Память (Книга вторая) - Владимир Чивилихин

Немало уже лет живу я по нескольку месяцев в году в лесном уголке Подмосковья, ничем особым вроде бы не примечательном. Ну, правда, идет из-под этой глинистой земли знаменитая по своим вкусовым качествам мытищинская вода, стоит первозданный лес, в котором встретились среди переходных сосен да берез величавые южные дубы со стройной северной елью, но история будто бы обошла стороной это водораздельное место, где сближают свои течения Клязьма и Яуза. Иногда я забираюсь в чащобу и древесные завалы, воображая себя в родной тайге… И вот однажды меня вдруг осенило, что узкое это междуречье большая история отнюдь не миновала — по нему ведь прошла орда Бату-Субудая! И эта догадка натолкнула на первую тайну первого набега орды на Русь…

Взгляните на карту Подмосковья, западные и северные закраины сопредельных областей. Найдите Рязань, стоящую на Оке, и Владимир на Клязьме. Мы же можем проложить точнейший маршрут основных сил орды в начале набега — его сохранила природа. Грабители не могли идти напрямик, через заснеженные и захламленные леса! Это было воинское счастье, а может быть, и точный расчет Субудая, взявшего Рязань в те дни, когда на реках уже наморозило прочные льды. От Рязани орда прошла через Коломну и Москву на Владимир ровными и легкими ледовыми дорогами по Оке, Москве-реке, Яузе и Клязьме. Даже этот единственный залесенный перешеек в несколько километров между течениями двух последних рек пересекался замерзшими приточными ручьями и торной военной дорогой. Такого непрерывного легкого пути Субудай не встретит до самого Селигера, но вот первая загадка тех давних времен. Рязань пала 21 декабря, а у Владимира орда оказалась лишь 3 февраля. Сорок пять дней конное войско шло идеальными зимними дорогами от Рязани до Владимира! Причем на пути от Москвы до Владимира орде не пришлось брать штурмом ни одного города. Если вычесть из этих полутора месяцев пути недолгое Коломенское сражение и задержку из-за штурма Москвы, то все равно остается слишком долгий срок для преодоления сравнительно небольшого расстояния примерно в четыреста километров, которое летом степняки со сменными лошадьми покрывали за четыре-пять дней. Не может быть, чтобы такую медлительность вызвала, например, транспортировка камнеметательных машин — эти довольно простые деревянные устройства можно было быстро сделать в любом месте лесной Руси, да и санный обоз по ледовой дороге проходит в день по двадцать пять — тридцать километров.

Были, знать, другие, очень существенные причины, и путь оказался прерывным и нелегким. Уже в первые полтора месяца набега орда тратила много времени на поиски ежедневного корма для многих десятков тысяч подседельных, сменных и обозных коней, потому что фуражные запасы вдоль рек были минимальными. Голодные кони набрасывались на копны сена, стоявшие в поймах, уничтожали в редких приречных селениях зерно, которого не хватало на всю орду, и мелким разрозненным конным отрядам приходилось в поисках корма делать тяжелые рейды по лесному заснеженному бездорожью, где, очевидно, их встречали отнюдь не хлебом-солью.

В этих лесах и долинах жили потомки вятичей, большого и сильного славянского племени, особый разговор о котором у нас впереди. Привыкшие к трудам, холодам и лишениям, упорные и выносливые пахари, плотники, охотники, плотогоны, бортники, они веками выковывали в себе качества настоящих воинов. Знали в своих местах каждую тропу, передвигались по глубокому снегу на тесовых лыжах или плетеных снегоступах, умели не жалеть себя в схватках. Пружинные самострелы и мечи были у них обиходными предметами, а обычные сельскохозяйственные и охотничьи орудия легко превращались в грозное оружие — шли в дело топоры, косы, ножи, секачи, вилы, рогатины, и каждый русский партизан был в этих условиях сильнее конного степняка с его легкой саблей, луком, стрелами и кожаной защитной одеждой; спешившийся же в лесу степняк становился почти беспомощным. К тому же у него были оголодавшие кони — основной подседельный и приводной; вдоль магистральной этой дороги корм был съеден конями русских воинов.

