Что случилось с Маргарет? (СИ) - Линдт Нина

Сама не знаю, как мне удалось успокоить ее. Маргарет была нервной и запуганной до крайности. Когда я впервые заговорила о том, чтобы она поехала со мной, девушка и слышать ничего не хотела. Ей казалось, она проклята и приговорена жить бродяжкой.

Мне пришлось приложить усилия и говорить часами, чтобы снять навязанную ей вину. Я купила для нее одежду и лошадь, кормила и поила, защищала. И говорила с ней, даже когда она упрямо молчала. Даже так… чем упрямее она молчала, тем больше говорила я. Я рассказала о себе. Полностью, честно и без утайки. И когда я закончила, вот тогда решилась она. Я привожу ее историю здесь такой, какой она мне запомнилась.

Маргарет

Себастьян с Имиром были погодками. Наши родители не слишком нами занимались, нас было восемь, няньки больше присматривали за старшими девочками и за младшими. А мы, средние, оказались предоставлены самим себе. Имир стал нашим предводителем как старший. Но довольно скоро он начал исключать Себастьяна из наших игр. Он насмехался над ним, щипал и колотил его. И Себастьян немного от нас отстал. Мне было десять, Имиру четырнадцать. Мы много играли вдвоем, часто он пробирался ко мне в спальню поболтать, причесать мне волосы перед сном. Ему это очень нравилось.

Так все и началось. Сначала он просто причесывал, потом стал ласкать шею, легко поглаживая. Однажды поцеловал меня. Все развивалось постепенно. Он говорил, это настоящая дружба. Только между настоящими братом и сестрой.

Однажды он рассказал мне, что услышал про пять заклинаний Мастера от одного сказочника на базаре. Якобы самый могущественный маг давным-давно придумал заклинания для передачи силы между магами. Имиру эта мысль очень понравилась. Он начал пропадать в библиотеках, перерыл все антикварные магазинчики в городе в поисках хоть какого-нибудь упоминания об этих заклинаниях.

Я не интересовалась его расследованием, мне нравилось работать в саду, выращивать цветы при помощи магии. Постепенно превращаясь в девушку, я начала понимать, что наши с ним игры очень странные. Мои сестры стали выходить замуж и иногда делились между собой, что делали с мужьями. Я подслушивала тайком. И понимала, что нас с Имиром связывает что-то иное. Один раз я попыталась объяснить ему, что это все неправильно.

— Ты говоришь глупости, Маргарет. Это самое правильное, что может быть между нами. Так мы становимся ближе друг другу, роднее. Никто из родных не любит и не понимает тебя так, как я. Никто никогда не полюбит тебя так, как люблю я.

Я заупрямилась. Он вспылил, назвал меня дурой и вышел из комнаты. Несколько дней он игнорировал меня. Себастьян, заметив между нами разлад, решил воспользоваться моментом и вернуть нашу дружбу. Чтобы как-то заполнить пустоту, отвлечься от страданий по Имиру (ведь я скучала по нему, не хотела расставаться вот так), я начала все теснее общаться с Себастьяном. Мы играли в салки и прятки, вместе мерились магической силой. У него потрясающе получалось оживлять на время предметы: куклы начинали ходить сами, деревянные слоны хлопали ушами и издавали трубные звуки. Меня это очень забавляло. Я могла часами наблюдать за сражениями игрушек, по воле Себастьяна куклы танцевали, кланялись…

Наверно, во всем виновата я. Я не должна была так сближаться с Себастьяном, ведь я чувствовала, что Имир обозлится, я должна была понимать… Но я была ребенком. Я не представляла себе, что он может так сильно возненавидеть своего брата и ревновать сестру.

Он нашел не все заклинания Мастера, но ему удалось по разным источникам восстановить то, что отбирало магическую силу. Он пришел ко мне однажды вечером, когда я уже засыпала, залез под одеяло и шепотом рассказал, что хочет попробовать использовать заклинание. Я спросила, собирается ли он использовать его на мне. Он ответил, что нет. Он любит меня, никогда не даст в обиду, не позволит никому прикоснуться ко мне. А сам ласкал меня, пробираясь под ночную рубашку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я так тосковала по нему все эти дни, что не могла отказать или оттолкнуть. Я боялась, что он снова обидится. И я позволила ему ласкать себя между ног. И совсем не ожидала, что это будет так приятно. Ему пришлось закрыть мне рот, потому что я слишком громко стонала.

