Прогулки по Парижу. Правый берег - Борис Носик

Он по-прежнему жил на Западе. За тридцать лет напряженной работы – в Лондоне, Нью-Йорке, Париже – он станцевал множество ролей, он ставил балеты, он снимался в кино, он учил, он дирижировал оркестром. На протяжении многих лет он возглавлял национальную балетную труппу в парижском дворце Гарнье и получил за свои заслуги чуть ли не все высшие французские награды. Он успел реализовать себя как артист. И когда по ступенькам дворца Гарнье, заваленным букетами цветов, возложенными его поклонниками, медленно выносили из театра гроб с телом 55-летнего Нуреева, пришла в потоке других слов соболезнования телеграмма от Олега Виноградова из Кировского театра. В ней были такие слова: «То, что Нуреев сделал на Западе, ему никогда не осуществить было бы здесь».

Он прожил на Западе бурные тридцать лет. Он любил женщин, мужчин, чаще все же мужчин. Его тоже любили многие. И у него были десятки преданных друзей-женщин, от блистательной Марго Фонтейн до знаменитой Джеки Кеннеди-Онассис. Он ни в чем не знал удержу, и вдруг явившийся на пиру радости СПИД, от которого он легкомысленно отмахнулся, омрачил последние годы его жизни страданием и до срока свел в могилу.

Среди строгих и скромных крестов православного кладбища Сент-Женевьев-де-Буа пестрый мозаичный восточный ковер, покрывший последнее пристанище многогрешного гения, виден издалека…

Перед самой смертью, превозмогая недуг, измученный, обессиленный, едва живой, он еще поставил во дворце Гарнье «Баядерку», ту самую, с которой начинались для него Париж и Запад. Ему было трудно сидеть. Он лежал в ложе в шезлонге, и к нему подходили для поздравлений, для последнего прощания. Подошел французский министр культуры, вручил ему еще один орден. Нуреев улыбался счастливою и жалкою улыбкой умирающего…

Он подолгу жил в США, любил Лондон, Италию, но последние годы провел в Париже. У него было здесь две квартиры на набережной Вольтера. Еще у него были квартиры в разных городах, был дом на итальянском острове, а путешествуя, он любил покупать бессчетное количество одежды, халатов, шалей, безделушек, украшений, драгоценностей, произведений искусства – он был богат и любил красивые вещи, любил живопись. Особенно любил картины великого Жерико, воспевшего красоту мужского тела. Его полные вещей квартиры на Кэ Вольтер в Париже журналисты называли «пещерой Али-Бабы». Он завещал учредить на его деньги стипендию для молодых танцовщиков, отдать часть денег на исследования в области СПИДа и еще и еще на что-то, на что уже не хватило денег…

Его хоронили под белоствольными березами и темными елями русского кладбища Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Был прохладный январский день. Музыканты играли мелодию из «Жизели». С тех пор каждый год в годовщину его смерти над могилой его звучит музыка. Я знаю об этом, потому что каждый год «Общество друзей Нуреева» извещает меня письмом. Вскрывая конверт, я думаю, что вот – Париж его помнит. Что его помнят сияющие огнями Большие бульвары…

БУЛЬВАР РИШАР-ЛЕНУАР. КОЕ-ЧТО О МАДАМ МЕГРЭ, НО ГЛАВНОЕ- О БАРОНЕ ОСМАНЕ

Прежде чем устремиться от Больших бульваров к северным заставам города, совершим все же еще несколько прогулок в пределах бульвара, тем более что автор (зовите меня просто гидом) должен сделать несколько запоздалых признаний…

Итак, свернем к югу по одному не слишком широко известному бульвару, носящему название Ришар-Ленуар. Он начинается от площади Бастилии и уходит от нее к северу, к бульвару Вольтера и авеню Республики (avenue de la Rйpublique). Русским поклонникам романов Сименона название это, без сомнения, покажется знакомым, а самые верные из поклонников, вероятно, сразу вспомнят, что именно на этом бульваре и жил достойный инспектор (позднее даже комиссар) полиции месье Жорж Мегрэ, что именно на этих скамеечках бульвара отдыхала его достойнейшая супруга мадам Мегрэ, что именно здесь разворачивались события некоторых из четырех сотен романов Сименона (скажем, романа «Знакомый мадам Мегрэ»).

