Том 8. Почти дневник. Воспоминания - Валентин Катаев

Но на этом дело не кончилось.

С запада надвигалось новое иго. Это была интервенция четырнадцати держав. И освободительная, народная война украинского и русского народов за свою независимость продолжалась.

Кого только не видела за это время в своих цветущих просторах многострадальная Украина!

Здесь была и британская морская пехота, гонявшая по улицам украинских городов футбольные мячи, и шотландские стрелки в коротких клетчатых юбках, со своими шотландскими волынками, и черные сенегальцы с глазами белыми и выпуклыми, как облупленные крутые яйца, и унылые мокроусые греки в английских шинелях со своими печальными мулами, запряженными в повозки, наполненные всяким ворованным барахлом, и румыны в собачьих воротниках, и многие, многие другие «рыцари» мирового капитализма.

Они вообразили, что в их силах повернуть колесо истории вспять. Они обрушились на Советскую страну. Их первые удары приняла Украина.

И новые интервенты еще раз почувствовали на собственной шкуре, что значит иметь дело со свободным советским народом, поднявшимся, как один человек, на освободительную отечественную войну.

Надо было видеть, как драпали интервенты!

Я помню смятенные улицы Одессы, по которым мчались, задрав хвосты, греческие мулы; с дребезжащих повозок падали на мостовую буханки горохового хлеба, какие-то лоханки, подушки, самовары. Я видел бодрых великобританских витязей, позабывших свои футбольные мячи и, подобрав штаны, бежавших в порт, на свои транспорты. Я видел танки французского генерала Франше д'Эспере, бесславно увязшие в грязи возле станции Сербка, и легендарную конницу Котовского, которая, как смерч, на спинах опрокинутого противника ворвалась в город.

Русские и украинские крестьяне в новеньких московских полушубках, с красными лентами на мерлушковых папахах, с тульскими винтовками наперевес вступили в освобожденный город, в то время как флотилия интервентов дымила грязным дымом на горизонте, как куча горячего шлака, выброшенного в море.

Братство украинского и русского народов закалялось и крепло в горниле революции. Это братство, нерасторжимое ленинское братство освобожденных трудящихся людей, рабочих и крестьян, скрепленное кровью и озаренное сияющими лучами общей победы, с каждым годом становилось все теснее, все непобедимее.

На смену подвигам воинским пришли подвиги трудовые. В неслыханно краткие, воистину легендарные исторические сроки Советская Украина вместе со всей страной победоносно завершила целый ряд войн — войну с разрухой и голодом, войну с отсталостью культурной и технической, революцию аграрную, революцию индустриальную, революцию культурную.

И опять, как в первые годы своего существования, братский русский народ подал руку помощи родной, любимой сестре Украине.

И опять могучий созидательный гений партии осветил путь Украины на новом мирном поприще. Семимильными шагами пошла Украина по ступеням пятилеток, осуществляла их вместе с русским народом и со всеми народами Советского Союза.

Величественные огни Днепростроя, сияние Донбасса, бескрайние колхозные массивы, переливающиеся золотистыми волнами пшеницы, тучные стада на пастбищах, фруктовые сады, бахчи, виноградники… Разве перечислишь все богатства, которые добыла себе Советская Украина, добыла с боя у природы за годы мирного строительства.

И если говорить, что Украина построила Днепрогэс, то это будет неполная правда. Она построила два Днепрогэса, так как однажды Днепрогэс был разрушен фашистскими варварами во время их нашествия.

Чудовищно было это нашествие на Советский Союз! Но так же как и в первый раз, враги были разбиты, уничтожены, развеяны в прах.

Я видел брошенную фашистскую технику, раскиданную по необозримым полям освобожденной Украины.

Я видел войска славного маршала Конева, которые гнали немецкую нацистскую рванину вон из пределов Советской Украины.

Дул весенний ветер. И стаи птиц возвращались в свои родные разоренные гнезда, плывя в крепком, пьянящем, как молодое вино, воздухе возрождающейся Украины.

Прошло еще немного лет, и вот весь Советский Союз празднует тридцатилетие своей милой, родной Украины.

В эти дни мне особенно радостно, и мое сердце рвется на Украину, на мою родину, туда, где в тишине старого кладбища покоятся мои родители — русский отец и мать-украинка. Они лежат рядом в украинской земле, которая вновь цветет неслыханной красотой и счастьем.

