Человек из Высокого Замка - Филип Дик

— Да, хочу. У меня есть на это право — после всего, что мне пришлось пережить. Разве не так? Вы же знаете, что я права.

— Гадательная книга, — проговорил Абендсен, — пролежала спокойно все время, пока создавался роман. В укромном уголке моего кабинета. — В глазах его она не увидела и тени издевки или веселья. Напротив, лицо его стало серьезным.

— Ну, скажи же ей, — снова вмешалась Каролина. — Она ведь права. У нее теперь есть все основания требовать правды — после всего, что она сделала для тебя… Ну, ладно, тогда я сама скажу. — Она обратилась к Юлиане. — Готорн действительно экспериментировал. Он сделал тысячи проб, и все с помощью линий «И-чинг». Сначала — выбор исторической эпохи. Затем — тематика. Действующие лица. Фабула. На это ушло несколько лет. Он справлялся даже об успехе будущей книги у читателей. Пророчество предсказало его книге громадный успех — первый и настоящий успех за всю его литературную карьеру. Итак, вы совершенно правы. Вы, наверное, и сами часто ею пользуетесь, если могли угадать так точно.

— Я много размышляла о том, почему «И-чинг» согласилась создать этот роман, — проговорила Юлиана. — Вам никогда не приходило в голову спросить ее об этом? Почему роман именно о том, что в войне побежденными оказались Германия и Япония, почему эта, а не какая-то другая история? Есть ли нечто, о чем так просто не расскажешь, — столько сообщает она ежедневно… Это должно быть нечто из ряда вон выходящее, совершенно особое. Вам не кажется, господа?

Готорн и Каролина молчали.

— Мы с «И-чинг», — проговорил, наконец, Абендсен, — давно уже договорились о гонорарах. Спроси я ее теперь, зачем она создала «Саранчу», мне, пожалуй, придется отдать ей и свою долю. Такая постановка вопроса означает, что моя роль как бы ограничилась одной машинописью. Это было бы неправдой, а по сути — просто непорядочно.

— Ну, хорошо, — сказала Каролина. — Если ты не хочешь, тогда спрошу я.

— Это же не твой вопрос, — возразил Абендсен. — Пусть лучше спросит она. — Он обратился к Юлиане. — У вас необычный замысел… Вы отдаете себе в этом отчет?

— Где ваш экземпляр гадательной книги? — спросила Юлиана. — Моя осталась в машине у отеля. Если вы не позволите воспользоваться вашей, я съезжу за ней.

Абендсен повернулся и зашагал по залу, заполненному гостями, к дверям своего кабинета. Юлиана и Каролина направились следом и остановились у закрывшейся за ним двери. Когда он вышел, все увидели, что в руках у него — два тома в черном переплете.

— Я не пользуюсь стеблями тысячелистника, — пояснил он Юлиане, — поскольку не умею с ними обращаться: они все время вываливаются из рук.

Юлиана уселась за журнальный столик в углу.

— Мне нужны бумага и карандаш, — потребовала она.

Кто-то протянул лист бумаги и карандаш. Люди столпились вокруг нее и Абендсена. Всем хотелось как можно лучше видеть и слышать происходящее.

— Можете задать вопрос вслух, — сказал ей Готорн. — У нас здесь нет тайн.

— Оракул, почему ты решил написать «Тучнеет Саранча»? Чему она должна нас научить? — спросила Юлиана.

— Ваша столь прямая формулировка вопроса меня раздражает, — заметил Готорн, однако все же опустился на корточки у столика, чтобы следить за падением монеток. — : Ну что ж, начинайте, — произнес он, вручая ей три бронзовые китайские монеты с дыркой посередине, — обычно я пользуюсь именно этими.

Они начали подбрасывать монеты. Спокойствие и уверенность вернулись к Юлиане, Готорн записывал линию за линией. Когда монеты были брошены в шестой раз, он взглянул на записи и сообщил:

— Солнце наверху. «Туи» внизу. В середине — пусто.

— Вы знаете, какая это гексаграмма? Наизусть, без обращения к графикам? — спросила она.

— Да, знаю.

— Это «Хунг Фу», — сказала Юлиана. — «Внутренняя Правда». Я ее тоже знаю наизусть. И мне известно, что она означает.

Абендсен, подняв голову, уставился на нее. Выражение его лица стало каким-то странным.

— Так, значит, моя книга говорит правду? — спросил он.

— Да.

— И Германия с Японией войну все же проиграли? — со злой иронией добавил он.

Абендсен молча поднялся и захлопнул сначала один, а затем и другой том гадательной книги.

— Даже вы не желаете взглянуть правде в глаза, — проговорила Юлиана.