Декабрист Николай Тургенев писал, что «в величайших опасностях не армия, а народы спасают государства». В снежно-ледяных речных туннелях, где маневренность степной конницы ограничивали непроходимые стены леса, шла, должно быть, народная война, в какую всегда превращались все войны на Руси, если иноземный враг подступал к родным очагам наших предков. На путях конницы возникало надежное средневековое русское средство защиты — лесные завалы, и было, наверное, активное военное сопротивление остатков владимиро-суздальских войск авангарду орды в магистральных снежно-ледяных коридорах, а тылы ее трепали отряды народных мстителей и целые партизанские соединения; история и народная память сохранила нам имя командира одного из них — Евпатия Львовича Коловрата…

Города, стоявшие впереди, готовились, как могли, к обороне, но настоящих защитников-воинов, очевидно, уже оставалось мало — они полегли в Коломне, Москве, на Яузе и Клязьме, в лесах на подступах к столице княжества.

15

Это горькая историческая реальность, что наши предки в открытом бою оказывались бессильными перед многочисленной ордой. Единственной возможностью оказать более или менее длительное сопротивление врагу была защита городских стен. Не все это сразу тогда поняли. Горячие молодые князья, собравшиеся за стенами Владимира, надумали было скрестить с врагом мечи в рыцарском сражении, и только осторожность опытного воеводы Петра Оследюковича предупредила ошибку. Вот как пишет об этом В. Н. Татищев: «Княжичи хотяще, из града изошед, битися с татары, но воевода Петр отрече им а, рекий, яко видя их такое всюду множество, не можем противо им в поле стати, но добре, егда возможем, из забрал оборонятися».

Воевода сказал с оттенком сомнения: «егда возможем», хорошо понимая, что спасения от такой силы не будет и за крепостными стенами, в которых к тому же — это было известно любому полководцу средневековья — войны не выигрываются… В летописях немало достоверных подробностей о способах штурма русских городов, в частности Владимира, о технических и иных новинках, примененных ордой. В. Н. Татищев: «Пороки имяновались снасти стенобитные (или артилерия); великие бревна, на концах обиты железом и на козле повешены перевесом. Оное называется баран. Иные были как пожарные крючья и вилы, чем бревна ломали, ибо городы в Руси были деревянные; а иначе рычаги великие именовали ломы; камение же метали перевесами, самострелами великими, о каковых орудиях в римских гисториях у Тацита и пр, видим… Переметы же не что иное, как мосты через проломы»…

У Владимира штурмующие, во-первых, «начаша туры рядити», то есть строить осадные башни у стен, чтоб оказаться на одном уровне или даже выше обороняющихся и в решительный момент перекинуть через стены «переметы», о которых упоминает летопись. Во-вторых, «пороки ставити от утра и до вечера» — то есть стенобитные машины в большом количестве. В-третьих, «меташа камение в город велие, ими же множество людей избиша» — знать, воистану это были сильные метательные машины, если «велие», то бишь большие и тяжелые, камни летели за стену в город. О мощи осадной техники, которую могла сосредоточить орда, говорит следующее историческое сведение — Толуй и Субудай перед штурмом одного из чжурчжэньских городов приказали изготовить три тысячи баллист, триста катапульт, семьсот огнеметательных машин, семьсот штурмовых лестниц, доставить две с половиной тысячи вьюков с камнем! В-четвертых, «на ночь оградиша тыном около всего города», чтоб создать кольцевую внешнюю крепость для защиты от вылазок из внутренней и полностью отрезать осажденным путь к спасению. В-пятых, на владимирцев должно было психологически подействовать отсутствие в городе великого князя Юрия Всеволодовича, который, должно быть, понимал, что город обречен, но решение уйти в северные леса для организации партизанской войны было принято советом «вся предния мужи», а не единолично.

Он взял с собою только двух сыновцев, то есть племянников, Всеволода и Владимира Константиновичей, оставив во Владимире княгиню и «сыны своя Всеволода и Мстислава и воеводу Петра Оследюковича», хотя «мнозии умнии реша княгинь со всем статком и утварью вывести в лесные места». И нам, сегодняшним, путешествующим в далекое прошлое своей Родины, хорошо бы прочувствовать и понять благородство, трагизм и величие решения князя!.. Орда, наверное, знала, что главы княжества нет в городе, имея и в этом психологический перевес над защитниками крепости. Шестое обстоятельство — перед штурмом предводители орды продемонстрировали преднамеренный кровавый акт жестокости.

Летописи о многом молчат, но местами бывают очень обстоятельными, беспощадно правдивыми, и одно из таких мест — рассказ о штурме Владимира, который мог бы стать сценарной основой для трагичного и поучительного фильма…