Бремя удачи - Оксана Демченко

Гюнтер покровительственно кивнул профессору и пошел вперед не оглядываясь. Яснее ясного: тот, кто заказал доставку работника, напрямую не получал оплаты от Штольтца и его империи стали и чугуна. Может статься, он даже не был арьянцем, и это давало повод к большим надеждам и не вполне обоснованным предположениям. К кому приезжал неизвестный, замеченный на вокзале? Или, если святой Иоганн прав, если загадочный невидимка уехал – то куда? Надо еще раз проверить все и уточнить: велика ли возможность неверного определения критической точки в маршруте птицы удачи…

– Я желал бы побеседовать с работником. – Голос профессора Штемпфа прервал поток мыслей Гюнтера. – Поподробнее.

– Если вы имеете в виду ставку, взимаемую мною за услуги устного перевода, – возмущенно бросил Гюнтер, чеканя каждое слово, – то прошу не расставлять мне ловушек. Я не беру денег с тех, кто принадлежит университету. Я патриот, а не торгаш. И ваше заявление не делает вам чести.

– Но я даже и не думал… – испугался профессор, догоняя, обгоняя, разворачиваясь, заглядывая в лицо, смешно пятясь и подпрыгивая. – Просто ваше время… я не знаю, располагаете ли вы им.

– Вы вчера подали знак, исключающий подобные вопросы, – недоуменно напомнил Голем.

– Ах да… Простите, все это так внезапно и так поспешно.

– Принимаю ваши извинения.

Дальше шли молча. Профессор потел и вздыхал, с трудом подстраиваясь под быстрый шаг проводника. Гюнтер думал. Вот и еще один человек, случайно попавший в водоворот событий. Кто он в колоде большой игры? Не козырь, вот уж точно. Так, разменная карта. Неужели профессору не совестно и не стыдно быть на побегушках при его солидном научном звании и немалом авторитете? И что предложено в оплату? Скорее всего просто деньги. Кое-кто так увлекся теорией удачи и ее частными практическими приложениями, что даже студенты у него пишут дипломы на тему тотализатора. Хотя что там писать-то? И так яснее ясного: удача не алгоритмизируется. Она не шлюха возле пивной, а жрица Геро, которой никто не указ в выборе двери.

Гюнтер толкнул низкую калиточку и пошел по дорожке к дому. Обогнул его и остановился, наблюдая во внутреннем дворике интересное зрелище. Круглолицый смуглый Равшан азартно перекапывал клумбы. Видимо, Кюне ему понравился и работник решил напоследок посадить несколько цветков, подобрав их по своему вкусу.

– Что он делает? – удивился профессор. – Вы сказали – ремонт в доме.

– Эй ты! – Гюнтер громко окликнул работника по-ликрейски. – Что ты делаешь? Отвечай без утайки.

Равшан разогнулся, бросил лопату. Потер спину, погладил грязный полосатый рабочий халат, вытирая руки. Прищурился, отчего глаза сошлись в две лукавые щели, а губы растянулись широкой улыбкой.

– Деньги ищу, – доверительно сообщил Равшан. – А-а, ты знаешь, старший брат, ты умный. Я сразу беру плату, я тоже умный. Прячу деньги и тогда уже работаю, без обмана.

Гюнтер перевел. Профессор впал в недоумение. Равшан сощурил веки еще у́же и веселее. Закивал и показал на грядки. И здесь, и поодаль, и вдоль забора.

– Он везде искал деньги? – охрип от недоумения наниматель.

– Ты везде искал деньги? – с укоризной спросил Гюнтер. Не удержался и добавил: – Опять?

– Скажи ему: я зарыл. Память подвела, где – не знаю точно.

– Он не помнит места и ищет повсюду, – перевел Гюнтер.

– Но приметы он запомнил, зарывая свой заработок?

– Приметы какие были?

– Надежные! – быстро закивал Равшан. – Точно на месте, где закопал, лежала тень облака. Надежные приметы… такое круглое, маленькое облако. Ни на какое другое не похожее.

Гюнтер кивнул, обернулся к профессору и начал переводить по возможности точно. И даже нудно. Потому что привычка Равшана повторять эту старую южную байку уже раздражала. Ну один раз. Ну два! В конце концов, не о нем был рассказ. Хотя у каждого есть свой идеал…

Глава 8

Ликра, Белогорск, 4 октября

С недавних пор я нашла новый способ представлять себе удачу, которой я то ли принадлежу сама, то ли служу советчицей и поводырем. Точнее и не скажу. Но мы явно связаны, и это не односторонняя связь. Иногда пугающе обоюдная. Так вот, новое видение…

Все началось с появления урагана по имени Геро. Три дня назад это стихийное бедствие обрушилось на мирный Белогорск. Не знаю, за какие грехи, но мой Хромов пострадал первым. Журналюга, что с него взять. Сам вызвался сделать большую подборку статей о железных дорогах. То есть Потапыч слегка надавил, самую малость пригрозил и заодно обнадежил: ответит на некоторые вопросы для Семкиной тайной книги о значимых людях. Я эту книгу называю иногда манией Семы, а иногда – пенсионными накоплениями. Тетрадка, мирно хранившаяся под полом съемной комнаты, уже теперь разбухла до размеров толстенной папки. Она вызывает у Евсея Оттовича Корша, Платона Потаповича Пенькова и Льва Карповича Соболева – у любого из них – опасения большие, чем происки бомбистов и угроза войны. О каждом из них – и все знают это! – в папке целая глава. Обо мне тоже. Но я-то успею уничтожить записи, если пожелаю. Мне, скажем так, повезет надежнее, чем остальным… Только я Семке не мешаю, не требуется мне это заказное везение в личной жизни. Мы в первые дни осени официально и при двух свидетелях, Томочке и Лешке Бризове, обвенчались в маленькой церкви, прямо в стенах дворца. Мама Лена нас туда отправила. Сказала: хватит морочить голову себе и окружающим. Мама Роберта только там и могла незаметно появиться на церемонии. В общем – обошлось. Без гостей, шума в газетах, нелепых подарков от Потапыча, угрожающе весомых и драгоценных. В последнее время тишина и покой – самое редкое и важное, что есть в нашей жизни. Фамилию я не поменяла. Опять же чтобы не давать повода для газетных сплетен. Не могу сказать, что наши два «да» при свидетелях хоть что-то резко изменили в жизни. Я, наверное, ужасная собственница. Я мысленно с весны числю Сему своим и родным. Он мой маг, высший, а это узы крепкие чрезвычайно и обязательства едва ли не более значимые, чем даваемые в церкви. Тем более с верой в Бога у меня как-то все неопределенно и шатко. По складу ума я скорее инженер, нежели творец. Я обожаю паровозы и все им подобное. Мне подавай железное, чтобы точно и надежно, чтобы знать: сюда заливаем воду, туда бросаем уголь, здесь у нас пар, вот он работает и мы движемся… Паропроводящие трубы, поршень, шатун – это я видела, оно родное и живое для меня. В паровозе есть понятное и рукотворное, но все же чудо. Такое оно мне нравится: соединяющее давнюю идею, труд и талант многих инженеров, опыт литейщиков и иных мастеров, внимание и усердие кочегаров и машиниста. А вера? Что движет этот состав? Каков его пар, насколько надежна машина и велик ли КПД? Наконец, кем положены рельсы и в чьем ведении перевод стрелок?