Мой спаситель - Глиннис Кемпбелл

— Де Ваэру… — выдохнул Клайв. — Но никто и никогда…

— А в следующий раз я могу и не проявить подобного милосердия. — С этими словами он опустил вилы.

Томас отполз назад и направился к выходу, позабыв и о своем мече, и о своем напарнике. Клайв на четвереньках последовал за ним. Дункан кольнул его вилами в зад с силой, как раз достаточной для того, чтобы пираты поспешили убраться за дверь амбара в поисках безопасности. Испанцы вскрикнули и пустились наутек.

Лине стояла с открытым ртом, а вокруг нее постепенно оседала пыль. Она просто стояла и смотрела в спину своего необычного спасителя — на его измятую одежду и спутанные волосы, в которых застряли соломинки. Неужели она все расслышала правильно? Она готова была поклясться, что он назвал ее леди. Он проявил по отношению к пиратам благородство знатного лорда, отпустив с предупреждением, которое ни о чем не говорило. Неужели у этого цыгана все-таки были свои принципы?

Нет, решила она, тряхнув головой, особенно после этой беспардонной лжи, которую он сочинил, заявив, что победил Холдена де Ваэра.

Она отряхнула соломинки со своей куртки.

— Если вы собираетесь и дальше лгать, советую вам делать это более тонко. Холден де Ваэр, подумать только!

Он обернулся к ней, и от ужаса слова замерли у нее на языке. Она молча смотрела, как ярко-красные бусинки побежали вниз по груди цыгана, пачкая белое полотно его туники.

— Вы ранены, — выдохнула она.

Дункан нахмурился и посмотрел вниз. Это? Это всего лишь царапина. Забинтовать ее какой-нибудь тряпицей, и порез заживет за неделю.

— Это ерун… — Святой Боже! Лине стала белой как снег. Она выглядела так, словно вот-вот лишится чувств. Сердце замерло у него в груди. Она ранена? Забыв о своей царапине, он быстро подошел к ней и схватил за плечи, его глаза излучали заботу. — С вами все в порядке? — спросил он охрипшим от волнения голосом.

Она отшатнулась, и глаза у нее закатились, как у перепуганной дамской лошади, когда она вновь посмотрела на его грудь.

— Вы ранены, — пробормотала она.

Он прищурился и быстро осмотрел ее в поисках ран. Она казалась невредимой, слава Богу. Он почувствовал огромное облегчение.

Но она все еще была бледна как смерть.

— Так много крови, — прошептала она слабым голосом.

Ее забота тронула его.

— У меня ее достаточно, миледи, так что можно не бояться, — заверил он ее, задирая подол своей туники и прижимая его к ране, чтобы остановить кровотечение. — Это всего лишь царапина.

Лине перевела дух и заставила себя успокоиться. Если цыган может терпеть такую рану, то и она тоже. Она отвернулась, запустила руку под накидку и оторвала большой лоскут своего нижнего белья. Прикусив нижнюю губу, чтобы та не дрожала, она подошла к нему. Но заставить себя посмотреть на ужасную рану она не могла. Отведя глаза, она доверилась своим рукам и вслепую прижала материю к ране.

Он накрыл ее руку, лежавшую на его груди, своей. В его глазах светилось любопытство.

— Вы никогда не убивали мужчину кинжалом, — сказал он, вспоминая ее хвастовство.

— Нет, — ответила она, слишком взволнованная, чтобы лгать.

— Вы ведь сама кротость, правда, под всеми этими толстыми слоями шерсти, не так ли?

Ее молчание было красноречивее любого ответа.

— Тогда я рад, что пощадил этих двоих, — мягко сказал Дункан. Он осторожно отвел ее перепачканные кровью пальцы, все равно они были не в силах выполнить непривычную для них задачу. — Ступайте, вытрите руки о солому. Я сам перевяжусь, — пробормотал он.

Она посмотрела на свои руки и попыталась представить, что пальцы перепачканы карминовым красителем, а не его кровью.

— Я никогда не выносила вида крови, — с некоторым отвращением пробормотала она.

— Для женщины, не способной видеть кровь, — заметил он, морщась от боли, туго забинтовывая рану на боку, — вы достаточно кровожадны. — Он многозначительно посмотрел на свою ладонь, на которой до сих пор отчетливо были видны отпечатки ее зубов.

Лине покраснела, но, к счастью, от необходимости отвечать ее избавила ворвавшаяся в амбар жена фермера.

— Поль! — заверещала женщина, увидев своего супруга на земле. Ее голос пробудил бедного малого от его неестественного забытья. Женщина с горящими диким блеском глазами набросилась на цыгана с обвинениями: — Вы! Вы — неблагодарный негодяй! Я дала вам хлеба, и вот как вы отплатили мне — избили моего супруга. Убирайтесь отсюда! Убирайтесь!

— Отродье дьявола! Проклятый лгун…

— Как вы смеете! — вскричала Лине, величественным жестом поправив свои юбки. — Послушайте, вы, сумасбродная женщина! Если бы не этот мужчина, ваш супруг был бы уже мертв! А вы! Вас бы сейчас какой-нибудь морской разбойник нес на плече на рынок рабов!

Уголки губ Дункана растянулись в довольной улыбке. Высокомерный ангелочек пребывала в крайнем раздражении. Это был неожиданный поворот — Лине де Монфор встала на его защиту.

Матильда была явно ошарашена. Она вопросительно взглянула на него.

— Кто она?

Дункан изо всех сил постарался сохранить серьезное выражение лица.

— Это, — церемонно начал он, — леди Лине де Мон…

— Матильда? — слабым голосом позвал ее пекарь, Матильда сразу же бросилась к нему. Все остальное было забыто, пока она бормотала слова утешения своему все еще не пришедшему в себя мужу, одновременно пытаясь объяснить присутствие незваных гостей в его амбаре.

Дункан прошептал Лине:

— Мне все еще предстоит заплатить за хлеб и кров. — Он задумчиво нахмурился. — Хотя, боюсь, моя рана затруднит выполнение работы.

— Работы? — прошептала она в ответ. — Какой работы?

— С другой стороны…

— Разве нам не следует сбежать…

— Вы когда-нибудь доили корову?

Она молча уставилась на него.

— Доили? — повторил он.

— Корову?

— Да.

— Вы шутите.

— Ничуть, — ответил он. — Я научу вас. Это несложно.

Конечно же, он шутил. Она не собиралась пачкать свои руки, руки де Монфоров, о коровье вымя. О чем она и поведала ему шепотом.

Он пробормотал ей в ответ:

— Получается, вы хотите, чтобы прошел слух, будто один из де Монфоров украл три каравая хорошего хлеба и не заплатил за ночлег?

Лине поджала губы. В чем-то он был, безусловно, прав. И, судя по блеску в его глазах, он от души наслаждался своей правотой.

В конце концов, решила она, не так уж все и ужасно. Собственно говоря, стоило ей приноровиться, как дойка коровы даже показалась ей приятным занятием. В чем-то оно напоминало ткачество — простое движение повторяется снова и снова, и результат достигается медленно, но верно. Ведро было уже на три четверти полным, но ей не хотелось останавливаться. И не только из-за того, что оказание услуги станет благородным делом и если она честно уплатит свой долг, то продемонстрирует всем, что де Монфоры — люди чести. Лине вынуждена была признать, что это новое занятие доставляло ей удовольствие, хотя и противоречило принципам, в которых ее воспитывали. Она робко прижалась щекой к теплому боку коровы. От животного пахло чем-то сладким, летним, и оно было мягким и теплым, как валяная шерсть.