Ну а знатоки парижской истории вспомнят, вероятно, и то, что бульвар в старину назывался по-другому (назывался он бульваром Королевы Гортензии), да и выглядел он по-другому, ибо раньше посреди бульвара проходил канал Сен-Мартен, так что боковые тротуары шли по берегу канала. Ныне посреди бульвара проходит широкая полоса зелени – чуть не 18 000 квадратных метров сада. Канал Сен-Мартен убрали под землю тщанием знаменитого османовского инженера Бельгранда в 1860 году, а в нынешнем названии бульвара в соответствии с республиканским и буржуазным духом имя королевы вытеснено именами двух инженеров, Ришара и Ленуара, открывших здесь на заре прошлого века первую хлопчатобумажную мануфактуру. Конечно, знаток Парижа может припомнить и еще более почтенные страницы из истории этого бульвара, ну, скажем, вспомнить про «ярмарку железок». Она открыта была особой хартией короля Филиппа-Августа еще в 1222 году и проводилась сперва в центре крошечного старого Парижа на паперти собора Нотр-Дам. Потом она перекочевала сюда, на бульвар, и царила тут многие века. Конечно, бесполезный антиквариат и всякие старинные безделушки вытесняли и тут мало-помалу (как происходит на всех почти «блошиных рынках») все эти некогда жизненно важные железные изделия, а позднее вытеснили и саму ярмарку, мешавшую уличному движению (и что только не мешает этому уличному движению, которое само всем мешает?): ярмарку перевели в Ножан-сюр- Марн и на остров Шату.

Кстати, бульвар славился не только своей «ярмаркой железок», но и двумя (осенней и пасхальной) ярмарками ветчины. Но понятно, что все это преданья старины, более или менее глубокой, а нынешний бульвар, его, так сказать, зеленые насаждения, его широкие тротуары и солидные жилые дома – все это приводит на память более позднюю эпоху, начало второй половины прошлого века, то, что называют «османовским Парижем». И эпоху эту, и давшего ей имя благодетеля французской столицы барона Жоржа Эжена Османа, рожденного в Париже в 1809 году и скончавшегося в том же любезном его сердцу городе 82 года спустя, мы упоминали уже не раз, да все не находилось времени поговорить о нем подробнее. А нужда в этом есть, ибо в истории нового Парижа барон Осман – это немалая глава. Ибо барон Осман был великий преобразователь Парижа, благодетель его, устроитель, суперурбанист, по мнению одних. Но также и палач его, по мнению других, и надо сказать, что спорить о нем не перестают и ныне. Вот только что вышли из печати два номера солидного журнала «Комментарий» с двумя большими и весьма пылкими полемическими статьями о бароне Османе: одна против него, другая – за. Так что же он натворил такого, этот знаменитый барон Осман, что и столетие с лишним спустя не стихают споры о нем?

Начнем с головы, с императора. Будущий французский император Наполеон III, племянник того самого знаменитого Наполеона и сын той самой голландской королевы-изгнанницы Гортензии, родился в Англии и первые сорок лет жизни провел вдалеке от Парижа (то в Швейцарии, то в Италии, то в США, то в Бразилии, то снова в Лондоне). И вот, когда он обосновался наконец, я бы даже сказал – воцарился, в Париже, город этот произвел на него ужасное впечатление.

Новый император был сторонником научного и технического прогресса, и знаменитый Париж показался ему в сравнении с другими столицами мира, особенно с тогдашним Лондоном, просто средневековым городом – лабиринты узких улочек, грязь, антисанитарное состояние жилищ, отсутствие надежной системы водопровода и канализации, благоустроенных мостовых, тротуаров,.. скверов, недостаток школ и больниц. И как можно проехать по такому городу? И как навести в нем порядок в дни, когда бунтует чернь (а она только в 1848 году кончила в очередной раз бунтовать)? В общем, император был полон решимости преобразовать и даже преобразить город, притом как можно быстрее. Для начала он нашел главное – достойного исполнителя своей воли в лице барона Османа.

За каких-нибудь 16 лет эти два преобразователя перевернули здесь с ног на голову все, что складывалось на протяжении многих веков. «Революция!» – в восторге восклицают одни. «Катастрофа!» – мрачно говорят другие. И те и другие согласны, что благоустройство было Парижу необходимо, однако по поводу того, насколько революционными должны быть преобразования старинных городов, мнения чаще всего расходятся. Но императоры редко прислушиваются к чужим мнениям (вспомните хотя бы Миттерана). Император Наполеон III и его верный барон прочертили для начала красным карандашом на карте Парижа «главные магистрали». И все, что стояло на пути этих магистралей, пошло на слом. На слом пошел магический средневековый Париж, каждый метр которого был насыщен историей, напитан медом культуры. На слом пошли улочки, дворцы, дворики, пассажи, церкви, памятники, шедевры архитектуры… Ровные (и, на мой взгляд, скучные) магистрали, вроде бульваров Сен-Жермен и Сен-Мишель, улицы Ренн, авеню Фош и множества других широченных бульваров с их рядами деревьев, дали простор для экипажей (автомобилям все равно тесно). По сторонам их выросли солидные каменные многоэтажные дома с просторными квартирами. В этих домах и кварталах не жили больше вперемежку богатые и бедные – бедные отступали на окраины, туда, где жилье все еще было дешевле. Правда, и внутри домов достаток определял пока высоту, этаж проживания, но с 1867 года неторопливые старинные лифты сделали разницу несущественной (дорого стало везде).