Невеста мастера - Сьюзан Дэвис

Какая-то туманная мгла в мозгу не рассеивалась, и Констанс испугалась — уж не случилось ли чего ужасного? Только один человек в этом мире мог принести ей покой.

— Где Лок? Я хочу видеть своего мужа! Элспет поставила поднос на стол, ее лицо выражало озабоченность.

— Да, да, дорогая! Я позову его.

Прошло несколько секунд, и вот Констанс со вздохом облегчения увидела поднимающегося по лестнице Лока. Он был в рубашке с закатанными рукавами, незавязанный галстук вокруг распахнутого ворота. Волосы, судя по всему, непричесаны, он просто пригладил их впопыхах. «Он выглядит усталым», — подумала Констанс, но само его появление уже действовало на нее успокаивающе. Она улыбнулась.

— Лок!

Ответной улыбки не последовало. Лицо осталось мрачным и непримиримым, голубые глаза — холодными, бесстрастными, непроницаемыми. Она сперва ничего не понимала, а потом вдруг лавиной нахлынули воспоминания, — она все вспомнила, и улыбка замерла на ее устах. Констанс пошатнулась — боль и отчаяние, от которых она была избавлена в течение этих шести дней забытья, вернулись в полной мере.

— Констанс? — Элспет тревожно подхватила ее под руку.

— Я… я в порядке. Истерик больше не будет. — Она подняла глаза на Лока. — Это… это от крови.

— Удобное объяснение. — В голосе Лока было такое холодное осуждение, что Констанс содрогнулась.

— Слушайте, мистер Мак-Кин! — протестующе смешалась Элспет. — Она была в таком состоянии, что доктору Тинкерману пришлось ее напичкать успокоительным сверх головы.

— Да, сочувствие — это полезная вещь.

Он ей не верит! Считает, что она все это симулировала! Вот к чему привело неожиданное появление преподобного Тейта с его разоблачениями и ее неловкая попытка защититься. Теперь Лок будет считать, что она его обманула и предала, но ведь она такая же жертва, как и он — никак не меньше! И все-таки она его любит, он ей так нужен — особенно сейчас.

— Я действительно Констанс! — отчаянно выкрикнула она.

— Конечно! — фыркнул он.

— Но я и Лили тоже, — жалобно пролепетала она. — Я была больна в детстве лихорадкой, и с тех пор у меня какой-то туман в голове. Я знаю вроде что-то, но не могу вспомнить. Какое значение имеет, как меня зовут? Ведь это же я!

— Ну, определенное значение это имеет, учитывая особенно то, во что ты нас впутала с этими твоими рассказами. Латэмы требуют даже, чтобы я вернул вознаграждение, которого я не получал!

— Эти деньги у меня. — Она почувствовала, что буквально вязнет в трясине его презрения. — Во всяком случае, большая часть. — Она назвала банк. — Счет открыт на имя Дайлана.

— Я позабочусь, чтобы эта сумма была им возвращена. Ну, что ты еще натворила, чего я не знаю?

Она жалобно заморгала глазами.

— Лок, ну, пожалуйста. Я же люблю тебя!

— Нет уж, хватит с меня твоего вранья. Все!

— Тогда зачем я здесь?

Он отвел взгляд, только легкий тик на лице выдавал его душевное состояние.

— Что же мне — выбросить тебя на улицу, без денег, в таком виде? Мне еще только не хватает, чтобы это попало в газеты!

Выходит, его беспокоит только то, что о нем подумают, до нее и ее чувств ему нет дела. Неужели он обо всем забыл, все перечеркнул? Опять перед ней Железный Мак, а тот нежный, тонко чувствующий мужчина, который так любил, так ласкал ее — может быть, его никогда и не было?

— Я тут не останусь, — только и сумела она вымолвить. — Я уеду в Париж. Я этого всегда хотела. Только этого. Я больше не причиню тебе хлопот.

— Париж? — вмешалась Элспет. — Да ты до двери не доберешься! Мистер Мак-Кин, вы должны заставить ее забыть об этом на ближайшее время. Это же самоубийство!

— Я знаю свои обязанности, мисс Филпот, — холодно отозвался Лок. — У меня и так хватает проблем с инвесторами, после того как все газеты начали перемывать мне косточки, и я не хочу, чтобы они вдобавок думали, что я не способен даже свои личные дела уладить. Констанс останется, по крайней мере, до тех пор, пока не выздоровеет и пока весь этот шум не уляжется.

— Ну вот, дорогая! — Элспет с сияющим видом похлопала Констанс по руке. — Я знала, что все уладится.

Но Констанс знала, что ничего не уладилось — все плохо. Лок считает, что она его одурачила. От него веет холодной враждебностью. Ни прощения, ни примирения не будет. Даже объясниться не получается. Его высокомерная реплика насчет того, что они будут пока жить вместе, чтобы соблюсти необходимый декорум — это не благодеяние, а оскорбление. Первым ее побуждением было послать его к черту с его сверхблагородством. В конце концов, он же бросил ее одну на растерзание демонам зла.

А их голоса между тем отчетливо зазвучали у нее в ушах. Она сжала голову руками в тщетной попытке заставить их замолчать, что вызвало удивленный взгляд Элспет. Да, попала она — без всякой опоры, без сил, без денег, — о каком Париже тут можно говорить? Выхода нет — ей придется воспользоваться его милостыней, которую он с таким презрением швырнул ей как жалкой побирушке.

— Лок, попытайся понять! — сказала она уже в полном отчаянии. — Я, правда, прошу у тебя прощения.

— Хватит! Избавь меня от этого трепа! — его тон был прямо-таки уничтожающим. — Обстоятельства диктуют так, чтобы ты здесь оставалась какое-то время, но не более того. Ты не имеешь никаких прав ни на этот дом, ни на меня, и никогда не имела.

— Я… я понимаю. Я не хочу больше обременять тебя.

— Я и сам об этом позабочусь, — мрачно отозвался он, не обращая внимания на неодобрительный шепот Элспет. Жестким взглядом он буквально пронзал Констанс. — Не строй себе иллюзий. Отныне единственное, что у нас общее, — это крыша.

Констанс содрогнулась. Последний луч надежды потух. Ведь слово Лохлена Мак-Кина твердо, как камень.

Три недели прожить в состоянии, когда у тебя постоянно сжаты зубы и ты не имеешь права ни на секунду расслабиться, — это, видимо, было слишком даже для Железного Мака. Помимо всего прочего, теряешь такие качества, как внимательность и осторожность — вот это с ним и происходит. Лок досадливо потрогал свою перевязанную руку, подходя к дому на Девоншир-стрит. Был погожий майский день, и он вполне мог бы стать для Лока последним. Если бы Тип Мэддок чуть промедлил и если бы не его могучая спина, то этот очередной шпангоут для «Аргонавта», сорвавшийся с лебедки, вполне мог бы его прихлопнуть. В лучшем случае ему бы размозжило руку — правую, а это был бы конец для него как корабела, а так он отделался несколькими синяками и царапинами. Слава Богу — катастрофа в зале суда лишила его уже почти готового судна, гордости, чуть-чуть не привела его к банкротству, да еще эти назойливые репортеры, да любопытствующие знакомые, да нервные инвесторы — порой он думал, что по рассеянности и какой-то растерянности он уже сравнялся с Констанс. При мысли о ней он чуть не завыл. Она, она всему виной, все из-за нее, все нутро у него от нее переворачивается.