Сонет с неправильной рифмовкой. Рассказы - Александр Львович Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь нужно сказать, что, по неприятной советской традиции, до сих пор еще не изжитой, коллекционер и антиквар вечно ходят у нас в подозреваемых, хотя степень административных угроз сильно разнится в зависимости от объекта собирательства. Хуже всего тем, кто коллекционирует советские награды — это прямо запрещено законом, так что всякая торговля ими по умолчанию носит криминальный характер. В советское время тяжело было собирателям икон: впрочем, сами они тоже немало для этого постарались, организуя целые экспедиции в полузаброшенные деревни, чтобы правдами и неправдами (чаще неправдами) изымать их у законных хозяев. Солоно приходилось и нумизматам, поскольку их невинные кругляшки подпадали под действие рестрикций, касающихся оборота драгоценных металлов. При этом открыточники и филателисты практически блаженствовали, ибо их деятельность прямо поощрялась государством (есть в этом что-то от практики перевода героиновых наркоманов на облегченные и контролируемые аналоги). После исчезновения советской власти картина немного поменялась: так, собирательство икон сделалось занятием довольно респектабельным, а нумизматы, что называется, вышли из тени — хотя, конечно, милицейский фактор никуда не делся.
На этом фоне коллекционирование предметов археологии (или, как у нас говорят, копанины) находится примерно посередине шкалы, чуть ближе к тому ее концу, где слышится звон наручников и тихое пение «С Иркутска ворочуся…». Во-первых, по закону, все, что ты нашел в ничейной, а даже и в своей собственной земле, изначально принадлежит любезному отечеству. Во-вторых, есть какой-то дополнительный закон об охране археологических памятников. При этом сам оборот древностей не воспрещен, так что формально владение ими, продажа и покупка преступлением не являются. На деле все сложнее: хотя черных копателей, тягловых лошадей практической археологии, никто не любит, в практическом смысле они тысячами невидимых нитей связаны с археологией официальной — здесь мы вступаем на весьма тонкую почву (метафора, ввиду предстоящего рассказа, довольно рискованная), так что, как писали в старину, набросим покров умолчания на эту тему. Для дальнейшего важно, что любой человек, обладающий минимальными знакомствами в антикварной среде, без всякого труда отыщет себе поставщика археологического товара. Конечно, рекомендующий вам контрагента гарантирует только, что тот при составлении очередной негоции не зарежет вас и не уйдет, помахивая неправедно добытым бумажником. Подлинность предметов или легальность их происхождения каждый покупатель определяет или обсуждает самостоятельно.
Меня это вполне устраивало: на волне нового увлечения я собрал небольшую библиотеку исследований, посвященных этим железкам (включая прередкий финский атлас, долго тащившийся малой скоростью из далекого Оулу), так что общее представление о «пермском зверином стиле» имел, полагаясь в остальном на интуицию и четвертьвековой антикварный опыт. Несколько осторожных звонков и вскользь брошенных замечаний заставили вскоре материализоваться из небытия человека по имени Василий, специалиста как раз по тому сорту предметов, который был мне нужен. Василий носил днем и ночью, не снимая, дымчатые очки на пол-лица, ездил на затрепанном огромном «Додже», которым явно гордился, и вообще, похоже, черпал жизнестроительное вдохновение из низкопробных американских фильмов: сам я кино не люблю и в нем не разбираюсь, но такая плотность образа, кажется, невозможна без референсных отсылок, а ничего похожего в доступных мне областях я не находил. Впрочем, все это не важно. На заднем сиденье «Доджа» (все наши встречи происходили в его прокуренной машине, обитой розовым плюшем, навевавшим мысли об утробе) он возил чемодан-дипломат из шкуры искусственного крокодила, в котором лежали коробочки с живо интересующим меня содержимым. Думаю, кстати, что менты, духовно окормлявшиеся в том же культурном слое, должны были тормозить его постоянно. Как сейчас помню, в первую нашу встречу я купил одну особенно поразившую меня фигурку, очень распространенную среди пермских иконографических типов: человеческую семью, только очень вытянутую, как будто сделанную местным финно-угорским Эль Греко, в окружении чело-веко-лосей. Каким-то неземным спокойствием веяло от нее, удивительным чувством защищенности: всем тем, чего нам так не хватает в жизни.
Наши встречи с Василием сделались постоянными. Приблизительно раз в две-три недели он звонил мне, причем чуть ли не каждый раз с нового телефона, и говорил хриплым голосом: «Давид? Это я, Вася. Сегодня в три где обычно?» График у меня свободный, так что я почти всегда соглашался. К трем часам я подходил к большому универсаму недалеко от моего дома; обычно «Додж» уже стоял там, пыхтя мотором и нагоняя внутрь машины, смотря по сезону, прохладный или теплый воздух. Впрочем, клубы табачного дыма, испускаемые Василием, делали климатические обстоятельства несущественными: думаю, что, если бы он подвесил сзади на веревочку стайку каких-нибудь скумбрий, к концу поездки они были бы уже копчеными. «Сигаретку?» — спрашивал он меня и на этом светская часть заканчивалась. Дымя, как индейцы, мы начинали перебирать и разглядывать привезенные им фигурки. Вел он себя для антиквара вполне прилично: цен не задирал, разбавить подлин-ные вещи фальшивыми не пытался и, вообще, был, кажется, не слишком алчен: впрочем, я, привык-нув находиться на его стороне прилавка и хорошо представляя, какие черты особенно неприятны в покупателях, старался его не раздражать.
Так за полтора-два года я собрал неплохую коллекцию. Тема моя хороша была двумя обстоятельствами (помимо того, что нравилась лично мне): своей экзотичностью и постоянным притоком новых вещей. Для тех, кто далек от собирательства, поясню: человек может коллекционировать что угодно, хоть пивные банки, дело в любом случае хорошее, но минимальное денежное наполнение собрание получит, лишь если его предмет так или иначе связан с искусством. Нет, конечно, и конфетные фантики через сто лет начинают чего-то стоить, но я говорю про нормальный собирательский цикл: коллекция — каталог — продажа — и все это при жизни одного индивидуума. Как всегда бывает в сложных системах, любое правило требует множества оговорок: понятно, что честному миллионеру ничего не стоит собрать, например, коллекцию утюгов, успешно ее замузеить и даже брать деньги за вход, но все это будут случаи маргинальные, я же говорю о системе. И если уж вы собрались коллекционировать искусство, принципиально важно, сколько людей потоптались на этой полянке перед вами, а сколько топчутся одновременно прямо сейчас. Так, например, если энтузиаст из Балашихи решает в 2020 году
