Брандвахта - Александр Викторович Горохов

алкашей, которые «набирались» с утра, когда мы с Васькой ехали в Салават.

— Иван Романович говорил, что они были очень агрессивно настроены, что-то орали, махали руками, оружием. Кто-то кинулся к Наташе, и Андрей выстрелил в него, — рассказывая, плакала Надя. Женя тоже стрелял. И Наташа. А потом стали стрелять по ним. Андрею пуля из ружья угодила прямо в сердце, он мгновенно умер. В Женю попало несколько зарядов, но он ещё пару раз выстрелил. А Наташа… Её вряд ли хотели убивать, они не за тем шли. Скорее всего, кто-то промахнулся, и заряд картечи попал ей в голову. Несколько дробин в височную область…

Да, смотреть на мою любимую было жутко. Крупные свинцовые шарики пробили не только височную кость, но и нос, левую щёку, шею.

— В Ивана Романовича тоже стреляли, когда он выбежал с ружьём. Ранили в ногу, и он уполз в дом, успел калитку закрыть. А эти… Эти пошли к сюда. Лёша, услышав стрельбу, а потом ещё и крик Ивана Романовича по рации, поднял трап. Ребята на буксире тоже развернулись и рванули к нам на помощь.

Бывший прапорщик, как и я когда-то, загнал женщин в помещения и принялся отстреливаться. Но у меня тогда имелась баррикада, а он оказался практически на открытом пространстве. И толпа пьяни, среди которой было много «чужих», оказалась уже разъярена гибелью товарищей.

— Они разбежались, только когда из Белой буксир показался. Их этот… Сиплый подзуживал.

— Сипатый, — машинально поправил я фамилию местного «предпринимателя».

— Может быть. Орал, что все женщины, кроме какой-нибудь одной, им достанутся, а из нашего сахара они смогут самогон гнать целый год.

— Те подранки, которых я добивал, визжали, что это они не сами додумались, это он их подбил и науськал, — добавил Серёга.

Спасти Алексея Наде не удалось. Умер от полученных ран примерно через час…

44

Очень хотелось сбежать куда-нибудь, да хотя бы в тот же «курятник» на пляже, глотать рюмку за рюмкой водку и рыдать в голос. Как рыдает Васька, ушедший в свою каюту. Парень сдерживался, когда хоронил то, что осталось от матери, но не теперь, когда потерял ещё и последнего родного человека. Но с ним Рита. А со мной? А мне никого не надо сейчас рядом! Никогошеньки! Но не могу и прогнать прочь ни Сашу Некрасова, сосущего валидол, ни Надю Бивалькевич, для которой мой брат тоже не был чужим, ни прочих растерявшихся девчонок. Не могу. И не имею права. Они ведь ждали здесь меня. Вон, даже Григорий с Серёгой посматривают так, словно теперь именно я «разрулю» все возникшие проблемы. Пока с вопросами не лезут, но у них же на мордах написано, что ждут, чего я скажу.

— Могилами ещё не занимались?

Спросил, и сам не узнал свой голос.

— Нет, Максимыч. Хрен их знает, этих уродов, не явятся ли они закончить начатое, — покачал головой «капитан». — Их хоть всего штук десять сбежало, но ведь могут же и ещё кого найти.

— Тогда займитесь. Втроём. Саша, поможешь? Только двое копают, а третий сторожит с автоматом в руках. И не надо копать на каждого. В одной, побольше обычной, всех четверых похороним.

А вон и Дед, опираясь на палку, ковыляет. Переселение в тот самый карьер мы всё равно закончим: слой то ли нефти, то ли мазута продолжает течь по реке, а плёнка нефтепродуктов уже мажет бетонные борта брандвахты. Вот и спрошу старика, едет ли он с нами.

— Еду, — кивнул он. — Эти же скоты помнят, что я в них стрелял. И «красного петуха» подпустить мне им ничего не стоит.

— Если успеют, — пробурчал я.

«Отшельник» внимательно на меня глянул, но я продолжать разговор не стал.

— Тогда иди, дядя Ваня, собирайся. Ребят похороним, и отплываем. Нам дотемна надо на новом месте быть.

— Не успеем, — чуток подумав, покачал головой Кречетов. — Небыстрое это дело, могилу копать. И этих тварей надо бы сплавить: нам же потом здесь всё равно жить, и лучше это сейчас сделать, чем потом с ними, «благоухающими», возиться.

Да, знает Дед, как мы поступаем с подонками: так, чтобы от них даже могилки не осталось.

— Знаю, что небыстрое. Только вчера их две вырыл. Одну для матери Васи и… Наташи, а вторую — для Садыка.

— Так и он тоже…

— И он, и Лили его больше нет…

И я рассказал, что мне было известно о судьбе этих ребят. Старик только желваками играл, слушая. А Бивалькевич, так и оставшаяся сидеть на палубе, широко распахнула глаза и вгрызлась зубами в кулак, сдерживая эмоции.

Минут через пять Надя увела его осматривать рану.

— К Ваське загляни, дай ему чего-нибудь успокоительного, — попросил я.

А рядом со мной, возле тел погибших, уселась убитая горем Люся Вострецова. Глаза — опухшие от слёз, красные.

— Мы, перед тем, как в поход идти, планировали этой осенью свадьбу сыграть… А вон оно как получилось…

Все мы что-то планировали. Но в нашу жизнь, в жизнь всех обитателей планеты Земля, вмешался этот чёртов протуберанец, и всё пошло наперекосяк. И продолжает идти вразрез с нашими планами. Я, вон, не зная, что Наташа уже мертва, прошлой ночью планировал при случае спросить у Саши Некрасова, не может ли он попробовать убрать у неё эту самую спиральку, чтобы мы могли завести ребёнка…

— Может, всё-таки, поедите что-нибудь?

Удивительно, но взгляд у Бородиной сегодня самый обычный. В нём светится не «я бы тебя оттрахала прямо сейчас», а простая человеческая забота.

— Не могу. Не полезет. Давай, дождёмся, когда мужики вернутся с кладбища. Некрасов, который с нами приехал, наверняка с голоду подыхает: мы же утром только слегка перекусили. Да и Григорий с Серёгой проголодаются. А там, глядишь, и Вася чуть успокоится.

Проводили Ивана Романовича, которому Надежда сделала перевязку, и я её порадовал информацией о том, какая специальность у Александра.

— Да, я помню его. Его многие в городе знают. А у Васи там ещё теперь и Светлана. Кажется, начал успокаиваться.

Они с Люсей ушли, а ко мне подсела Фая. Тоже подавленная произошедшим. Похоже, они действительно устроили дежурство рядом с погибшими мужчинами. Подсела и молча прижалась к моему плечу, глядя на прикрытое простынёй лицо Алексея. Так молча и просидела, пока на дорожке не появились «могильщики».

Прав был Дед, присоединившийся к нам уже около