В переулках Арбата - Александр Анатольевич Васькин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постепенно в Спасопесковский вновь потянулся народ: оставшиеся в Москве знакомые и те, кто вернулся из эвакуации. Конечно, довоенные разносолы оставалось только вспоминать, но и пустым обеденный стол не был – даже когда главным блюдом был суп из крапивы, все это было со вкусом сервировано. А «после обеда всегда был кофе – тогда его почему-то много и относительно дешево продавали в зеленых зернах. ЛЮ их умело жарила, молола и очень вкусно заваривала с щепоткой соли. Все, кто приходил к обеду или к ужину, старались принести что-нибудь съестное. Борис Барнет принес однажды в кастрюле борщ».
В военном 1943 году Маяковскому могло бы исполниться пятьдесят лет. Отмечая юбилей, «Лиля Юрьевна в виде изысканного десерта сварила сладкую манную кашу, и все ели ее холодную, присыпая корицей. Вообще-то в день рождения Маяковского ЛЮ всегда делала его любимое блюдо – вареники с вишнями. Но в сей голодный военный год муку нигде нельзя было купить, и ни у кого из знакомых ее тоже не было: ею не разрешено было торговать. На юбилей поэта пришло много народу, пришли днем (комендантский час!), каждый принес что мог, и Лиля Юрьевна в хрустальном бочонке смешала крюшон – его всегда ставили на стол во время заседания ЛЕФа». Василий Катанян где-то раздобыл десяток вареных яиц. Из гостей ему запомнились кинорежиссер Лев Кулешов, критик Анатолий Тарасенков, чтец Владимир Яхонтов, актриса Рина Зеленая, художники Михаил Куприянов и Давид Штеренберг.
Важнейшая перемена в жизни Лили случилась в феврале 1945 года – поднимаясь по лестнице к себе домой (без лифта!), от сердечного приступа умер Осип Брик. Так навсегда для Лили исчезла формула тройственного союза. Позднее она сказала, что в своей жизни она любила только его.
В Спасопесковском во второй половине 1940-х годов в гостях у Лили и Катаняна бывали Эльза Триоле и Луи Арагон (своего французского шурина Арагона Лиля ласково величала Арагошей) и их многочисленные друзья из Франции – так называемые «сторонники мира», художники, писатели, музыканты. Визиты в Спасопесковский – непременная часть программы зарубежных гостей, своеобразная явка. Лиля передавала с ними привет сестре и ее мужу, а также посылала в Париж посылки с дефицитными продуктами, получая взамен французскую одежду. С началом хрущевской «оттепели» Лиля и Катанян регулярно выезжали во Францию погостить… Жили они с Катаняном хорошо, сытно, было чем подкормить и талантливую творческую молодежь.
Впрочем, не только молодежь. Лиля Юрьевна соседствовала с Мартиросом Сарьяном, который жил рядом, в Карманицком переулке, дом № 2/5. Василий Катанян утверждал, что из окна их квартиры были видны окна Сарьяна: «Иногда они говорили по телефону, одновременно смотрели друг на друга в окно и смеялись. Помню, что несколько раз кто-то от Сарьянов приносил ЛЮ сациви, или лобио, или всякую зелень, присланную из Еревана. Это было так просто – перейти переулок. ЛЮ в ответ передавала итальянский ликер, который появился в Москве в начале пятидесятых, коробку конфет или французские газеты».
В 1952 году в Спасопесковском переулке впервые появился «Робик» – так по-домашнему звала Лиля Брик Родиона Щедрина, ныне выдающегося композитора, последнего русского музыкального классика. Приятель бедного студента консерватории, поэт Владимир Котов («Не кочегары мы, не плотники…»), вхожий в салон, предложил ему: «„Пойдем к Лиле Брик, она и деньги дает на такси, и кормит“. Я удивился: разве она еще жива? „Жива, у нее рояль есть, слабаешь свой „Левый марш“ или „По морям, играя, носится с миноносцем миноносица“. Я ведь уже писал музыку на стихи Маяковского“. Так вспоминает – тепло и хорошо – Родион Константинович.
„Родион, вы композитор!“ Салон Лили произвел на Щедрина неизгладимое впечатление, он попал словно на другую планету: „Мне было почти двадцать, мы росли на такой скудной эстетической диете, – а тут висят на стенах автопортреты Маяковского, картины Пиросманишвили, конструктивисты. Это был не такой салон, как, знаете, сейчас могут богатые немцы пригласить послушать какого-то скрипача… Нет-нет, тут было такое общение, личностное. И не было тут „золотой молодежи“… Шестидесятники были скорее голодранцы. Я не считал обидным, что Лиля Юрьевна давала мне деньги на такси“. Лиля опекала Робика, подкармливала его, познакомив с Тышлером, Шкловским, Арагоном и Триоле, Пабло Нерудой. Она не раз просила поиграть для них на рояле „Берштейн“: „Словом, я „слабал“ свой „Левый марш“ – и если бы Лиле Юрьевне и ее мужу, Василию Абгаровичу Катаняну, не понравилось, я бы не был принят в их салон, – и ничего бы не произошло. Я бы не встретил ни Майю, ни Андрюшу Вознесенского“.
Последний салон Брик возник на Кутузовском проспекте, куда они вместе с Катаняном переехали из Спасопесковского в 1958 году. Необходимость подниматься на пятый этаж без лифта осложняла жизнь стареющей Лиле, потому квартиру и обменяли. Совпадение это или нет, но одновременно с ними в дом заехала еще одна пара – молодой, но подающий большие надежды советский композитор Родион Щедрин и его супруга Майя Плисецкая. Плисецкая – Щедрин и Брик – Катанян дружили семьями. Да что там говорить – именно в салоне на Арбате композитор и балерина и познакомились, Лиля свела их, подтвердив подозрения московских кумушек в том, что она занимается еще и сводничеством. Не знаем, было ли так на самом деле, но если Лиля выступала еще и в качестве свахи, то это ей удалось несравнимо лучше, чем в гоголевской „Женитьбе“, учитывая долгий брак композитора и балерины. Для них она стала больше чем подругой.
В дальнейшем Катаняна и Щедрина связали творческие узы. Щедрин сочинил музыку к его пьесе „Они знали Маяковского“, а Катанян написал либретто для первой оперы композитора „Не только любовь“. Однако в 1962 году их пути неожиданно разошлись: „Элик, любименький! Любочка ходила по магазинам, говорит – есть хорошенькие всякие шубки, например скункс, нутрия… Я еще не смотрела, боюсь ходить туда, где толпятся, сильный грипп в Москве. Жду от тебя ответа, из чего и какую ты хочешь шубку… Мы перестали встречаться с Майей и Робиком. Они чудовищно распустились, забыли о „пафосе дистанции“. Кроме того, Робик оказался плохим товарищем. Вася очень огорчался, а я равнодушна – Майю мне уже несколько раз пришлось отчитывать. У обоих „головокружение от успехов“. Мне это всегда было противно. Желаю им обоим всего хорошего. Мы им больше не нужны, а они нам нужны никогда не
