Вперед в прошлое. Возвращение пираньи — 2 - Бушков Александр Александрович

Глава X

И обратился я, и увидел под солнцем...

Как иногда бывает, он понимал, что спит и видит сон. Сон был не просто скучный, а какой-то унылый. Мазур медленно шел по раскисшей грязи — не особенно глубокой, и то хорошо — направляясь прямехонько к серой, покосившейся деревянной ограде с распахнутыми створками ворот, где половины досок не имелось. Снаружи у ворот росло голое корявое дерево, похоже, высохшее, но пока не упавшее. И дерево было какое-то серое, и грязная равнина вокруг, и тусклое небо над головой. Горизонт казался очень близким, а небо — низким.

Ему было отчего-то тоскливо и тягостно. Теперь он уже видел, что забор окружает довольно большой кусок земли, и там внутри, множество хаотично разбросанных земляных холмиков, невысоких, оплывших, и там нет ни единой травинки, только та же покрытая раскисшей грязью земля...

Он шел и шёл к воротам, не зная, зачем идет, когда до ворот оставалось совсем близко, две человеческие фигуры двинулись ему навстречу, неизвестно откуда взявшись: миг назад их не было, а в следующий миг они уже были.

Мазур остановился. Потому что узнал их, хотя считал, что забыл начисто. Черноволосая красавица Виктория Барриос, все так же в джинсах и защитного цвета рубашке армейского фасона, и точно так же одетый Пабло Эскамилья, крепыш с аккуратно подстриженной короткой бородкой, с баяном на плече — а ведь здесь совершенно не знали такого музыкального инструмента, как баян, разве что некое подобие маленьких гармошечек, какие в ходу у гаучо, вообще у обитателей сертанов.

Главари «Капак Юпанки», очередного фронта борьбы за что-то против чего-то, двадцать один год назад отправленные на тот свет не кем иным, как Мазуром.

Они выглядели не жуткими привидениями, а самыми обычными людьми. Никаких следов от пуль. Мазур стоял неподвижно, а они, подойдя, остановились в двух шагах от него, и Виктория ослепительно улыбнулась.

— Какая встреча, сеньор адмирал! Как мило, что вы решили нас навестить, забытых...

— Так это... — выцедил Мазур.

— Совершенно верно. — вполне дружески улыбнулся ему Пабло. — Эго и есть ваше личное кладбище. Вы разочарованы его неприглядным видом? Что поделать, с личными кладбищами так обычно и бывает. Понимаете ли, подавляющее большинство тех, кого вы сюда определили, осталось без могил... вот как мы с Викторией. Там, в глубине, есть парочка надгробных памятников — кое-кого из ваших крестников все же похоронили по всем правилам. Но у большинства могил нет.

— Не хотите прогуляться по своему хозяйству? — с той же улыбкой поинтересовалась Виктория. — Вы столько лет и так старательно заботились о нем, пополняли...

- Нет, — вырвалось у Мазура.

— Ну, не смею настаивать, вы тут хозяин, а мы — скромные постояльцы и не распоряжаемся здесь… Быть может, после... Некоторые считают, что хозяева личных кладбищ, когда настает их время, сами занимают на них почетное место. И могут вдоволь общаться со своими подопечными. Должно быть, это очень увлекательно... Так что мы вас с нетерпением ждем...

Мазур не мог шелохнуться — ноги словно приросли к земле. Улыбнувшись ему, Пабло перекинул баян на грудь, растянул меха, ловко пробежался пальцами по клавишам:

Размытый путь и вдоль кривые тополя.

Я слушал неба звук — была пора отлета,

И вот я встал и тихо вышел за ворота,

туда, где простирались желтые поля...

И вдаль пошел, а издали тоскливо пел

гудок чужой земли, гудок разлуки,

но, глядя вдаль и в эти вслушиваясь звуки,

я ни о чем уже не сожалел...

— Хватит! крикнул Мазур то ли им, то ли всему этому серому миру без теней.

Пабло свел меха:

— Вам не нравится?

Откуда ты знаешь эту песню, сволочь? — спросил Мазуру— Ты не можешь ее знать, никак не можешь!

И понял, что никак не может сообразить, на каком языке он с ними говорит.

