Тепло наших тел - Айзек Марион

— Ага!

— Ладно, давай еще сбегаем!

Они бросаются по коридору. Стоит ступить на пешеходную ленту, включается электричество, и пол вздрагивает у них под ногами. Мальчик и девочка бегут босиком со скоростью света, скачут вперед, как олени, а позади плывет утреннее солнце. В конце коридора они чуть не сталкиваются с другой группой детей с коробками.

— Закончили, — сообщают дети.

— Круто, — отвечает Алекс. Дальше они бегут вместе. Некоторые до сих пор одеты в лохмотья. Некоторые все еще серого цвета. Но большинство живые. У детей не так много условных инстинктов, как у взрослых. Их всему надо учить. Как убивать, чтобы получалось легко, как бродить без всякой цели, как покачиваться, мычать и гнить с полагающейся скоростью. Но теперь школа закрыта, и они оживают без посторонней помощи, как иссохшие за зиму многолетние луковицы.

Над головой мерцают флуоресцентные лампы, и в динамиках раздается шорох проигрывателя. Какой-то хитрец взломал систему громкой связи.

Сумерки заполняются нежными, ласковыми аккордами, и одинокий голос Фрэнсиса Альберта Синатры эхом отдается в пустых коридорах.

Летом случается чудо… когда небо в лазурной тиши…

Динамики шипят и трещат, искажают звук и иногда глохнут. Игла прыгает. И все же впервые за многие годы застывший воздух аэропорта полон музыки.

На пути к залу прилета, где их ждут новые коробки и новые мотки скотча, дети пробегают мимо бледной фигуры, ковыляющей по коридору. Она бросает взгляд на живых детей, но не пускается в погоню. В последнее время ее все меньше терзает голод. Совсем не так, как когда-то.

Она провожает детей взглядом, пока те не поворачивают за угол, и бредет дальше. Сама не знает, куда и зачем, но в конце коридора ее ждет какое-то белое свечение. Очень красивое. Она ковыляет вперед.

Летом случается чудо… ты сияешь в свете луны… ты влюбляешься, ты влюбляешься… ты хочешь рассказать всему миру…

Она выходит в зал ожидания у выхода номер 12. Здесь все залито утренним солнцем. Что-то не так, как всегда. Стекло, смотрящее на взлетную полосу, заклеено маленькими фотографиями. Кто-то налепил их скотчем в пять рядов — длинная полоса бежит от стены до стены.

Летом случается чудо… но не с каждым. Но если оно случится… да, если оно случится.

Зомби с опаской приближается к фотографиям и замирает перед ними, слегка разинув рот.

Девочка лезет на яблоню. Мальчишка поливает брата из шланга. Женщина играет на скрипке. Пожилая пара нежно обнимается. Мальчик с собакой. Плачущий мальчик. Крошечный спящий младенец. Одна фотография мятая и затертая — семья в аквапарке. Мужчина, женщина и маленькая белокурая девочка, с улыбкой щурящиеся на солнце.

Зомби смотрит на этот загадочный коллаж. Ее бейджик так ярко блестит на солнце, что болят глаза. Много часов она стоит неподвижно. Потом медленно делает вдох. Первый вдох за многие месяцы. Ее обмякшие пальцы подрагивают в такт музыке.

— Р.

Открываю глаза. Я лежу на спине на красном одеяле, подложив руки под голову, и смотрю в ясное летнее небо.

— Что?

Джули пододвигается поближе.

— Как тебе кажется, мы еще увидим летающие самолеты?

Некоторое время я молча думаю, пытаясь поймать в фокус крошечные молекулы, плавающие в моих глазах.

— Да.

— Правда?

— Может, не мы. Но наши дети — обязательно.

— Думаешь, мы многое сможем сделать?

— В смысле?

— В смысле, что мы сможем вернуть? Ведь даже если совсем избавиться от чумы… думаешь, когда-нибудь мы сможем восстановить все, как было?

По небу мечется одинокий скворец, и я представляю, что за ним тянется белая полоса — затейливый росчерк на любовной записке.

— Надеюсь, что нет.

Некоторое время мы молчим. Мы лежим на траве. Неподалеку нас терпеливо дожидается старый помятый "мерседес", тихонько бормоча остывающим мотором. Джули зовет его Мерсиком. Кто эта женщина, лежащая рядом? Настолько полная жизни, что способна поделиться ею с автомобилем?

— Р, — говорит она.

— Да.

— Ты уже вспомнил свое имя?

Мы лежим на склоне холма на обочине разбитого шоссе, а птицы и насекомые исполняют камерные вариации на тему шума дорожного движения. Я слушаю эту ностальгическую симфонию и качаю головой:

— Нет.

— Ты ведь можешь придумать себе новое. Выбирай любое. Какое хочешь?

Я обдумываю эту возможность. Мысленно листаю справочник имен. Запутанные этимологии, мертвые языки, устаревшие значения — все это по традиции передавалось из поколения в поколение. Но я — новая глава. Чистый холст. Я могу положить в основание моего будущего любую версию истории — и я выбираю самую свежую.

— Меня зовут Р, — говорю я, дергая плечом.

Джули разворачивается ко мне. Я чувствую пронзительный взгляд ее солнечных глаз, они будто пытаются процарапаться мне в ухо и изучить, что творится внутри.

— Ты не хочешь вернуть прежнюю жизнь?

— Нет, — отвечаю я. Сажусь, обняв колени, и гляжу вниз. — Мне нравится эта.

Джули улыбается и садится рядом. Перед ней открывается та же картина, что вижу я.

Под нами, как брошенная перчатка, как вызов на дуэль, распростерся аэропорт. После капитуляции скелетов никакого всемирного превращения не произошло. Кто-то возвращается к жизни, кто-то остается мертвым. Мертвые так и бродят по аэропорту, другим городам, странам, континентам — и ждут. Но аэропорт — хорошее место, чтобы начать лечение болезни, поразившей весь мир.

У нас большие планы. Очень большие. И пусть мы идем вслепую — зато не стоим на месте. Все заняты делом, и лишь из-за чудесной погоды мы с Джули решили устроить небольшой перекур и полюбоваться видом. Небо голубое. Трава зеленая. Солнце греет кожу. Мы улыбаемся — ведь именно так мы и спасаем мир. Мы не позволим ему превратиться в гробницу, в братскую могилу, вращающуюся в бескрайней пустоте космоса. Мы эксгумируем себя. Мы сразимся с проклятием, и мы победим. Мы будем истекать слезами и кровью, терзаться любовью и похотью — и мы исцелим смерть. Мы станем лекарством. Потому что мы этого хотим.

От автора

Спасибо Кори Штерн, откопавшей мои рассказы на дне интернет-болота и убедившей меня написать эту книгу, изменившую мою жизнь. Спасибо Лори Уэбб и Бруне Папандреа за то, что они вытолкали ее в свет, и моему гениальному агенту Джо Ригалу, который помог превратить ее в то, чем она стала. Спасибо моему брату Натану Мариону за то, что все эти годы он поддерживал любые мои начинания и верил и в них, и в меня, даже когда все это казалось полным безумием.