Я вспоминаю свою мать с дорогим, смуглым, немного раскосым лицом, вспоминаю, как, баюкая меня, напевала она над моей колыбелью чудесные, незабываемые песни великого украинца Шевченко. Я помню, как мой отец, блестя выступавшими у него на глазах слезами восхищения, читал нам, мне и маме, своим вятским говорком пушкинскую «Полтаву» с ее нечеловечески прекрасной украинской ночью и как они вместе под керосиновой лампой хохотали и нежно улыбались над раскрытым Гоголем, и я никак не мог понять: кто же такой, в конце концов, этот Гоголь? Украинец? Русский?

Спите с миром, мои дорогие старики! Шлю вам свой нежный сыновний привет из близкой Москвы и радуюсь, что я столько же русский, сколько и украинец, и что у нас всех одна душа — общечеловеческая, неделимая на части душа ленинской правды.

Привет тебе, любимая моя Украина, одна из первых стран мира вступившая в нерушимый союз свободных республик!

1948

Великие слагаемые

Недавно я видел Берлин. Вокруг выщербленной, сумрачной громадины обожженного рейхстага, вдоль и поперек исписанной русскими именами, растет бурьян. В пыльных зарослях бурьяна и полыни тонут обломки архитектурных деталей. Нагретый воздух струится над жалкими огородиками превращенного в пустырь Тиргартена, обнесенными ржавым железным ломом. Там, где была знаменитая Аллея победы с ее чудовищно безвкусными статуями, теперь растут капуста и табак-самосад и еще какие-то растения с винно-красными шерстяными кистями, подобными украшениям старой мещанской мебели.

Новая имперская канцелярия представляет собой квартал, засыпанный мелкой щебенкой, по которому бродишь, переступая через ребра фундамента и через остатки внутренних стен, как по мертвым кварталам Помпеи. И в этой мрачной лестничной клетке, которая ведет с поверхности земли вниз, в подземный бункер, где неотвратимый час возмездия застал кровавого маньяка вместе с последними из его шайки, в этой лестничной клетке, почти у самой поверхности земли, стоит тухлая, зеленая вода. Обожженные ступени и заржавленные перила уходят вниз, в мрачный, зловещий омут, в это подземное черное озеро смерти.

И с каким облегчением потом, возвратившись в родную Москву, ходишь по светлым, шумным улицам и дышишь воздухом родины! Лазурное сияние славы разлито над бескрайними просторами советской земли, и незакатное солнце победы освещает наш путь в будущее. Да, великую победу одержал советский народ три года назад. Может быть, за всю историю человечества это была самая большая победа сил мировой справедливости — добра, любви и правды — над самыми страшными, самыми черными силами мирового зла.

Не легко досталась нам эта победа. Не легко и не быстро. Но с первых же дней Великой Отечественной войны советский народ и его могучая Советская Армия неуклонно, неотвратимо шли к конечной победе.

Окончательная победа сложилась из тысяч больших и малых побед в тылу и на фронте. И если всмотреться повнимательнее в сущность этих больших и малых побед, то станет ясно, что в основе каждой такой победы лежала великая нравственная сила простого советского человека, верного сына своей социалистической родины, идущей к коммунизму.

Первый ошеломляющий удар, который нанес советский народ немецкому фашизму, был разгром немецкой армии под Москвой в конце сорок первого года. Я помню исковерканную немецкую технику — орудия, гробоподобные танки с белыми крестами, транспортеры, легковые и грузовые машины, мотоциклы, снаряды, штабеля патронов — весь этот зловещий, мрачный лом, заваливший леса и дороги на запад от Москвы. Я помню синие фашистские трупы, занесенные снегом. Это была великая Победа, показавшая миру мощь Советской Армии и развеявшая миф о непобедимости гитлеровской военной машины.

Это была первая громадная по масштабу и по своим последствиям победа. Но это не была вообще первая наша победа. Это было следствие множества других побед — больших и малых, начиная от героических подвигов наших пограничников, принявших на себя первые удары фашистов, и кончая бессмертным подвигом двадцати восьми панфиловцев. Здесь были и героическая Ельня, и Смоленск, и капитан Гастелло, который, как гений света, на пылающем самолете врезался в гущу врагов; здесь было ежедневное, неутомимое, героическое сопротивление всей Советской Армии, которое планомерно, изо дня в день, нарушало «график» сумасшедшего ефрейтора, мечтавшего «молниеносно» выиграть войну. Это было постепенное превращение «блицкрига» в «блицкрах».