Он ушел, когда я отдышалась и пришла в себя после того удовольствия, что захлестнуло меня и потрясло. Я не знала, что и думать. Я просто понимала, что не могу больше ссориться с Имиром, не хочу расставаться с ним.

А через несколько дней случилась трагедия: Себастьян вдруг впал в беспамятство. У него начался сильный жар. Мы страшно переживали за него. А когда брат поправился, то оказалось, что он потерял свою магическую силу. Это было ужасное потрясение для нашей семьи, мы всегда гордились нашей кровью и силой. Поэтому мои сестры выходили замуж только за лучших магов. И такая же судьба ожидала меня.

Я бы никогда не подумала на Имира. Но однажды ночью, когда он пришел ко мне, а я еще не ложилась, мои куклы красиво сидели на кровати. И он коротко бросил им: «Вон отсюда!» И игрушки послушно спрятались под кровать.

— Это ты… ты украл силу Себастьяна! Как ты мог!

— Маргарет, она ему ни к чему. Он тупица, а мне сила пригодится. Я воспользуюсь ею лучше.

— Но теперь он никто, он же твой брат, Имир!

Он подошел ко мне и крепко тряхнул за плечи.

— У меня есть только сестра. Только ты, Маргарет. Меня больше никто не волнует! Ты будешь моей всегда!

Я уступала ему. В этом моя вина. Я уступала и молчала. Позволяла делать все, что он пожелает.

Но я не знала, что Себастьян понял, кто стоит за его болезнью и полным жизненным крахом. Как и не знала, что он поклялся отплатить Имиру и мне.

Ты знаешь из дневника, как я познакомилась с мессиром Валерио. Он приехал в Розенбург искать невесту из тех девушек, что были на выданье на балу, но нашел меня.

Имира тогда отослали на обучение в северные земли. И когда он вернулся и узнал, что меня выдают замуж, то поддержал решение родителей. Но ночами продолжал приходить ко мне. Он рассказал мне однажды, что нашел легенду о воине и о том, что в Лысых горах живет Старец. И пообещал мне силу воина, потому что считал, что маг с такой силой становится всесильным и неуязвимым — никто не захочет убить его из страха покончить со всем миром.

— Ты будешь богиней, тебя будут любить все, никто не осудит тебя и меня, мы сможем жить так, как хотим.

Казалось, я любила его, и только потом поняла, что это была зависимость и страх, полное подчинение. И доверяла дневнику многое, иногда выдирая страницы и сжигая их. Сгорала от стыда наутро от того, что делала ночью.

И не знала, что Себастьян все это время следил за нами.

Когда Имир лишил меня девственности и уехал, оставив напуганную и несчастную в ожидании, я в отчаянии металась, не зная, что предпринять. Имир написал мне только один раз, сказав, что в случае трудностей я могу связаться с мессиром Рональдо, а он собирается набраться магической силы, чтобы раз и навсегда отвоевать меня у мессира Валерио.

Когда я выяснила, что мессир Валерио ведет страшную двойную жизнь, то страх лишил меня разума. Я решилась бежать. И сбежала! Все прошло так гладко, что даже не верилось: люди мессира Рональдо ждали меня на границе Лотарингии и проводили к нему.

Но в поместье я оказалась в иной ловушке: я приглянулась мессиру Рональдо, и он попросил моей руки. От Имира не было вестей. И я в ужасе призналась мессиру Рональдо, что не невинна, выдумав, будто мессир Валерио овладел мной до свадьбы силой. Я надеялась таким образом отпугнуть его. Он сказал, что слишком сильно влюблен, чтобы отказаться от меня из-за такой глупости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я согласилась, потому что не знала, что делать дальше. Мое пребывание в Лотарингии было абсолютной тайной, мы собирались объявить о нем уже после бракосочетания. Хуже всего было то, что мессир Рональдо не стал ждать свадьбы, он приказал мне спать у него с того момента, как я дала свое согласие. Я старалась полюбить его, но, кроме отвращения, ничего не чувствовала. Он водил меня на гладиаторские бои, заставлял смотреть, как люди убивают друг друга. А я ощущала себя загнанной на такую же арену, только смерть была бы освобождением.