно. Она страдала.

— Я этого не хотел.

— Так почему ты вернулся?