С минуту он размышлял. Его взгляд стал пустым и обратился внутрь. Наконец, глаза его вновь обрели ясность. Он крякнул и резко развернулся.

— А вот теперь я ни в чем не уверен, — сказал он.

— Ну, поверьте же, — настаивала Юлиана.

Он отрицательно помотал головой.

— Неужели не сможете? Подумайте!..

— Хотите, я надпишу вам экземпляр? — спросил ее Готорн Абендсен.

Юлиана тоже поднялась.

— Думается, мне пора, — проговорила она. — Большое вам спасибо. Прошу извинить меня за испорченный вечер. Вы так мило приняли меня…

Обойдя Абендсена и его жену, она пробралась сквозь кольцо гостей и вышла из зала в спальню, где лежали ее меха и сумочка.

Когда она надевала меховую накидку, вошел Готорн с женой.

— Ты знаешь, кто она такая? — обратился он к стоящей рядом Каролине. — Сущий демон. Маленький, неистребимый и всепроникающий злой дух, который… — он поднял руку и, задев очки, принялся тереть лоб, — …который непрерывно и неутомимо летает повсюду над Землей! — Он поправил очки. — Поступает всегда по велению инстинкта, оставаясь неизменно самим собой. Она явилась сюда вовсе не для того, чтобы устроить скандал или сделать пакость. Она здесь просто как тревожное знамение. Не обижаться же, к примеру, на погоду… Ну, а я… я рад ее визиту и не жалею, что услышал это предсказание, сделанное благодаря Книге. Она ведь и сама не знала, что творит! Думаю, нам всем в одинаковой степени повезло. Не будем сердиться друг на друга, ладно?

— У нее еще потрясающая способность переворачивать все вверх дном, — сообщила Каролина.

— Как у самой жизни, — добавил Готорн, протягивая Юлиане руку. — Спасибо за все, что вы сделали для нас в Денвере.

— Спокойной ночи, — сказала она, подавая руку. — Последуйте совету жены — носите при себе хотя бы револьвер.

— О нет, — ответил он. — Я уже давно все обдумал и решил не принимать это близко к сердцу. В конце концов, всегда можно испросить совета — у «И-чинг», особенно, когда поздней ночью вдруг появляется страх. В такой ситуации она обычно помогает. — Он чуть улыбнулся. — Откровенно говоря, меня по-настоящему мучает лишь одно: пока я торчу здесь с вами и болтаю, эта банда дармоедов успеет покончить со всей выпивкой.

Он повернулся и прошел к бару, чтобы вновь наполнить стакан.

— Что вы намерены делать теперь? — осведомилась Каролина.

— Еще не знаю. — Над этим она действительно не задумывалась.

«Мы с ней немного похожи, — подумала она, — меня так же мало волнуют дела, даже, если они очень важные». — Может быть, вернусь к мужу. Я уже пыталась дозвониться к нему сегодня вечером. Позвоню, наверное, еще раз. Там — увидим.

— И все же, несмотря на все, что вы для нас сделали… Или, точнее — сказали нам, будто сделали…

—…вы предпочли бы, чтобы ноги моей здесь не было, — закончила за нее Юлиана.

— Конечно, если вы действительно спасли жизнь мужу, — с моей стороны поступать так — это ужасно. Но я настолько потрясена и возмущена… У меня просто в голове не укладывается все, что вы тут с Готорном наговорили.

— Как странно. Никогда бы не подумала, что правда может вызывать такой гнев. — «О, эта правда, — подумала она, — страшная, как сама смерть. Найти ее так непросто. Однако мне повезло».

— А я-то думала — будете довольны или даже придете в восторг, как это случилось со мной. Ну да ладно, все это недоразумение. — Она улыбнулась госпоже Абендсен.

Каролина, помедлив, улыбнулась в ответ.

— Ну что ж, спокойной вам ночи.

Минуту спустя Юлиана уже шла обратно по выложенной камнем дорожке. Пятна света из окон гостиной освещали путь. Она прошла через темный сад и ступила на тротуар, даже не оглянувшись на дом Абендсенов. Потом зашагала по улице, высматривая такси. Ее уже снова властно влекли движение, свет и сама жизнь.

Послесловие

В 1979 году наши читатели (серии «Капище Сварога») имели возможность познакомиться с переводом любопытного эссе всемирно известного английского историка и культуролога Арнольда Тойнби[34]. В следующем же номере на страницах журнала развернулась оживленная дискуссия. Спорили не о высказанной в эссе идее, а о причине, вызвавшей причуду маститого ученого. Итак, для чего А. Тойнби написал краткий очерк воображаемой истории Земли, начав изложение с 323 года до н. э., когда в реальной истории скончался в Вавилоне Александр Великий. Умер он всего двадцати восьми лет от роду, — как говорится, жить да жить…