Пабло сказал мягко:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мертвые знают многое из того, чего никогда не знали при жизни. Вы сами в этом в свое время убедитесь, адмирал.

— Вам здесь очень рады, правда, — подхватила Виктория. — Сейчас все соберутся, все хотят с вами поговорить, пока не представился случай вам здесь обосноваться...

Через ее плечо Мазур видел, как к воротам неторопливо идут люди — по крайней мере, существа, выглядевшие, как самые обычные люди. Впереди шла Мэй Лань, с той же широкой, дружеской улыбкой, двоих шагавших следом Мазур не знал, но это и неудивительно - лиц очень многих, кого он сюда отправил, он так никогда и не видел...

За ними виднеются еще и еще люди, к воротам шагает уже целая колонна. И Мазура вдруг прошила мысль, заставившая зашевелиться волосы на голове: если так пойдет дальше, появится и Аня...

Он рванулся всем телом, словно выдираясь из какой- то липкой паутины, в ужасе, тоске и боли стремясь неизвестно куда, лишь бы подальше отсюда.

И не сразу понял, что вынырнул из кошмара, оказался в реальности, и серый мир без теней растаял... если только вообще был. На лоб ему легла теплая ладошка, и Белль озабоченно опросила:

- Что с вами, сеньор адмирал? Вы так стонали... Вам заснилось что-нибудь плохое?

Сердце колотилось, холодный пот прошиб... Мазур постарался ответить как можно спокойнее:

— Чепуха, Белль. Всем иногда снятся дурные сны...

— Да, мне тоже, очень редко... У индейцев есть наговор от дурных снов, только я его не знаю, надо проговорить с человеком, который знает, мне знаком такой... Вы так стонали...

Она склонилась над ним, опираясь на локоть, все еще выглядевшая озабоченной, перед глазами у Мазура качался золотой католический крестик на золотой цепочке — Белль говорила как-то, что фон Рейнвальды родом из Баварии, а Бавария всегда была германским оплотом католицизма. Еще и поэтому ее прадедушке оказалось гораздо легче врасти в местную жизнь, чем иным юропо-протестантам...

— Что вам приснилось? — спросила она.

— Самое занятное, что я уже и не помню, — лихо солгал Мазур. — Со снами так иногда бывает — выскакивают из памяти, едва проснешься.

— Да, я знаю... Значит, с вами все в порядке?

Уже рассвело. Взяв со столика часы, Мазур убедился, что где-то через полчасика все равно пришлось бы вставать... ну, по крайней мере просыпаться. Проснувшись, они часто и не торопились вставать.

—Все в порядке, Белль, —- сказал Мазур. —-- Подумаешь, дурной сон...

Белль облегченно вздохнула:

— Ну и пошел он...

И добавила, куда именно, практически не сделав ошибок. Мазур поневоле ухмыльнулся. Сегодня ночью Белль — такой уж стих на нее нашел — пожелала расширить и углубить познания в русском языке. В той его части, что пишется исключительно на заборах, частью посвящена отношениям меж мужчиной и женщиной, а частью — общению с теми, кто тебе неприятен. Мазур поддался на просьбы — и состоялся примерно часовой урок русского языка, той самой части, которую преподаватели Белль в разведшколе, пожалуй что, и не знали. Настрого предупредил, правда, чтобы она ничего из этого богатства не употребляла, оказавшись в обществе русских. Белль пообещала.

- Ну вот, - сказала она уже веселее. – Вы теперь выглядите совсем как обычно, такой бурявый…

- Бравый, наверное? – машинально поправил Мазур.

- Да, вот именно – бравый… Сеньор адмирал, у нас сегодня свободный день… Давайте будем погулять по городу?

- Давай, - сказал Мазур.

...Они сидели за столиком полупустого уличного кафе на широкой и довольно тихой авенида Хуарес. Белль увлеченно расправлялась с вазочкой фисташкового мороженого. В последнее время она щеголяла в белом платьице с золотисто-коричнево-синим индейским узором, опять-таки взятым из того альбома и заказанным в мастерской. Означал он нехитрую — и приятную для Мазура истину — «сердце девушки занято», вот только индейцев в столице практически не было, так что некому оценить по достоинству...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})