Восемь - Кэтрин Нэвилл

Двое мужчин неспешно прогуливались в жарком безмолвии оканчивающегося дня. Филидор начал рассказывать свою историю…

История мастера шахматной игры

В возрасте девятнадцати лет я уехал из Франции в Голландию, чтобы сопровождать одного чудо-ребенка с концертами. К сожалению, когда я приехал, оказалось, что девочка умерла от оспы. Я остался один в чужой стране, без денег и надежды их заработать. Чтобы не умереть с голоду, я принялся играть в кофейнях в шахматы.

Этой игре меня с четырнадцати лет обучал знаменитый сир де Легаль, лучший игрок Франции и, возможно, всей Европы. К восемнадцати годам я уже мог победить его, если он давал мне фору в виде коня. В результате я скоро обнаружил, что могу выиграть у любого. Я играл в Гааге против принца Вальдека, пока гремела битва при Фонтенуа.

Я путешествовал по всей Англии, играл в лондонском кофейном доме Слаутера против лучших игроков, включая сэра Абрахама Янсена и Филиппа Стамму. Я победил их всех. Стамма, сириец по происхождению, опубликовал несколько книг о шахматах. Он показывал их мне, а также книги Лабурдонне и Марешаля Сакса. Стамма считал, что я, обладая такими уникальными способностями к шахматам, тоже должен написать книгу.

Я опубликовал ее несколькими годами позже и назвал «Анализ шахматной игры». В ней я изложил теорию о том, что пешки — душа шахмат. В результате я доказал, что пешками можно не только жертвовать, но можно также использовать их стратегически и лозиционно против другого игрока. Эта книга совершила переворот в шахматах.

Моя работа удостоилась внимания немецкого математика Эйлера. Он прочитал об игре вслепую во французской «Энциклопедии», издаваемой Дидро, и посоветовал Фридриху Великому пригласить меня ко двору.

Двор Фридриха располагался в Потсдаме. Пустынный зал освещали лампы, однако никаких художественных изысков, как при других европейских дворах, там не было. Фридрих был воином и предпочитал общество солдат обществу придворных, художников и женщин. Говорят, он спал на соломенном тюфяке, постеленном на досках, и рядом с ним всегда были собаки.

Вечером, когда я должен был появиться во дворце, вместе со своим сыном Вильгельмом прибыл Бах, капельмейстер из Лейпцига, навестить другого своего отпрыска — Карла Филиппа Эмануэля Баха, который играл на клавесине для короля. Фридрих и сам написал музыкальную тему из восьми тактов и повелел старшему Баху сочинить импровизацию на эту тему. Говорили, что старый композитор имел сноровку в подобных вещах. Он уже создавал произведения, в музыке которых были зашифрованы его собственное имя и символ распятия — крест. Он изобретал обратные контрапункты чрезвычайной сложности, где гармонии были зеркальным отражением мелодии.

К требованию Фридриха Эйлер предложил свое дополнение: чтобы старый капельмейстер написал вариацию, в которой было бы зашифровано понятие «бесконечность» как одно из проявлений божественной сути. Король поддержал идею математика, но я видел, что Баху она пришлась не по душе. Будучи композитором, могу сказать, что приукрашивать чужую музыку — весьма обременительное и скучное занятие. Однажды мне пришлось написать оперу по мотивам сочинений Жана Жака Руссо, философа, которому медведь на ухо наступил. Однако вписать в музыкальное полотно столь сложную математическую головоломку… это представляется невозможным.

К моему удивлению, низкорослый и коренастый капельмейстер подковылял к клавиатуре. Его массивная голова была увенчана засаленным, плохо сидящим париком. Густые брови, тронутые сединой, напоминали крылья орла. У него был прямой нос, тяжелый подбородок и постоянно хмурый вид из-за резких черт лица, что выдавало сварливый нрав. Эйлер прошептал, что старший Бах не очень-то любит сочинять по заказу и несомненно, выкинет какую-нибудь шутку в адрес короля. Склонив косматую голову над клавиатурой, капельмейстер заиграл красивую мелодию, которая постепенно поднималась все выше и выше, словно птица взмывала в небеса. Это была разновидность фуги, и, вслушиваясь в ее загадочные хитросплетения, я понял замысел Баха. Не могу сказать, какими средствами он этого добивался, но каждая фраза мелодии начиналась в одной тональности, а заканчивалась на тон выше, и после шести повторений темы, заданной королем, он закончил свою импровизацию в первоначальной тональности. Однако сама модуляция, когда и как она происходила — это оставалось выше моего понимания. Это было творение магии, подобное алхимическому превращению обычных металлов в золото. Я понял, что благодаря искусному построению эта музыка может звучать все выше и выше, до бесконечности, пока не достигнет высших сфер, где будет слышна только ангелам.

— Великолепно! — пробормотал король, когда Бах закончил играть.

Он кивнул нескольким генералам и солдатам, сидевшим на деревянных стульях в скудно меблированной комнате.

— Как называется эта музыкальная форма? — спросил я у Баха.

— Я называю ее «ричеркар», — ответил он. Красота музыки, которую он создал на наших глазах, не изменила хмурого выражения на его лице. — На итальянском это означает «искать, разыскивать». Это старинная музыкальная форма, она теперь не в моде.

При последних словах он бросил косой взгляд на своего сына Карла Филиппа, который был известен тем, что сочинял «популярную» музыку.

Взяв рукопись короля, Бах корявыми буквами написал наверху листа слово «Ricercar», оставив между буквами пробелы. Каждую букву он превратил в латинское слово, и теперь это читалось так: «Regis Iussu Cantio Et Reliqua Canonica Arte Resoluta». В весьма приблизительном переводе это означает: «Песнь, сочиненная королем, претворенная в искусстве канона». Канон — это музыкальная форма, в которой одна и та же мелодия проводится во всех голосах, причем каждый новый голос вступает с некоторым запозданием по отношению к предыдущему. Возникает ощущение, что это может длиться вечно.

Затем Бах нацарапал на полях нот две латинские фразы, которые в переводе читались так:

«Пусть счастье короля растет, как растут значения нот.

И как модуляция восходит, так пусть растет слава короля».

Мы с Эйлером выразили стареющему композитору свое восхищение его работой. Затем мне предложили сыграть вслепую три шахматные партии — против короля, Эйлера и Вильгельма, сына капельмейстера. Хотя старший Бах в шахматы не играл, он с большим интересом наблюдал за игрой. В заключение, когда я выиграл все три партии, Эйлер отвел меня в сторону.

— Я приготовил для вас подарок, — сказал он. — Видите ли, я изобрел новый способ решения математической головоломки под названием «проход коня». Думаю, мне удалось найти самую изящную из ныне известных формулу прохода коня через всю шахматную доску. Но мне хотелось бы отдать ее копию старому композитору, если вы не возражаете. Это развлечет его, он любит математические игры.